НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Человек среды

Варвара Малахиева-Мирович. Маятник жизни моей. Дневник русской женщины 1930–1954. — М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2016. Автор проекта и предисловия Наталья Громова

                                                                                                           Я говорю про всю среду,
                                                                                                                  С которой я имел в виду
                                                                                                                  Сойти со сцены и сойду…

                                                                                                                                   Б. Пастернак

Дневники, составившие эту книгу, едва ли предназначались для чужого глаза, тем более — для печати. Но их автор обладала острым, внимательным зрением, тонким, различающим шумы времени слухом и стремлением осмыслить пережитое, не щадя собственного самолюбия и сохраняя при этом гордое человеческое достоинство.

Жизнь Варваре Григорьевне Малахиевой-Мирович (1869–1954) досталась долгая, а пришлась на время во всех отношениях переломное. «Чем столетье интересней для историка, тем для современника печальней!» — как писал поэт Николай Глазков. Печалей столетья В.Г. Малахиева-Мирович хлебнула хоть и не в самой полной мере, чудом избежав ГУЛАГа, но достаточно. Причины их поняты еще в 1933 году, запись от 31 июля: «За то, что я, мы — интеллигентский класс — имеем возможность читать, думать, творить, за то, что мы знаем Шекспира, Байрона, Данте, Герасимов [председатель жакта], который с трудом одолевает «Рабочую Москву» и полжизни — на заводе, ненавидит нас прочной, тяжелой, завистливой ненавистью».

И эта ненависть новых хозяев жизни сказалась самым драматичным образом на судьбах людей, знающих Шекспира, Байрона и Данте.

Запись от 13 апреля 1935 года: «Мысль (болезненная).

Мы, я и сверстники мои, интеллигенты, — дети предрассветной, переходной, нет, не переходной, а переломной и при этом костоломной эпохи. И перелом этот, сокрушающий кости, может быть, отменяющий их во имя нового органического строения души, прошел через так называемых декадентов — Брюсова, Сологуба, Гиппиус, Добролюбова, Белого и др. Кто не был, как я, настоящим декадентом, все равно переламывал свои кости…». Голова при этих переломах оставалась ясной, трезво оценивающей происходящее во внешнем мире. Вот запись год спустя, 21 июня 1936 года: «Два крупных события в общественной жизни за последние месяцы: Конституция и смерть Горького. Конституция составлена умно, широко, многообещающе. Но в газетных лепетах вокруг нее — незрелость, несамостоятельность, рабий тон. Привыкли к диктатуре, и в крови еще продолжает гудеть «благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего» земной поклон и колокольные трезвоны в сторону власти, кем бы она ни олицетворялась. Таковы интонации большинства попавших в «Правду» обсуждающих конституцию голосов». В тот же год, 25 августа: «Москва в кровавом тумане. Зиновьевско-каменев­ский процесс. С одной стороны замыслы целого ряда убийств из-за угла. С другой — 16 казней. Газетчики, кто искренно, кто за построчную плату и для выслуги перед начальством, вопят: крови, крови! Истощили лексикон допустимых цензурой ругательств».

Как ни откровенен дневник, но всего и ему не доверишь: «День под знаком Имени и Жизни Ириса (ласковое прозвище ближайшей подруги В.Г. Малахиевой-Мирович — Евгении Николаевны Бируковой — М.Х.), моей материнской и дружеской любви к ней и ее — дочерней и дружеской ко мне. Да будет благословенно все, что она внесла в годы моих скитаний на этом свете. И трижды благословен да будет скорбный и высокий путь ее…» А речь здесь идет об аресте Е.Н. Бируковой, осужденной на пять лет лагерей.

Личная жизнь Варвары Григорьевны не сложилась: были платонические романы с доктором Покровским; будущим депутатом Учредительного собрания и первой жертвой матросов-красногвардейцев А.И. Шингаревым; дружба с философом-веховцем Львом Шестовым; мучительный четырехлетний брак с доктором Лавровым, а позже — десятилетний с Михаилом Владимировичем Шиком, впоследствии священником.

И угла своего не было. До конца жизни В.Г. Малахиева-Мирович скиталась по московским квартирам, воспитывая чужих детей, какое-то время жила в особняке в Малом Левшинском, 7. Собственно, благодаря этому адресу и появилась на свет эта книга. История дома, снесенного в 1962 году, и его незаурядных обитателей — доктора Ф.А. Доброва и его семьи, мыслителя, автора «Розы мира» Даниила Андреева — привлекла исследователя литературной жизни той эпохи Наталью Громову, которая отобрала и прокомментировала дневниковые записи: в свое время она принимала в дар Дому-музею Марины Цветаевой архив семейства московских интеллигентов Бессарабовых, в недрах которого хранились дневники.

Последний же адрес В.Г. Малахиевой-Мирович — Глинищевский переулок, д. 5/7, дом актеров МХАТа, квартира народной артистки СССР А.К. Тарасовой. Здесь прошли для автора дневника самые тяжелые нравственные испытания, известные по летучей фразе Данте: «Горек чужой хлеб, круты чужие лестницы». Варвара Григорьевна — подруга гимназических лет Лионеллы Николаевны Тарасовой, матери будущей звезды театра. К ее дому и, соответственно, дому Аллы Константиновны судьбой прибило В.Г. Мирович. Запись 29 декабря 1940 года: «…Какое шелудивое слово «приживание»! От него чешется голова, горят уши и поднимается от недр души мозговая тошнота.

Еще недавно я все же считала, что в условие обмена входило мое право жить в этой семье как «член семьи», пока не умру. Так говорилось при обмене. На днях же у Леониллы, в недобрую минуту, вырвалось соображение, что мной уже съедена до конца стоимость моей жилплощади. Кто поручится, что она не делилась этой мыслью с Аллой».

В повседневности как-то забывается, что и Алла многим обязана Варваре Григорьевне, которая с младенчества воспитывала великую актрису, дала ей даже домашнее прозвище Ай. И всю свою нерастраченную энергию материнства отдала этой девочке, подростку, девушке. А в те годы, когда на плечи молодой еще женщины обвалилась невероятная слава (едва ли не до 80-х годов абитуриентки театральных вузов подражали монологу Анны Карениной в исполнении Тарасовой), помогла ей вынести испытание медными трубами. И главное — присутствие в доме Варвары Григорьевны сохранило в нем атмо­сферу интеллигентной среды. Когда мужем Тарасовой был И.М. Москвин, это было немудрено, при генерале Пронине оказалось значительно труднее.

Имя Варвары Григорьевны Малахиевой-Мирович, несмотря на то что в начале ХХ века в декадентских журналах и альманахах печатались ее стихи и критические заметки, а также совместный с М.В. Шиком перевод монографии У. Джеймса «Многообразие религиозного опыта», к началу века нынешнего мало кому известно. Только в 2013 году вышел в свет сборник ее стихов «Хризалида» (М.: Водолей. Составитель Т. Нешумова). Однако жизнь этой незаурядной женщины сложилась так, что она оказалась среди людей, имена которых стали символами эпохи: Лев Шестов, Даниил Андреев, Владимир Фаворский, Игорь Ильинский. Да, они были выразителями… собственно, чего? — Тех интеллектуальных бесед с людьми, оставшимися неизвестными и как бы передавшими им право говорить. Книга дневников Варвары Григорьевны — памятник не отдельным личностям, а всей среде русской интеллигенции, на долю которой выпали тяготы минувшего столетия.

Михаил Холмогоров