КНИГА КАК ПОВОД

Об авторе | Артем Эдуардович Скворцов (р. 1975) — филолог, доцент Казанского федерального университета, доктор наук. Автор более ста двадцати научных и критических работ. Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Арион», «Октябрь», «Philologica», «Вопросы литературы», «Полилог» и др. Лауреат литературных премий «Эврика» (2008), «Anthologia» (2011) и «Белла» (2016). Живет в Казани.

Артём Скворцов

Сотканное

Для русской поэзии рубежа тысячелетий настало время собирать камни.

В постсоветский период много и небезосновательно говорилось о поэтическом расцвете, но в последние годы в культурном пространстве отчетливо проявилось желание обозначить и осмыслить то, что, собственно, произросло и расцвело. Свидетельство тому — стремление подвести промежуточные итоги и со стороны «практики», и со стороны «теории». Так, заметна тяга поэтов и издателей к антологизму1, появились филологические и критические работы, в той или иной степени претендующие на создание некой общей картины.

Впрочем, книг, посвященных состоянию русской поэзии последних тридцати лет, на удивление мало2. При этом далеко не в каждой ставится задача максимально полного описания или, тем более, представления концепции развития нынешней русской поэзии. Чаще исследователи собирают под одной обложкой отдельные статьи, касающиеся конкретных авторов или разных проблем.

Что потенциальные аналитики зачастую «уклоняются от своих прямых обязанностей», было подмечено отнюдь не вчера: «Днем с огнем не сыщешь автора, который взялся бы сосредоточенно и ответственно объяснить, что происходит, допустим, в современной поэзии и как там сегодня обстоит дело с табелью о рангах, с соперничеством дарований, с соотношением прозаизмов и поэтизмов, с традициями и новаторством, да мало ли еще с чем. Внятных высказываний о стилевых тенденциях и жанровых трансформациях я что-то давно не слышал . И это грустно. Потому что единственное, другим не присущее знание, которым мы располагаем, — это знание контекста»3.

С тех пор, как прозвучали эти справедливые слова, ситуация изменилась не сильно. Тому есть объективные причины. Во-первых, современная русская поэзия не­обычайно широка. Во-вторых, она разнородна, в ней отсутствует ясно обозначенный мейнстрим, по отношению к которому открыто самостоятельно определяются или сравнительно легко могут быть определены сторонним наблюдателем не только течения и направления, но и группы, и отдельные фигуры. В-третьих, находясь внутри постоянно меняющегося процесса, сложно найти на него угол зрения, который позволил бы увидеть если не всю картину в целом, то хотя бы ее значительную часть.

Тем не менее думать над ситуацией надо. Не в последнюю очередь и потому, что на подобное осмысление есть запрос — и самих поэтов, и критиков, и филологов, и, наконец, the last but not the least, читателей, особенно тех, кто хотел бы ориентироваться в современной русской поэзии, но не имеет ни времени, ни внутренней энергии, ни достаточных знаний для поиска и оценки материала.

Поэтому любая уже имеющаяся книга об этой поэтической ветви уникальна. И выход любой новой — нерядовое событие. В особенности резонансным такое событие становится, когда новинка адресована в первую очередь читателю, а не узкому академическому кругу профессионалов.

Именно такую книгу опубликовал в прошлом году Дмитрий Бак — филолог, критик, директор Государственного Литературного музея и к тому же практикующий стихотворец. Перед нами издание, аналогов которому в сегодняшнем поэтическом пространстве не было и нет: собрание ста высказываний одного проницательного читателя о ста пишущих стихи4.

Книга вызвала и, без сомнения, еще вызовет критические отклики — не симп­томатично ли, что названия двух вышедших о ней статей фактически противоположны по смыслу: «Сто поэтов, о которых не поспоришь» — «Слишком много поэтов»5.

Без малого шестисотстраничный том — результат проекта для журнала «Октябрь». С 2009 по 2012 год в нем довольно регулярно выходили эссе, преимущественно «двойчатки» и «тройчатки», посвященные именам, казалось бы, ничем не связанным одно с другим. Иван Волков и Аркадий Штыпель. Мария Ватутина и Сергей Гандлевский. Михаил Гронас и Геннадий Русаков. Егений Бунимович, Елена Фанайлова и Олег Хлебников. Дмитрий Веденяпин, Дмитрий Воденников и Александр Тимофеевский. Анна Альчук, Алексей Алехин и Елена Шварц. Иван Ахметьев, Наталья Горбаневская и Александр Переверзин…

В первоначальном варианте проект производил странное, отчасти провокативное впечатление, хотя, возможно, подобный эффект и был предусмотрен его создателем. Что объединяет названных людей, принадлежащих разным поколениям и отстаивающих различные, порой полярные эстетические убеждения? Часто лишь одно: все они — современники. Замысел Бака стал выявляться далеко не сразу: соткать из множества разнородных нитей поэтический контекст. Но в «пунктирных» публикациях контекст казался зыбким, произвольным.

«Сто поэтов…» воспринимаются иначе. Прежде всего, имен в книге действительно сто (в журнале было меньше) — видимо, таково минимально необходимое «убедительное» число, с которого можно начинать разговор об общем. Они выстроены по алфавиту, что есть система, пусть и формальная. Наконец, только в рамках единого издания при некотором читательском усилии можно увидеть внутренние связи, явные и скрытые.

В названии книги скрывается подвох: подзаголовок «Пособие по современной русской поэзии». Думается, маркетинговый ход принадлежит не автору, а издателю. В самом деле, много ли на книжном рынке пособий по названному предмету? Да их попросту нет. Значит, «Сто поэтов…» имеет шанс заполнить эту пустоту. Конечно, книга может «пособить» пытливому студенту, но на самом деле она не выдержана в строгих рамках учебной продукции. Это собрание эссе.

К сожалению, ныне у пишущих о литературе вообще и о стихах в особенности нередко встречается неразличение сущностей. Пустопорожнее претенциозное теоретизирование может выдаваться за анализ текста, а безответственный импрессионизм — выступать под видом рецензии, жанра, требующего внятной оценки. Бак отлично чувствует жанровую специфику и пишет не критику и не филологическое исследование, а именно эссе — со всеми возможностями и ограничениями, присущими данному типу высказывания.

Эссе предполагает выражение первичных впечатлений по поводу предмета без его всестороннего скрупулезного анализа. Главное тут — свободный яркий стиль, оригинальные суждения и сравнительно небольшой объем текста. Эссеисту легко прощается субъективность и бездоказательность, но не прощается скука. Важно не столько то, что говорится, сколько, как и кто говорит. Если фундаментальную филологическую монографию еще можно написать без особого литературного таланта, то эссе подчас только на таком таланте и держится.

Автор рассматривает каждого поэта отдельно, словно бы в литературном вакууме: внутри каждой главки редки упоминания других его коллег по перу, почти не поднимается вопрос о предшественниках и литературной традиции, отсутствуют прямые ссылки на критическую литературу и нет собственных однозначных вердиктов. Единственный признак академичности, при столь свободном подходе вы­глядящий даже излишним, — библиография наиболее важных публикаций того или иного поэта (периодика и книги).

Любого пишущего стихи Бак стремится не отстраненно анализировать или с жаром критиковать, а прежде всего увидеть, понять и предъявить его своеобразие другим читателям. Ценен конкретный, отдельный, частный феномен. Все случаи — прецеденты. «Не сравнивай: живущий несравним».

Возможно, многое в позиции эссеиста объясняется его представлениями об адресате. Это не слишком искушенный читатель поэзии, которого необходимо увлечь предметом, возбудить его первичный интерес, ни в коем случае не отпугивая унылой фундаментальностью и погружением в схоластические дискуссии, понятные лишь посвященным. Есть современный поэт Икс, есть чуткий профессионал, с нескрываемым удовольствием делящийся своим мнением о нем, и есть возможный читатель Икса. Вот простое и неизменное основание, тот метод, на котором строится каждая из сотни внешне не связанных одна с другой главок. Но в какой-то момент количество переходит в качество, и возникает искомый образ современного поэтического контекста — только происходит это не на страницах книги, а в сознании читателя. Вероятно, именно к такому эффекту автор и стремился.

Следует, впрочем, сказать: ненавязчивость «голоса ведущего» — фактически своеобразная литературная игра. Если в соответствии с ней в книге и встречаются суждения общего характера, то они намеренно абстрактны: « истинные свойства поэтических манер и отдельных текстов поначалу внятны далеко не всем, для этого необходим опыт прочтения и удерживания в памяти многих тысяч текстов, осведомленность о том, что происходило в поэзии в прежние столетия, происходит сегодня. Только по гамбургскому, цеховому счету можно судить о мере достоверной ценности стихов, стихотворений и поэтов. На поверку-то, на Незнайкин взгляд, все стихи выглядят примерно одинаково» (с. 371).

Действительно, и в отношении общего контекста, и особенно современной поэтической иерархии, в сознании почтенной публики царят разброд и шатание, о чем свидетельствуют периодически появляющиеся в соцсетях рейтинги и опросы6.

Бак — один из тех немногих, кто для себя намерен судить по гамбургскому счету. Неслучайно в интервью он высказывается более определенно, подчас категорично: «Я думаю, что сейчас мы находимся на излете расцвета Бронзового века русской поэзии. По-русски сейчас пишут 10–15 очень крупных поэтов. Их голоса не всем слышны, потому что другие медианосители вышли на первый план . Главная задача поэзии — порождать новые смыслы, которые бывают и не предназначены для массового употребления. Стихи Олега Чухонцева и Инны Лиснянской, Марии Степановой и Ирины Ермаковой, Сергея Гандлевского и Максима Амелина — это важнейшее культурное явление, но эти имена мало кто знает за пределами профессионального сообщества»7.

Но такой «репрессивный и тоталитарный» пассаж возможен лишь за рамками «Ста поэтов…». Здесь же ставится иная задача: сохраняя занимательность разговора, изображать ненавязчивость, некоторую размытость, может быть, даже летучесть суждений. Интонация домашнего, камерного, но отнюдь не развлекательного разговора тут превалирует, мысль зачастую отклоняется от предметов собственно поэтических, попутно затрагивая множество сопредельных и далеких сфер — изобразительное искусство, кино, историю, философию, религию, политику, общественную жизнь, а заодно естественные науки, технологический прогресс и футурологию: « именно растворение поэзии (не «умирание искусства», не «смерть автора»!) в абсолютной буржуазной конвертируемости всего во все, именно это незаметное растворение искусства и служит лакмусом абсолютного выравнивания, сглаживания антропоморфного пейзажа, некогда пересеченного берегами и оврагами, а ныне — гладкого и плоского, как плоскость» (с. 448 — об Александре Скидане); «Каждый, кто слышал (хотя бы из «Преступления и наказания»!) о воскрешении Лазаря, все, кто знает, в какую седмицу Великого поста бывает Лазарева суббота, без труда поймут, например, почему в стихотворении упоминаются больницы» (с. 270 — о Сергее Круглове); «“Констелляция” — это необязательно сочетание невидимых светил, их расположение фиксируется не взглядом и даже не телескопом» (с. 191 — о Михаиле Еремине).

Так, уверенно, легко и ненавязчиво ведет автор читателя по прихотливым тропам современной поэзии. Неслучайно одно из значений слова «эссе» — «опыт». Здесь впору вспомнить основополагающие «Опыты» Монтеня, еще один отдаленный благородный образчик новейшей книги, под обложкой которой содержится значительно большее, нежели только впечатления от знакомства со стихотворными строками.

Субъективность взгляда откровенно заявлена уже в предисловии, где Бак уходит от объяснения, отчего в книге представлены именно те, а не эти имена, приведя внушительный ряд литераторов, кто мог бы, но по каким-то причинам не вошел в заветную сотню. Вот и мы попадемся на удочку и не откажем себе в удовольствии задать вопрос, вовсе не надеясь получить на него ответ: в самом деле, где Александр Беляков, Сергей Бирюков, Игорь Вишневецкий, Михаил Генделев, Фаина Гримберг, Юрий Казарин, Виталий Кальпиди, Игорь Караулов, Виктор Коркия, Вячеслав Куприянов, Александр Левин, Лев Лосев, Новелла Матвеева, Всеволод Некрасов, Евгений Карасев, Юлий Ким, Алексей Пурин, Михаил Сухотин, Андрей Тавров, Амарсана Улзытуев, Андрей Чемоданов?.. «…список, разумеется, можно было бы продолжить».

Объективно же бóльшая часть книги посвящена заметным стихотворцам, без которых невозможно себе представить общую картину современной русской поэзии. Максим Амелин, Иван Ахметьев, Евгений Бунимович, Линор Горалик, Олег Дозморов, Александр Еременко, Сергей Завьялов, Игорь Иртеньев, Бахыт Кенжеев, Александр Кушнер, Евгений Рейн, Виктор Соснора, Сергей Стратановский, Алексей Цветков, Олег Чухонцев и многие другие занимают в «Ста поэтах…» свои законные места.

Значительная часть главок словно делалась на одном дыхании, есть и те, о которых хочется сказать — «спеты». Таковы эссе о Марине Бородицкой, Ирине Ермаковой, Игоре Меламеде и ряд иных. Но встречаются и сработанные с явным усилием, в редчайших случаях — с преодолением неких внутренних противоречий. Эссе о Вере Полозковой вообще представляет собой исключение: перед нами приговор. С одной стороны, стоило ли поступаться избранным принципом, едва ли не единственный раз меняя в книге тон на прокурорский, дабы заключить: « на серьезную поэзию все это и вправду похоже лишь немного» (с. 374)? С другой — возможно, Бак и прав — современная эстрадная версификация известна далеко за пределами литературного круга, вот пусть читатели и узнают, как она оценивается внутри цеха.

Субъективизм в действии влияет и на формальную сторону дела. Иногда без ясной мотивации меняется объем главок. К примеру, Андрею Родионову отведено десять страниц, а его ближайшему соседу по книге Льву Рубинштейну — пять. Один весомее другого? Один больше импонирует автору? О ком-то из них писать легче?.. Читателю предоставляется свобода интерпретации.

Попадаются в книге и технические погрешности, которые легко устранить при переиздании (есть основания полагать, оно будет). В содержании часть нумерации главок незаметно съехала на одну позицию относительно фамилий поэтов. В результате, ища одного, найдешь другого, и если написано «Инна Лиснянская……311», не верь глазам своим: в реальности на этой странице эссе об Эдуарде Лимонове. Впрочем, тут есть что-то символичное, современный русский стихотворный контекст «плывет», его крайне трудно ухватить. Но порой редакторско-издательские причуды одаряют и неожиданными бонусами: в предисловии Владимир Строчков заявлен как отсутствующий в книге, но на деле эссе о нем есть (с. 472–477) — и одно из лучших в собрании.

Конечно, книга Бака дает специфический контекст нынешней русской поэзии — это именно сотканное, искусственный и по-своему искусный отбор имен, подчеркнуто индивидуальный, заведомо не претендующий на полноту и открытую эстетическую аксиологию. Рискованность таких культурных жестов была осознана давно: «На мой взгляд, вообще нет такой другой области человеческой деятельности, где бы царило столько заблуждений, как в лирике. Я наблюдал, как умные люди, видные критики, которые в своих статьях демонстрировали удивительное понимание творчества больших поэтов, тут же рядом писали о жалких второразрядных эпигонах с тем же вниманием и серьезностью. Это все равно что не различать фарфор времен династии Мин от небьющейся пластмассовой посуды, которой дети играют “в дом”. И дело тут не в каких-то внешних просчетах или недосмотрах, наблюдается дефект внутренней иерархии ценностей»8.

Но критиковать критику за сам метод, — значит не принимать ее природу. В той же знаковой лекции 1951 года классик немецкого модернизма оговаривается: «Справедливости ради стоит заметить — задача критика не из легких: стихотворение — это такое сложное образование, что охватить весь комплекс взаимосвязей крайне трудно».

Ведь что нередко происходит? Критик нащупывает некое новое явление, быстро заявляет — дело обстоит так! — и отправляется далее. У него нет возможности всесторонне и глубоко изучать объект, вокруг еще столько всего, на что надо откликнуться. Затем, обычно годы спустя, скучный филолог, разобравшись в предмете, обстоятельно и доказательно излагает результаты исследования: нет, дело обстоит совсем не так, а иначе. И все бы ничего, да только ответ филолога звучит уже в другой историко-культурной ситуации, слышат его часто другие люди и вызывает он иные следствия.

По военной аналогии критика — это авангард. Она первой встречается лоб в лоб с неизвестностью и несет особо тяжелые потери. В данном случае сравнение означает лишь одно: критика сплошь и рядом неадекватно реагирует на новизну, и в том ее неустранимая уязвимость. Но это нормально. Ненормально, когда она перестает воевать, выражать свое мнение (пусть даже ошибочное, как может выясниться впоследствии).

Хотя Бак, повторимся, работал в жанре эссе, «Сто поэтов…» так или иначе входит в широкую область литературно-критических высказываний. Автор не устрашился езды в незнаемое и вернулся оттуда с многочисленными трофеями.

Оппонент, желающий возразить книге в целом, должен отдавать себе отчет в том, что решающий контраргумент в таком оспаривании — представление собственного поэтического контекста. Но, по самым оптимистичным подсчетам, коллег автора, способных создать параллельные яркие описания «ста (двухсот, трехсот…) поэтов», сейчас меньше, чем пальцев на двух руках. И заявлений о подготовке конкурирующих проектов пока не было.

Из-за отсутствия альтернативы изданию грозит участь стать каноном, тем самым «пособием» в школярском понимании, которое ленивец может использовать как шпаргалку для сдачи зачета. Чего очень не хотелось бы. Ведь целью автора было не установление незыблемой шкалы ценностей, но будирование вкуса и воображения аудитории. Формирование же «объективного» перечня поэтов рубежа тысячелетий только начинается.

А Дмитрий Бак свое дело сделал. И если бы в литературном мире существовала премия «Читатель современной русской поэзии», то по итогам 2015 года ее следовало бы вручить автору «Ста поэтов начала столетия». Он заслужил ее по праву.

1  Прежде всего проект издательства ОГИ «Лучшие стихи ». Изданы четыре книги, посвященные ежегодному поэтическому срезу, — за 2010–2013 годы. Готовятся следующие тома. Подробно о проекте и о его смысле см.: Скворцов А. Живой контекст (заметки составителя антологии) // Арион. 2014. № 3.

2  Кулаков В.Г. Поэзия как факт. Статьи о стихах. М.: Новое литературное обозрение, 1999; Кулаков В.Г. Постфактум. Книга о стихах. М.: Новое литературное обозрение, 2007; Зубова Л.В. Современная русская поэзия в контексте истории языка. М.: Новое литературное обозрение, 2000; Зубова Л.В. Языки современной поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2010; Скворцов А.Э. Игра в современной русской поэзии. Казань: Издательство Казанского университета, 2005; Фатеева Н.А. Открытая структура. О поэтическом языке и текстах рубежа ХХ–ХХI. М.: Вест-консалтинг, 2006; Шайтанов И.О. Дело вкуса. Книга о современной поэзии. М.: Время, 2007; Житенев А.А. Поэзия неомодернизма. СПб.: ИНА-ПРЕСС, 2012; Иванова Е.А. Кризис языка и язык кризиса в поэзии конца XX — начала XXI века. — Саратов: ИЦ «Рата», 2013; Степанов Е.В. Жанры и строфы современной русской поэзии. Версификационная практика поэтов XX и XXI веков. В III т. М.: Вест-Консалтинг, 2013; Степанов Е.В. Жанровые, стилистические и профетические особенности русской поэзии середины ХХ — начала ХХI веков. Организация современного поэтического процесса. М.: Комментарии, 2014.

3  Чупринин С.И. Перемена участи. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 355–356.

4  Бак Д.П. Сто поэтов начала столетия: Пособие по современной русской поэзии. М.: Время, 2015.

5  Козлов В. Сто поэтов, о которых не поспоришь // Prosōdia. 2016. № 4.; Стрельникова Н. Слишком много поэтов // Новый Мир. 2016. № 3.

6 См., например, результаты относительно нового подобного опроса:

http://philologist. livejournal.com/8257496.html

7  Дмитрий Бак: «Впереди времена великой прозы» // Информационно-аналитический журнал «Университетская книга». 28.01.2015. http://www.unkniga.ru/face/4006-dmitriy-bak-vperedi-vremena-velikoy-prozy.html