ГУТЕНБЕРГ

Наталья Иванова

Пестрая лента-13

Стоп-кадр. Ностальгия: рассказы, эссе. Составители

С. Николаевич, Е. Шубина. — М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2015

Приукрашиваем ли мы, ностальгируя, наше прошлое? Ну конечно. И в этом —ловушка: оборачиваясь, задерживаемся, иногда — опасно. Вспомним Орфея и Эвридику. Но мы же не думаем, что там — смерть. Мы вроде как воскрешаем. Внерелигиозное воскрешение.

Так в этой книге, которую можно читать долго, рассматривая фотографии, перечитывая и краткие комментарии, и развернутые повествования, — в безопасном теперь, по прошествии времен, прошлом чувствуешь себя уютнее, чем в настоящем (и — прогоняя неприятную мысль о настигающем непредсказуемом будущем).

Это с одной стороны.

С другой — Андрей Тарковский-младший совершенно прав, когда пишет, что фильм «Ностальгия» — один из самых мрачных, беспросветных фильмов Тарковского.

А на фотографиях, представленных в книге, обратите внимание, — как правило, все смеются. В крайнем случае — улыбаются.

Многих из запечатленных (если не большинство) нет в живых. Но они — остались. Воскрешение вопреки — и благодаря. А благодарить надо Татьяну Толстую, Евгения Водолазкина, Игоря Сахновского, Михаила Шишкина, Людмилу Петрушевскую… Стоп. Всех не перечислю — но, знаете, здесь тот случай, что каждый найдет свое эмоциональное убежище.

Но все-таки: почему ностальгия побеждает в разных совершенно слоях общества (и государства)? Она помогает адаптироваться к переменам, чтобы они не были столь болезненны… или препятствует продвижению?

Но это я — о жизни, не о книге.

Вот сейчас, когда я пишу эти строки, поступила новость об открытии выставки «Московское метро», в музее архитектуры имени Щусева; и о метро Москвы куратор выставки говорит как об архитектурном шедевре. Но ведь в сравнении высотных домов и подлинных архитектурных шедевров все всем очевидно. Или нет?

То же самое и с советским кино эпохи позднего сталинизма. Кинодекорации «Кубанских казаков» вызывали у большинства советских зрителей, простодушно принимающих китч за подлинное искусство, чувство эстетической компенсации.

И детство — детство было прекрасным.

Поэзия. Учебник. Составители: Н. Азарова, К. Корчагин, Д. Кузьмин. — М.: ОГИ, 2016

Не знаю, не думаю, что эта замечательно изданная книга — кирпич в черно-белом варианте — действительно предназначена для «старших классов школы», как сказано в аннотации, — да и студенты первых курсов при виде таких объемов могут поежиться. Это скорее манифест — но бывают ли манифесты на 886 страницах? Тем не менее: составители и авторы — единомышленники, они манифестируют свое видение поэзии. Отлично. Но — исключают другое видение, не менее плодотворное, вот в чем дело. Поэтому — никакой это не учебник. Теоретическая книга о поэзии, с примерами, с включенной в текст антологией поэзии (и библиографией, и предметным указателем) субъективна и парадоксальна.

Субъективна — поскольку составителями игнорируется такая не важная, с их точки зрения, вещь, как уровень текста. Поэт или графоман, стихотворец или виршеплет, — всё в топку.

Ну например. Ссылок и цитирования Геннадия Айги — немерено. Не меньше, чем Бродского (при этом я прекрасно отношусь к Айги, первая его легализовала в печати еще в «Дружбе народов»). Но ведь рамочная ограниченность поэтики Айги несопоставима с разнообразием поэтики Бродского. Это очевидно — но не близко составителям. Самое большое количество отсылок и цитат, кроме Айги, заслужили Аркадий Драгомощенко, Михаил Еремин, Алексей Парщиков, Дмитрий А. Пригов, Генрих Сапгир. Поменьше, но существенно представлены Елена Шварц, Виктор Соснора, Станислав Львовский, Андрей Сень-Сеньков, Мария Степанова, Андрей Тавров… Лев Рубинштейн присутствует в этой картине меньше, чем Дина Гатина. Чем Вера Павлова. Ника Скандиака намного опережает Григория Дашевского.

При этом авторы «учебника» хотели поведать обо всем — от «символа в поэзии» до журнала «Гвидеон».

Упомянуть о многом и удалось. Сказать — не всегда.

Развернуто рассказано о журнале «Воздух», что понятно — Дмитрий Кузьмин — один из составителей. (Пять строк — об «Арионе».) Но ни среди «Источников стихотворений», ни в тематическом указателе не удалось обнаружить ни журнала «Знамя», ни журнала «Новый мир», хотя в каждом выпуске здесь печатается как минимум восемь новых, не известных до того циклов (включая стихи «живых классиков» и абсолютных дебютантов), в год — до нескольких сот стихотворений сотни актуальных поэтов. И ведь эти поэты хотят попасть на страницы ведущих литературных изданий, вот в чем дело. Рвутся. И часто — попадают. Приведу подтверждение «от противного» — свидетельство прямодушного Александра Кушнера: «А что в поэзии, дорогие друзья? Тут уж я разбираюсь, слава богу. И могу сказать точно: дела обстоят плохо. Почему? Да потому что вводятся насильственным образом  верлибры, которые не соответствуют мелодичности русского языка. Иногда думаешь, если бы Твардовский жил сегодня (хотя это не самый мой любимый поэт), он бы за голову схватился, увидев то, что печатают в том же “Новом мире”, и не только. Абсолютную абракадабру, ерунду» («ЛГ», № 10–11).

Да, субъективная книга — структурализму, например, отданы всего два абзаца. А больше — зачем?

И никак не учебник.

Артем Скворцов. Поэтическая генеалогия: Исследования, статьи, заметки, эссе

и критика. — М.: ОГИ, 2015

В качестве противовеса и дополнения к учебнику «Поэзия» можно рассматривать как раз этот авторский сборник, почти одновременно выпущенный в том же издательстве — и ответственный редактор обеих книг один и тот же, Максим Амелин.

Это подчеркнуто единый взгляд, авторский отбор, авторское исследование русской поэзии. Если в «Поэзии» отсутствие Давида Самойлова (в источниках) принципиально, то здесь принципиально отсутствие Ники Скандиаки. (Один из примеров, но выразительный.)

«Поэтическую генеалогию» можно читать и как противоядие односторонней, хотя и много-авторской «Поэзии» — другой набор поэтических имен прежде всего, ну и поэтических практик, само собой. Не горизонтальное исследование, а вертикальное: источники развития, а не только плоды. Державин все-таки роди Батюшкова — Шихматов Пушкина — Ходасевич Тарковского — и для того, чтобы понять мифопоэтическую основу «Осеннего крика ястреба» Иосифа Бродского, автору необходим и державинский «Лебедь», и знаменитая ода Горация; при этом важны подробности преображения (имитации?) синтаксических трудностей латинского классика.

Если авторы и составители внеиерархичной, горизонтальной «Поэзии» расширяют поле и заносят в свой общий труд как можно больше частных примеров, то единоличный автор «Поэтической генеалогии» копает как можно глубже, до происхождения поэтических частностей.

Василий Аксенов. «Ловите голубиную почту…» (Письма 1940–1990 гг. Василия Аксенова к родным и близким.) Сост. В.И. Есипов. — М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2015

Василий Аксенов — не только выдающийся прозаик, но и замечательный персонаж литературной жизни. И не только литературной. Он обладал необычной, запоминающейся, выразительной внешностью — сама слышала от Алексея Германа-старшего: вот бы его снять!.. Фотогеничным, даже — как увидел Герман — киногеничным лицом. Впрочем, по его фотографиям в книге читатель сам в этом убедится. Да и в принципе его лицо известно, узнаваемо. Он притягивал к себе взгляд — вернее, так: на него хотелось смотреть. Привыкнуть к мысли, что его здесь нет, трудно, несмотря на то, что к расставанию с ним мы готовились долго, при его коме…

Писем — много, и они неожиданны. Собранные вот так, в книге, они составили своего рода биографию писателя, написанную им самим и его корреспондентами.

Вот его переписка с матерью, Евгенией Гинзбург. Переписка близких по духу людей, как бы даже и не родственников, а соратников. Советы. Размышления. Выработка совсем молодым В.П. стратегии и тактики поведения — в трудных для сына бывшей з/к и ссыльной — обстоятельствах жизни. Двойное литературное поведение — чтобы пройти через журнал к читателю. Обман (и самообман, — написать не совсем то, что хочется или совсем не то, чтобы пробить в печать то, что надо.

Юрий Карякин назвал одну из своих первых книг о Достоевском «Самообман Раскольникова». Для части этой книги годился бы подзаголовок «Самообман Аксенова». Впрочем, в разной степени самообман и своего рода двойная литературная жизнь характерны почти для всех из поколения, описанного Аксеновым в «романе с ключом» (весьма прозрачном) «Таинственная страсть».

Именно из-за этой двойственности, черты поколенческой (у кого меньше, у кого больше), роман в первой редакции и был опубликован с вмешательством и искажением текста (редактором? издателем?) бессловесного автора… и последовала вторая редакция, выпущенная уже по настоянию Анатолия Гладилина.

Забавные детали, упомянутые в письмах, свидетельствуют о времени лучше монографий: запрограммировано, что А. Дымшиц выступит против Аксенова («…далек от идейной четкости»), но вот то, что Бондарев благожелательно отозвался о «Коллегах» в «ЛиЖи» — все-таки удивляет. Как и то, что Демичевым в 1974-ом «высказаны весьма широкие взгляды на искусство», в Калифорнию отпустит: «Езжайте куда хотите». Аксенов вынужденно, спустя несколько лет, и уедет…

О раздвоенности поколения свидетельствуют два письма «любезнейшему» И. Бродскому. Письма бывшего «мальчика в штанах», по замечанию остроумца Довлатова, бывшему «мальчику без штанов». На чьей я стороне?. Ни на чьей. Литературный памятник поколению — тем и примечательны. Памятник тому, что советское происхождение невытравимо. И проявляется не только в ностальгии.