|
ПУБЛИЦИСТИКА
Об авторе | Владимир Николаевич Волков родился в Пермской области в 1954 году. Доктор философских наук, профессор Академии переподготовки работников искусства, культуры и туризма (Москва). Автор около ста работ по философии, культурологии, социологии, истории, психологии.
Владимир Волков
О войне, памяти и беспамятстве
В нашей стране очень любят праздники, по поводу и без. День Победы — праздник особый, способствующий укреплению памяти, сохранению прошлого в сознании живущих. В этот день мы вспоминаем то, что произошло с миром в ХХ веке, имея шанс понять произошедшее с нашей страной и извлечь опыт. К сожалению, до понимания дело часто не доходит. Смею утверждать, что в нашей стране День Победы — день не столько памяти, сколько беспамятства.
Разговор о Великой Отечественной войне часто обременен вымыслом или просто ложью. Как сказал поэт-фронтовик Юрий Белаш, «Я был на той войне, которая была, Но не на той, что сочинили позже».
Возвышенный тон, который теперь принят для этой темы, неуместен хотя бы потому, что война — это убийство. В бойне Второй мировой были уничтожены десятки миллионов человек.
Мои деды тоже воевали. Один, дед Иван, воевал под Москвой, вернулся с войны весь израненный и вскоре после войны умер. Другой, Николай, начал воевать еще в Первую мировую, кавалеристом — обучался управлению конем и владению шашкой. Меня страшно коробило, когда он рассказывал мне, подростку, как их учили одним ударом разрубать человека надвое. «Иметь большую силу, — говорил он, — для этого необязательно, нужно просто знать, как это делается»... С 1942 года он служил в пехоте, затем в артиллерии и никогда не рассказывал о войне как о славном подвиге, скорее — как о тяжелой и изнурительной работе: «Я за войну столько земли перекопал, сколько не выроет экскаватор»... На фронт он ушел, оставив в марийских лесах семью из пяти человек. Самому старшему ребенку, дочери, которая потом стала моей матерью, было двенадцать лет. Дед был контужен, чудом выжил. В его деревне Шуйка на фронт было призвано тридцать шесть человек, шестнадцать погибли, то есть почти каждый второй... Когда-то дед жил в деревне Демешкино на правом берегу Волги, но вынужден был спешно покинуть ее с семьей и укрыться в марийских лесах, сменив фамилию. Причина бегства была в том, что его брата репрессировали как кулака, и больше он никогда своего брата не видел. Почему кулак? Потому что на месте сгоревшего дома выстроил новый и покрасил полы. Крестьяне не красили полы, это было не принято. Так пол стал причиной гибели...
Писатель Вячеслав Кондратьев по поводу Великой Отечественной войны писал: «Ведь не такая война была, как сейчас в иных книжках описывают. Не такая! Было в ней трудностей побольше, и смертей поболее, и геройства больше, не такого геройства, какое в таких книжках описывают, а обыкновенного самого геройства, которое тогда и геройством не называли, а звали просто — фронтовые будни… и вся война, поди, из таких будней и состояла… Но о таком геройстве рассказывать в книге вроде неинтересно! То ли дело, на танк солдат идет с одной гранатой. Это расписать еще как можно! Но ведь это миг один! А в залитом водой окопе порой неделями сидели, а то и месяцами…. А вот таким терпеньем нечеловеческим, если сказать по правде, и война выиграна»1.
Дед вспоминал о том, что в начале войны солдаты воевали чуть ли не голыми руками, что на троих была одна винтовка, что в атаку поднимались сотни, а выходили из атаки единицы. Что немцы были отлично вооружены, хорошо подготовлены, поэтому уничтожали наших солдат без особого труда. Что у него не было никакой ненависти к немцам как таковым — они так же мерзли в окопах, так же погибали на поле боя, так же не хотели войны и мечтали вернуться к своим семьям, как русские, — виновники войны не принимали непосредственного участия в военных действиях. Рассказывал он о военных трибуналах, о заградительных отрядах, о тех, кто убивал своих же на поле боя, о приказе «Ни шагу назад!», из-за которого многие погибали бессмысленно, а иначе получили бы пулю от «особиста». Вспоминал, как получали ордена «штабные крысы», а те, кто действительно совершал подвиги, потом оказывались в Гулаге. И не было этих киношных «За Родину!», «За Сталина!». Не до Сталина было, когда из боя почти никто не возвращался. Дед рассказывал, как, выходя из боя, ощупывал себя и не верил, что остался жив, — уцелеть в этой бойне казалось невозможным. Рассказывал о бомбежках, атаках, отступлениях, переправах через ледяные реки, холоде, вшах, постоянном желании спать. А «военачальники» заваливали землю трупами ради победы любой ценой («русские бабы еще нарожают!»). И о власовцах дед тоже рассказывал, потому что приходилось воевать и с ними, притом что среди них у него были и односельчане — Сталина и большевиков в сельской местности ненавидели многие...
Победа досталась народу тяжелейшей ценой. Десятки лет спорят историки о количестве жертв в этой войне. Цифры потерь колеблются от 7 до 47 миллионов человек. Доводы приводятся разные, но суть остается одна: цена этой победы непомерна. Достаточно вспомнить, что из всего количества призывников 1922–1925 годов рождения живыми вернулись только три процента. Поэтому русский писатель-фронтовик Виктор Астафьев и говорит, что командующие сорили человеческими жизнями. Только подо Ржевом погибло более миллиона человек. А ведь каждая из тех смертей — прерванная цепочка жизней, уничтоженное потомство...
История ХХ века в России — это сплошные фальсификации, и нужно продраться сквозь дебри лжи, чтобы узреть истину. К сожалению, все меньше в России людей, которым эта истина нужна. Деление истории на выгодную и невыгодную, замалчивание неудач, поражений, просчетов, пренебрежение государства к людям привели к тому, что поколения политиков и военных в нашей стране были воспитаны в убеждении, что патриотические цели оправдывают все потери: «мы победили, неважно какой ценой», «смерть на поле боя — это слава», «великим законы войны не писаны». Поэтому погибших и считать необязательно. Строгие данные о них просто отсутствуют.
Последние надежные переписи и учет населения России кончаются 1913–1917 годами. После этих лет — полная фальсификация. Ни учет населения в 1920 году, ни перепись его в 1926-м, ни тем более «забракованная» перепись 1937-го и затем «принятая» 1939 года не предоставляют достоверных данных. Знаем, что на 1 января 1911 года население России составляло 163,9 миллиона душ (вместе с Финляндией — 167 миллионов). В 1914 году оно возросло до 182 миллионов, а к 1917 году ряд исследователей поднимают его до 190 миллионов. Но после 1917 года и вплоть до переписи 1959 года никто, кроме «вождей», точно не знал численности населения державы. О размерах потерь демографы только догадываются да приблизительно оценивают…
С каждым годом у нас все помпезнее празднуется День Победы. И все заметнее нивелируется стремление разобраться, что же действительно происходило во время войны. Главное сейчас — это «гордиться», повесив рыже-черную ленточку на пиджаки и капоты, и выпивать за павших.
Память пытаются сделать инструментом политики: здесь помню, а здесь не помню. Помню победы, а позорные страницы истории — не помню. Всякая власть имеет тенденцию переписывать историю под себя. Поэтому переписывание учебников истории — процесс нескончаемый…
Забывчивость людей часто связана с тем, что им постоянно лгут — власть, пресса, телевидение, книги... Многие до сих пор не знают (или не верят), что огромное количество наших жертв ходе Второй мировой войны обусловлено некомпетентным или преступным руководством военными действиями. Преступным — это когда люди понимались как дешевый расходный материал.
Есть великая ложь о войне, и в этой лжи легко погрязнуть, особенно молодежи. Спросить не у кого: ветераны практически ушли. Да и разные они, ветераны: кто-то воевал на передовой, а кто-то работал в тылу; кто-то поднимал солдат в атаку, а кто-то выполнял установки партии и читал фронтовикам нотации; кто-то прошел через ГУЛАГ, а кто-то был охранником в ГУЛАГе... Прочитав роман Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», мы видим, что у этой войны совершенно другое лицо — не похожее на то, что смотрит с телеэкранов и со страниц одобренных властью учебников.
Для меня образцом писателя остается Виктор Астафьев, который, несмотря на жесткое противодействие, открыто написал о том, что действительно происходило во время войны. Тем, кто хочет знать правду, надо прочесть его роман «Прокляты и убиты». Он сам участвовал в этой войне и хорошо показал, что гордиться военной победой безнравственно: на войне бывает всякое, и главное ее событие — убийство. Становящееся обыденностью.
Вот что говорит он о войне в своих письмах: «А я, читая книгу, еще раз убедился, как бездарно и бесчеловечно мы воевали. На пределе всего — сил, совести, терпения, и вышла наша победа нам боком, через много лет. Бездарные полководцы, совершенно разучившиеся ценить самую жизнь, сорили солдатами, как песком, и досорились! Россия опустела, огромная страна взялась бурьяном, и в этом бурьяне догнивают изувеченные, надсаженные войной мужики и бабы русские. Зато уж наши «маршалы», как они себя называют, напротив, накрасовались на божнице, куда сами себя водрузили. Тут один курносый, безбородый, беспородный “маршал”, видно, из батраков, да так на уровне деревенского неграмотного батрака и оставшийся, Белобородов или кто-то ему подобный, хвалился по телевизору: “Герои наши солдаты, герои, переходили Истру по горло в ледяной воде, проваливались в полыньи, тонули, а все-таки взяли город Истру. Первая наша победа!” И ему хлопают, а его бы в рыло хлобыстнуть и спросить: “Ты, тупица набитая, хвалишься своим позором! Немцы под Москвой, кругом леса, избы, телеграфные столбы, дерево кругом, солома и много чего, а у тебя солдаты Истру переходят по горло в ледяной воде...” Да ведь не поймет, ибо такому нравилось гнать солдат вброд, ибо и на Днепре переправлялись на сподручных средствах, сотни людей утонули. Хоть бы один сука-командующий попробовал ночью, под огнем плыть на этих “сподручных средствах”. Я только теперь и понял, что эти сами себя разрядившие и с помощью генералиссимуса разжиревшие враги нашему народу и своему отечеству самые страшные, страшные еще потому, что глупые и тупые от самодовольства, ничего не знают и знать не хотят о своем народе, а обжирали и обжирают его со всех сторон».2 Тишина российских полей, которую так воспевают «патриоты», обусловлена сейчас не только тем, в российской глубинке давно нет войны, но и тем, что огромные территории России вымерли и опустынены. К примеру, в Юринском районе Марий Эл, где мой дед работал плотогоном, сплавляя лес по Ветлуге и Волге, в 1940 году жили более тридцати двух тысяч человек, а сейчас там осталось меньше восьми тысяч. Этот район даже хотели ликвидировать за ненадобностью: территория большая, а людей почти нет…
Вот что пишет Астафьев о «наследниках» Сталина: «Дорогой Вячеслав! Прочитал в “Неделе” твой отлуп “наследникам”. Зря ты их и себя утешаешь — все мы его “наследники”, и, если бы не были таковыми, у него и у его сторожевых псов основы не было бы. Мы и жертвы, и претворители его. Я тоже только раз, перед нашей первой артподготовкой, видел на снарядах, приготовленных к заряжению, написанное “За Сталина”, а “ура” вообще ни разу не слышал, хотя воевал в более благоприятные времена, на фронте, бестолково наступавшем, но это ничего не решает, Вячеслав. Все мы, все наши гены, косточки, кровь, даже говно наше пропитаны были временем и воздухом, сотворенным Сталиным. Мы и сейчас еще во многом его дети, хотя и стыдно даже себе в этом признаться. Слава богу, что уже не боимся, а лишь стыдимся. Я совершенно сознательно не вступил на фронте в партию, хотя во время нашего стояния 1944 года политотделы, охваченные бурной деятельностью, махали после боя руками, клацали зубами и болтали своими языками, загоняя всех в партию, даже целые взводы делая коммунистическими. Не миновало это мероприятие и наш взвод, наполовину выбитый, а мы делали работу за целый взвод — война-то никуда не делась. Делали хуже, чем укокошенный взвод, копали уже и неглубоко, разведку вели тяп-ляп, связь была вся в узлах, радиосвязь полевая вообще не работала. Спать-то ведь и нам часок-другой надо было, и есть хоть раз в сутки требовалось. Как я увернулся, одному богу известно!
Но, видевший расстрел людей в Игарке, знавший о переселении “кулаков” такое, что и во сне увидеть не дай бог, ведавший о строительстве Норильска и не все, но достаточно много получивший объяснений о книге “Поднятая целина” в пятнадцать лет от очень “осведомленных” бывших крестьян, с которыми лежал долго в больнице, и там, хихикая от восторга, прочитавший этот штрейкбрехерский роман, особенно вредный и “нужный” в ту пору, сам понимаешь, я, “умудревши”, созрел, чтоб не иметь дел с той, которая поименовала себя сама — “умом, совестью и честью эпохи”! Совесть — это, надо полагать, Сталин, ум — это, несомненно, Хрущев, ну а честь — это уж, само собой, красавчик чернобровый Брежнев.
Кстати, его преемник, о котором Миша Дудин так точно написал: “Извозчик выбился в цари и умер с перепугу”, не стыдился писать, что в 1944 году учился в высшей партшколе, этак тоже, оказывается, шкуру спасали, и кто-то помогал ее спасать! А мы той порой, мальчишки, съеденные вшами до костей, делали работу один за пятерых, а то и за десятерых. Нам не до Сталина и не до “ура” было — ткнуться, упасть, уснуть. От усталости, недохватов, от куриной слепоты много погибло, выходило из строя бойцов. Не тебе говорить, когда отупеешь и обессилишь до того, что одна-единственная мысль в голове шевелится: “Скорей бы убило. Отмучился бы”.
А в это время росли тыловые службы, комиссары имели по три машины: легковушку для выезда на всякого рода руководящие совещания, “виллис” у большинства так и остался новым, у нашего бригадного комиссара даже краска американская, качественная, на нем не сносилась, третья машина — грузовая, “студебеккер”. Там стояли только заправленные “простынями” пишущие машинки и всякого рода вдохновляющие тексты и бумаги, и при них секретарши не старше восемнадцати лет, менявшиеся по мере употребления и отправляемые в тыл для “лечения”.
Ох, много, много есть чего скрывать “наследникам”! И я “наследник”, да еще какой! Вот ты помянул Сашу Матросова, а ведь у меня где-то (где-то!) в бумагах лежит вся история его страшной жизни, не по его вине страшной, а по жизни всей системы. Он ведь был перед отправкой на фронт не в РУ, а в исправительной колонии, которая до недавнего времени носила его имя, и только потом пришло кому-то в голову, что нехорошо тюремному предприятию носить имя героя. Воистину героя! Грудью на дзот он, конечно, не бросался. А, попавши на верх дзота, пытался вырвать руками или наклонить ствол пулемета к земле, но в дзоте-то сидели не те болваны, коих нам показывают в кино, и кормлены они были получше, чем Саша в штрафной роте, и они его за пулемет стащили сверху и в амбразуру, которую, ты знаешь, даже сытой комиссарской жопой не закрыть, изрешетили парнишку. Но и этой заминки хватило пехоте, чтоб сделать бросок и захлестнуть дзот гранатами. И добро, что борзописец тут скумекал, а не будь его, кто бы узнал о Сашином подвиге. Борзописец тот всю жизнь сулился написать о Матросове правду, да не умел он и не хотел жить правдой!
Но, может, я такой прыткий и “правдивый”, у которого были и есть все нравственные данные, чтоб рассказать о своем одногодке правду и написать о ней, да так, чтоб ясно было, что не благодаря Сталину, а вопреки его системе и воле, не глядя на всю угрюмую псарню и велеречивых мехлисов, народ и его истинный сын Саша Матросов шел на фронт и воевал на передовой с честью, подлинной храбростью и достоинством, написал о нем?
Сперва мне жрать нечего было, а когда стало чего жрать, потерять уже жратву не хотелось, потом у меня появилась «лирическая струна», потом нахлынули более «важные» экологические дела, потом я стар и болен сделался, тему Сашину мне уже не по силам поднять и одолеть, а последователи наши пишут о “бичах”, проститутках, наркоманах и заворовавшихся продавщицах. Это теперь так важно! А вот о Матросове вроде бы еще нельзя. “На святое замахиваетесь! Мало вам Сталина! Так и до Жукова доберетесь!..”
А между прочим, тот, кто “до Жукова доберется”, и будет истинным русским писателем, а не “наследником”. Ох, какой это выкормыш “отца и учителя”! Какой браконьер русского народа. Он, он и товарищ Сталин сожгли в огне войны русский народ и Россию. Вот с этого тяжелого обвинения надо начинать разговор о войне, тогда и будет правда, но нам до нее не дожить. Сил наших, ума нашего и мужества не хватит говорить о трагедии нашего народа, в том числе о войне, всю правду, а если не всю, то хотя бы главную часть ее.
Черчилль говорит в своей книге публицистики, что победители в войнах непременно оставались побежденными, и ни одна страна, ни один народ не терпел такого поражения в войне, как Россия и русский народ. Ее, России, попросту не стало. Страшно произносить, но страна-победительница исчезла, самоуничтожилась, и этому исчезновению и самоуничтожению и продолжающемуся неумолимому самоистреблению шибко помогли наши блистательные вожди, начиная со Сталина, и однопартийная система, спохватившаяся спасать страну и народ во время уже начавшейся агонии »3.
А вот письмо Виктора Астафьева стороннику идеологических клише о войне, написанное летом 1995 года: «...Я пишу книгу о войне, чтобы показать людям, и прежде всего русским, что война — это чудовищное преступление против человека и человеческой морали, пишу для того, чтобы если не обуздать, так хоть немножко утишить в человеке агрессивное начало. А Вам надо, чтобы воспевалась доблесть на войне и многотерпение, забыв при этом, что, чем более наврешь про войну прошлую, тем скорее приблизишь войну будущую...
...Степень нашего одичания столь велика и губительна, что говорить о правомерности того или иного суждения уже и не приходится, и я, говоря “нашего одичания”, имею в виду не только свое и соседа моего пьяницы и разгильдяя, но и Ваше тоже. Я свое “одичание” сознавал и сознаю постоянно и стыжусь его. Вам и этого не дано. И тут уж не знаешь: завидовать Вам и Вам подобным или нет. Вы так здорово и правильно прожили жизнь (живя семьдесят лет в бардаке, остались целками, как ехидно заметил один современный поэт), что и каяться-то Вам не в чем. Иисусу Христу было в чем покаяться, а владимирскому обывателю Куликовскому не в чем!..
...запомните слова поэта Виктора Авдеева, бывшего пулеметчика, умершего от ран еще в сороковые годы: “Победой не окуплены потери. Победой лишь оправданы они”. Почаще их вспоминайте, когда упоения от победных маршей и блудословия победного Вас снова посетят...»4
Вот такую характеристику войне и советским «военачальникам» дал замечательный русский писатель, на которого зашикали изо всех углов: как он смеет порочить память павших? Надо ли напомнить, что подобными фразами прикрываются те, кто использует ложь о войне в политических целях?
Сейчас мы имеем дело с ресталинизацией — попыткой представить Сталина как «эффективного менеджера», опытного политика, прекрасно управлявшего страной. «Если бы не Сталин...» Отсюда небывалая пышность празднования Дня Победы, марши псевдоветеранов, которые во время войны еще и не родились, военные парады… А заодно — поиски врагов за границей и внутри страны.
Создается впечатление, что праздник День Победы создан и используется для того, чтобы стереть из памяти народа понимание того, что есть война на самом деле. Сталин старался о войне не вспоминать, так как многие знали и помнили, почему мы вышли из войны с неисчислимыми потерями. И при Хрущеве еще старались не вспоминать о недавнем былом. А вот когда у руля власти стал Брежнев, наступила эпоха всеобщей имитации памяти: «Чем больше памятников, тем глубже память!» И оказалось, что войну выиграл Сталин, а лучшим воином был Брежнев. «Работу» Брежнева «Малая Земля» стали «изучать» студенты. И возник культ Победы, сопровождаемый «священным трепетом», псевдоторжественной лексикой и словами-рефреном о памяти; раздачей продовольственных подарков (да, было и такое), показушной заботой о ветеранах, ежегодными установками уродливых мемориалов, «вечными огнями» и торжественными линейками, почетными караулами и возложениями венков.
Война была важным, но лишь одним из этапов жизни тех, кто в ней выжил. Дед мой, принципиально не вступавший в КПСС, воевавший немалую часть своей жизни (начал воевать в 1916 году, закончил в 1945-м), награжденный орденом Ленина и многими медалями, ценил только две награды — медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Все остальные называл побрякушками. Да и какое уважение к орденам и медалям можно было сохранить, если Брежнев навешивал их на себя десятками? Новые медали появлялись к каждому юбилею Победы, их стало так много, что и вешать было уже некуда…
Российское государство на протяжении длительного времени исповедует идеологию, явно или неявно разделяемую многими людьми: войны были всегда и будут всегда, нужно иметь сильную армию, выделять огромные средства на оборону, защищать и защищаться. За этим стоит позиция циников всех мастей из всех групп и слоев общества: войны необходимы, потому что способствуют освобождению общества от избыточной массы людей; торговать оружием можно и нужно — это приносит хороший доход; убивать людей можно, если это не «мы»; мораль — для слюнтяев, правота за силой… Воюет полмира нашим оружием — так ведь и другие тоже торгуют оружием и не гнушаются этим. Про американское оружие в чьих-то руках мы будем кричать во всех СМИ, а про свое — помалкивать…
Власти необходимы жертвы для оправдания своего существования. Жертвы можно превратить в святыни и поклоняться им, как святым мощам. Воинственная риторика использует слова-пустышки, симулякры, новояз формируется с целью разрушить мысль и создать пространство немыслия, недомыслия, имитации мысли: ограниченные контингенты выполняют интернациональный долг, воинские формирования осуществляют боестолкновения с бандформированиями, спецназы, выходя на спецзадания, осуществляют спецоперации, бомбежки городов и сел становятся бесконтактной борьбой с бандформированиями…
Сегодня День Победы, на мой взгляд, превратился в политический симулякр. В России, как и во всем мире, в ХХ веке произошла антропологическая катастрофа. Но это невыгодно признавать тем, кто насаждает беспамятство, имитацию памяти, мифы, имитирующие реальность. Будут ли будущие поколения каждый год праздновать День Победы над фашизмом: 101-й, 201-й, 1001-й?.. Традиция ведь. Образ Бога скрывает отсутствие Бога. Симулякр скрывает отсутствие реальности, имитируя реальность, которой нет.
Мы живем в эпоху фетишизации прошлого. В отсутствие значимых событий прошлое видится героическим, ведь у предшествующих поколений, по крайней мере, были цели, идеалы, ценности, вера в лучшее будущее, пусть и не оправдавшаяся... Возникает непреодолимое желание идеализировать «славное прошлое», при этом рекомендации-приказы, как «писать и оценивать» историю, идут с самой вершины пирамиды власти. Отсюда новая оценка деятельности весьма одиозных фигур российского прошлого: восхваления опричнины Иоанна Грозного, возвеличивание таких деятелей века минувшего, как Сталин, Берия, Брежнев, Суслов, Андропов, переосмысливающее их деятельность как «эффективный менеджмент».
В России нет гражданского общества и правового государства. Поэтому власть, даже вроде бы демократически избранная, сразу же превращается в клан, который сам себя «избирает», намертво укрепляет «вертикалью» и путем организации политических псевдособытий камуфлирует это. Действенный инструмент сохранения режима — эскалация страха. Без этой эскалации страха работа военной промышленности не имела бы внутреннего оправдания. Война — отличное средство единения разнородных сил на почве отмщения за пролитую кровь, жертвы, страдания...
Лицемерие власти то и дело становится запредельным: вчера боевик был объявлен вне закона, а сегодня он — академик, член бюро высшего совета правящей партии, один из «лучших людей» страны... А нам то и дело приходится констатировать: я живу в государстве, которому нельзя доверять. Достаточно вспомнить пресловутый штурм Грозного, который возглавлял министр обороны Павел Грачев, олицетворявший на тот момент государство. В земле теперь лежат ребята, которыми «гордятся». За это убийство никто не понес ответственности.
Но зачем нужно государство, если гибнут люди? Государство — общественный механизм, который должен обслуживать человека. Государство — это чиновники, нанятые на службу обществом. Думаю, что ни одна из матерей не согласится, чтобы ее сын погиб во имя тех неясных или откровенно бредовых целей, которые часто выдвигает государство.
Власти правда о войне не нужна. Нужна сказка, придуманная советской еще пропагандой, дополненная новыми ангажированными писаками и воспроизведенная в учебниках и СМИ. А патриотизм, героизм и память о Великой Отечественной призваны превратить людей в манкуртов.
Политическое руководство СССР, а затем России из событий Отечественной войны никакого опыта не извлекло. Оно постоянно бряцает оружием и посылает новобранцев на новые поля сражений. Называется это «выполнением интернационального долга», борьбой с боевиками, защитой государственных интересов и патриотизмом. Погибшими потом «гордятся» те, кто любит праздновать подобные события.
Гордиться погибшими очень удобно. Ведь что представляет собой сегодня срочный армейский призыв? Парень, который призван в ряды Вооруженных сил, дает клятву, принимает присягу. Клянется отдать жизнь за Родину. У него есть выбор — принимать присягу или нет? Давать клятву или не давать? А дал клятву, присягнул — будет убивать тех, кого власть объявит врагами. Защищая интересы Родины в Венгрии, Чехословакии, Афганистане, Грузии... И это участь ВСЕХ российских юношей, а не только склонных к опасным профессиям и идущих в профессиональные военные. Зачем поголовное «пушечное мясо» цивилизованной стране в ХХI веке? Тем более что технологии позволяют не воевать «людьми»…
Мой дед, разрубая противника шашкой надвое, смотрел ему в глаза. Победа в бою в Первой мировой и Гражданской зависела прежде всего от личной храбрости, умения и удачи. В Отечественную воюющий уже не всегда видел противника. А сейчас можно нажимать кнопку, видя перед собой цели, которые находятся за тысячи километров от этой кнопки. А был ли мальчик?
Современное общество — это общество тотальной зрелищности, общество-спектакль. Все больше размывается грань, которая отделяет реальность от ирреальности, жизнь от спектакля, политику от шоу. Уже не только зрители, но и сами участники этой грандиозной постановки не в состоянии разобраться, где кончается спектакль, а где начинается жизнь.
Нынешнее шоу приобщения к Священной Войне: парады, славословия, поздравления, презентации, тосты, награждения — того же ряда. Воцарившееся Зазеркалье подменяет понятия, выдавая правовой нигилизм «моральных лидеров нации» за норму существования.
1 http://lit.1september.ru/article.пхп?ID=200600914
2 Из письма Виктора Астафьева Вячеславу Кондратьеву от 17 июня 1982 года: http://www.litmir.me/br/?b=198462&p=102)
3 Из письма Виктора Астафьева Вячеславу Кондратьеву от 28 декабря 1987 года. — «Новая газета. № 46 от 6 мая 2009.
4 Там же.
|
