АРХИВ
Об авторе | Леонид Витальевич Шевченко родился в 1972 году в Волгограде. После школы год учился в Волгоградском университете, потом еще два — в Литинституте. В 1993-м вышла его первая книга — «История болезни». Печатался преимущественно в «Знамени», здесь можно насчитать с 1998 года двадцать шесть его разнообразных публикаций: поэзия, проза, эссе, рецензии… Работал сторожем, дворником, копал могилы, служил библиотекарем в детской библиотеке, занимался журналистикой. В 2000 году составил, отредактировал и выпустил в свет первый номер литературного альманаха «Шар». Вторая и последняя поэтическая книга Шевченко «Рок» вышла в 2001-м. Убит 25 апреля 2002 года. После смерти были составлены и выпущены книги «Мистерии» (2003), «Русская книга мертвых» (2009), «Саламандра» (2014). Предыдущая «знаменская» подборка «Неизвестные стихи» (биографическая заметка и публикация Сергея Калашникова) вышла в № 11 за 2013 год.
Леонид Шевченко
От бедной «Slavы» корпус золотой
Часы
Отправимся мы с дедом в мастерскую — часам настенным надобен ремонт. Но всё закрыто — все ушли на фронт, На атмосферный фронт. И на дверях картонная табличка, Когда в подъезде вспыхивает спичка И освещает пуговицы, рот, Глаза больные — твой сосед орёт.
Песок пересыпается, и стрелка В зрачок вонзается. И дребезжит тарелка В твоей руке, а на тарелке с той Каёмкой голубой — пружины линзы. От бедной «Slavы» корпус золотой. Мы газированной затаримся водой, Консервами и солью окаянной, Зефиром странным, вишней пьяной.
Пойдут когда-нибудь настенные часы Без посторонней помощи, без этих Покойников-фронтовиков. — А ты готов? — Меня, как маленького спрашивает дед. И я, как взрослый, отвечаю: «Нет!»
1998
Украйна
Какого Голема слепить из этой глины? Растёт бамбук на киевском дворе, Хоронятся в подсолнухах павлины И крокодилы царствуют в Днепре.
В Донецке милицейские мигалки, За пазухой полтавский помидор. Когда б не алконосты и русалки, Пропал бы озабоченный шахтёр.
Что ты найдёшь на этих огородах? Ребёнка шестилетнего с хвостом? Как ты удержишься на этих скользких водах С владимирским заточенным крестом?
Последний день не отдают бесплатно, Коптят покойников славянские божки. Мы возвращаемся из Харькова обратно, В Луганске поглощаем пирожки.
1997
* * *
О бедном мальчике, о злом нонконформисте Наяривай, старуха, мадригал. Мы встретимся с тобою в Букинисте, Там царствует роскошный «Капитал»,
И биографии Дзержинского блистают. У продавца в коробочке драже, И на коленях ангелки листают Кропоткина, Бакунина, Леже.
Клондайк греха, покойницкая заводь, Голимый Чернышевский — фантазёр. Что это было — пламя или память? Собор Вселенский, головной убор?
Мы встретимся с тобой, моя отчизна, У книжной кассы и в сырой земле. Террор, свобода, Палестина Духа, Цитатник Мао, череп на столе.
* * *
В зимнем городе мёрзнет шинель палача, И сравнительно тихо под каменным небом, Но больничное утро дрожаньем плеча Выдаёт беглеца перед самым побегом. На перила мостов снизошла пелена, Оголив облака, извивается, тает, На Бутырке ворона (а в клюве луна) С мертвецами старинную басню играет. Мой прекрасный! Когда и тебя поведут, — Будет тихое утро, на улицах сыро, В зимнем городе страшно вороны поют И бросают на головы ломтики сыра. Я устану бояться, когда-нибудь я Перережу рассвет одноразовой бритвой. В зимнем городе пусто, и дышит броня Никому не известной доселе молитвой. И глядят удивлённо в ограду цари, Наступает заря на разбитую банку, За святую субботу горят фонари, И шинель палача накрывает Лубянку. И кому-то зашепчется в дыме: жара, Может, пьяной старухе у пьяной коптилки, В зимнем городе мёрзнет чужая жена, И чужие друзья открывают бутылки — Им не хочется есть, им не хочется пить, Им довольно огня неживого рисунка. Я ещё собираюсь тебя полюбить В этом городе тёмном на склоне рассудка. Я ещё собираюсь, но плавит свеча Застеклённый, случайный, поспешный румянец, В зимнем городе мёрзнет шинель палача, Но сильнее всего указательный палец. Не забудь же, Господь, ты жилище моё, Я совсем не кричу, кое-как заклинаю. Я надену опять гробовое бельё, Погашу фитилёк и тебя не узнаю.
23 июня
1. В день рождения Анны Андревны От бессмертного слова светло. Зеленели, как прежде, деревья, И травы не касалось крыло.
И пылила на север дорога, И поэт говорил сам с собой. И отечество страшно и строго Посмотрело, как глухонемой.
Только ангелы знают и дети, Что такое «тюрьма и вокзал», Я проснулся с тобой на рассвете И ладони твои целовал.
Я прошёл в этой жизни дурацкой Через снежные бури и гром, Восхищённый какой-то загадкой, Утомлённый каким-то трудом.
2. Я уйду из судьбы, как из театра, Как прохожий ночной — из тумана. Располневшая Клеопатра, Незажившая Октавиана
Мне приснится; тяжёлые трубы, И высокие столбики пыли. Что-то шепчут бескровные губы, Но Антония раньше убили.
3. Кто там стоит за плечом, Кто камнем сбивает звезду? Как жутко Пьеро в ночном Заброшенном саду.
Он помнит слова любви, Но руки его в крови, Он Коломбину ждёт, Она никогда не придёт.
Достать бы до тех небес, Увидеть счастливый сон, Но дальше карпатский лес И санитарный вагон.
А следом идёт, идёт Август, последний год — И два молодых мертвеца — ни один не покажет лица.
Но знает Пьеро в ночном Заброшенном саду — Кто стоит за плечом, Кто камнем сбивает звезду.
4. Слава, обида, травля, Тревога, тюрьма, измена. Здравствуй, ночная правда, Ноктюрн Федерика Шопена.
Как мне жилось — не помню, Но знамя моё — в горошек, Было тысяча комнат И сорок домашних кошек.
В очередях стояли Люди полуживые. Как правило, умирали — Красивые и молодые.
Но только не всё забыто, Не все — под водою Леты. Смотрели они открыто — как юноши и поэты.
5. Под солнцем русским и под снегом русским. Какая светлая трагическая мощь, И тени медленные над твоей причёской, Как листья длинные потусторонних рощ
Уже склоняются. И бусинки из пота Дрожат, дрожат и множатся опять, Завершена великая работа, И труженику нечего сказать.
Он входит, словно в лес, в литературу, Он видит, как летает вороньё, Когда берёт последнюю брошюру, Вычёркивая авторство своё.
В земле Шекспира и под небом Рима Любому остаётся про запас Возможность превратиться в анонима, Не открывая утомлённых глаз.
6. Мы в саду детьми играли, Мы на дудочках играли, Эти смуглые тела Наши души выбирали.
Это было век назад, Это было год назад, Крики чаек совершенных, Шляпа, камень, ветер, сад.
А теперь мы не поём, Мы теперь забвенье пьём, И над нашими глазами Только облако с дождём.
Вот прольётся этот дождь, Вот прольётся этот дождь, И заплачет откровенно Над страницами Жюль Верна.
24.06.1997 — 27.06.1997
Биографическая заметка и публикация Сергея Калашникова.
Редакция выражает глубокую признательность Елене Ластовиной, любезно предоставившей расшифровку рукописных текстов Леонида Шевченко.
|