Держит себя на весу, скользя
над лугом… Пойми, юннат, —
можно поймать стрекозу, нельзя
поймать стрекозиный взгляд.
Всё — ромашки и васильки,
лес, разноцветный свет,
много неба, немного реки —
в нём. Но тебя там нет.

Позволяла себе на тебя сердиться,
унижала тебя, шутя,
потеряла тебя, как голос певица,
как беременная — дитя,
искала тебя, как в отчаянье дети
в карманах — пропали! — ключи…
Легко ли найти человека при свете
поминальной свечи?

Новости? Молчание почты?
С кофе перебор, с Вёв Клико?
Сердце, на качелях цепочных
не качайся так высоко!
Выдумщик, напёрсточник, скаред,
клоун, ловелас, психопат,
видишь, как деревья мелькают,
слышишь, как цепочки скрипят?

Чёрный бочок,
умный зрачок,
усы Сальвадора Дали —
сомик-сомок,
вынут крючок,
плыви, золотой мой, плыви!
Что это, гром?
Может, пойдём?
Совсем потемнела река.
Маленький сом,
в царстве своём
помолишься за рыбака?

Звери, которые водятся только в кроссвордах.
Люди, которые водятся только в рекламах
автомобилей, шампуней, заморских курортов.
Птицы, которые водятся только в храмах —
вьются под куполом, маленькой головою
бьются о колокол, кланяются друг другу…
Видела белого голубя у аналоя —
медленно, чинно, безмолвно ходил по кругу.

Ёра, захухрЯ, куёлда,
рюма, пыня, расщеколда,
свербигузга, визгопряха,
горстка праха, горстка праха.

Что новенького, пожилой соловей,
в напевах твоих? Отвечаю:
весёлые стали ещё веселей.
печальные стали печальней,
и эта воинствующая печаль
на прежнюю не похожа:
той только плачущих было жаль,
а этой — и смеющихся тоже.

Казнить нельзя помиловать — маятник
каждую секунду переставляет запятую:
родим ребёнка? Закажем памятник?
Как его назовём? Какую
сделаем надпись — стихами, прозой ли?
Какие цветы — ромашки, васильки ли,
какие обои — оливковые, розовые, —
будут в детской? Будут на могиле?

Велик велик,
куртка мала.
Весел и дик,
мчусь, как стрела.
Скорости свист…
Короток, крут,
скользок, тернист
путь в травмопункт.

мальчикам девчонки
юношам канкан
взрослым разведёнки
вдовы старикам

Пойдёт последний снег,
до капли соберёт
трудов и чистых нег
подснежниковый мёд.
Поставь цветы на стол,
настойку приготовь.
Роенье белых пчёл.
Последняя любовь.

В этом доме не сразу найдёшь трусы,
если вообще найдёшь. Но в то же время
в этом доме все настенные часы
идут и все показывают точное время.
Время обнимать. Умещается Отче наш
в один поцелуй. А после прогулок далёких
за двадцать секунд взбегаем на пятый этаж —
лифты не поднимают таких лёгких.

Запись пробужденья
дремлющей стоя:
Раковина, где я?
Зеркало, кто я?
Солнечный лунатик,
лунный подсолнух,
заспанный солдатик
сонма бессонных.

Бессонница, где ты была,
когда я носом клевала
буковки с письменного стола,
ягодки с детского одеяла?
Отстань! Экзамены сданы
с отличием, выращены дети
и вызубрены трещинки стены
при свете, в темноте и на рассвете.

Мир неописуем
или я глупа?
Папа, потанцуем
в паре, — пару па?
Как тогда, на свадьбе:
открывали бал,
наступал на платье,
на руках качал.

За время комы у папы выросла борода.
Густая, чёрная, мягкая борода.
Я никогда не видела папу с бородой.
Папа никогда в жизни не носил бороды.
Я сказала: тебе к лицу борода.
Я сказала: так и ходи — с бородой.
Я целовала осунувшееся лицо.
В реанимацию посетителей не пускают,
но мне повезло.
В морге попросили привезти бритвенный прибор.
Мама так и не узнала, как идёт
тебе борода.

Как река сверкает!
Как стрекочет луг!
Папа надувает
спасательный круг.
Утро в детстве раннем.
Вот так и живу —
папиным дыханьем
держась на плаву.

Родина — это страна,
в которой любая старуха
издали, да и вблизи —
вылитая свекровь,
какою она была
перед последней больницей:
шустрая — не угнаться,
упрямая — не заставить
носить слуховой аппарат.

Блестит, беседой дружеской согрета,
улитка слухового аппарата
в мохнатом ухе крупного поэта.
Поэзия должна быть глуховата.

Что я люблю больше всего на свете? —
Спать в гамаке;
спать в палатке, в спальном мешке, затянув капюшон, только кончик носа снаружи;
спать на даче, на веранде, на раскладушке, на свежем белье, выполосканном в реке, высушенном на солнце, ещё тёплом;
спать в лодке, дедушка на вёслах, папа на вёслах, муж на вёслах, кто-то незнакомый на вёслах;
спать на резиновом матрасе, плывущем по лесному озеру среди кувшинок и лилий;
спать во время кормления грудью, спим обе, и я, и ты, и только молоку не спится;
и — да, спасибо за подсказку, чуть не забыла, — спать с мужчиной.

Без колебаний, без заминки,
творя времён круговорот,
ростков зелёные фламинго
переполняют огород.
Присмотримся к росткам счастливым,
прислушаемся — и поймём,
чем — морем? мёдом? черносливом? —
благоухает чернозём.

солнца концерты сольные
все первоцветы в подарок
вод переводы вольные
ив облаков байдарок
почки свечками божьими
день колокольно погожий
вот до чего мы дожили
вот до чего ты не дожил

Девочка-весна,
беженка из ада…
Зелень рощ нежна
даже возле МКАДа.
Двух миров связной,
умница, гулёна,
в классики со мной
будешь, Персефона?

Наше утреннее правило:
дурочек благодаря,
мы целуемся за здравие
женщин, бросивших тебя.
Я им не чета, я умница,
знаю: ты такой один.
…и за упокой целуемся
бросивших меня мужчин.

Дядя — плавать, дедушка — стоять
на коньках. А папа научил
равновесие держать и жать
на педали, не жалея сил.
Я с тобой, не бойся! И держал
руль одной, седло другой рукой,
отпускал, не отставал, бежал
рядом. Со святыми упокой.

                                      «Встав от молитвы, Он пришёл к ученикам и нашёл их спящими от печали»
                                                                                                                  (Лука, 22:40–46)

Проснулась: где мой крест? Как всегда, на спине.
Подумала: днём — ношу, а несу — во сне.
Решила: вспомню, разузнаю, прочту,
что снилось ученикам в Гефсиманском саду.