Об авторе | Иван Сергеевич Ким родился в 1988 году в Коломне Московской
области. Окончил Московский государственный социально-гуманитарный институт,
учитель истории и права. В настоящее время — учитель в школе для глухих детей.
Стихи никогда не публиковались. Участник 14-го Форума молодых писателей (Фонд
СЭИП) 2014 года, семинар поэзии журнала «Знамя». Живет в Коломне.
*
* *
раз уж такая оказия
выдалась
я сейчас
попробую особенно не торопясь
и не думая, как я в этой рифмовке выгляжу
рассказать
откуда есть пошла русь во мне. рассказать,
что мама моя здесь родилась, в коломне,
и вслед за ней
при определенном содействии папы родился я,
и, опять же, не в горном хамгене, не где-нибудь около, не знаю, саян*
*(хотя, возможно, и стоило бы), а — вот, в стране саней
санок, розвальней, лыж и дум.
государственных и всех остальных
еду
своего детства я помню фотографически хорошо
это было, конечно, чуть лучше, чем послевоенный яичневый порошок,
но в целом — тоже что-то такое итс
нот мэйд ин юэсэсар
рис гуманитарный, гречка, оранжевая колбаса
это действительно нужно знать обо мне:
по мне,
так
я из всего этого образовался, а мой рахит —
это, в общем, тема достаточно политическая или, ок, около-
политическая
и не имеющая никакой особенной
привязки конкретно к коломне
малахит
во всей этой истории с питанием в том, что я
геологически
русский в плане строения
и если моя фамилия кому-нибудь что-нибудь другое на ухо так
тихо и подленько говорит,
то
ну, вы поняли
говорит
обо мне значительно основательней тот момент,
что я не менял школу. я прожил
в семнадцатой школе десять в прожилках
на лбу от стрессов и радостей полных лет
стабильность детства дисциплинирует не только ум
но и походку по жизни в целом. каракорумом
для меня
незадолго до и сразу после ее окончания (школы) был мгу
я честно туда съездил, отдал дань почтения и понял, что не
могу
а) сдать экзамен по шолохову на отличн
б) взять себя (за голову) без свидетелей и поличного
в) жить вдали от города, где живу
г) все ответы неправильные.
я живу
последнее время мыслью, что все сложилось как нельзя
лучше. облезь
я
в своих стремлениях
налысо и страдай
чуть больше чем получилось, или меньше, говори я: дай
господи, пожить получше, пожить
подольше, пожить как в сказк, —
господь бы вызвал меня к себе
короче, заканчиваю о себе
и начинаю о профессиональном: ЛЮБЛЮ УКАЗКУ
свою. люблю
учить
люблю на детях артикуляцию отточить
люблю детей поголовно
в гранит бить головой, но
не так чтоб больно, а чтобы — звёзды
это действительно приятное — хэппи бёздей
перед удовлетворением от выполненной работы
меркнет. что-то
такое французское великореволюционное. от мирабо ты
берёшь умение вдохновенно врать
про современное наше государство и современную государеву
рать.
от робеспьера — умение отрубить
у ребёнка желание соорудить
у себя в голове бардак из ничего не значащих дат. или даже
внушить сен-жюстом ребёнку, что от
продажи
ресурсов мы станем застойной испанией после открытия америки
вознамериться
всё это как можно цельнее изложить
и жить
после этого, как будто я тут ни разу вообще
ни при чём
учителя истории — они такие. моё плечо
в своё время оттягивала вниз перевязь от аксу
если кто не знает — это такое складное укороченное убийство. колесу
последних событий в мире, в котором я вместе с учениками
своими живу,
было угодно прокатиться мимо, но межевую
отметку на нашем общинном поле: здесь война, а тут, типа, мир
я на уроках стараюсь намеренно затоптать
лапта
(игра такая) такая: я поддерживаю (путина?) и, поди пойми
меня, много ещё кого
а на уроках нужно рассказывать про конго,
например, как про единую на карте нарисованную страну.
а я-то знаю, что это не так.
вину
за то, что приходится давать минимум информации
никогда невозможно переложить на кого-то сверху
я тут, у доски, не только для смеху, я тут, типа, решаю, в
какую формацию
переходят люди, которые сидят за партами.
ещё не обременённые представлениями
о партиях,
мажоритарных системах и пропаганде.
они, вон, только что что-то такое вызнали об уганде
что есть такая (в африке?), и недолго.
вот и думаешь, что ты по долгу
службы должен делать, когда тебя
ставят перед ворохом свеженького исторического тряпья
и говорят:
будьте добры, ванюша.
сделайте детям головы, а не рюши
с оборочками на мозжечок.
ты сможешь, обязательно сможешь,
ты же всё-таки мужичок.
иии,
мне сказали хвалиться: я учу
детей в школе глухих, отнюдь не каучуковое
растяжимостью моё сознание
дозволило мне в плане языкознания
расшириться только до одного языка — жестового,
и по прошествии
трёх очень неполных лет я иногда даже думаю, как бы сказать:
руками.
дураками
мы, конечно, когда семафорим
вот этими вот двумя
выглядеть выглядим, и это (внешность), коэшно,
важно
но ещё важнее — это та фора,
которая у нас
перед всеми остальными вот здесь усаженными:
МЫ ДЕТЕЙ УЧИМ НА ДВУХ, ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ, ЯЗЫКАХ!
аплодисменты, типа, не лишними были бы.
музыка
детских рук — это что-то отдельное. моих бетховенов
интересует всё, и хорошее, и плохое, и
в этом — интересоваться плохим —
хорошее,
извлекать, понимаете, из постелей горошины,
потому что знать — что такие есть.
не счесть,
понятно, счастий и сложностей при работе, и от перечисления
всех их
вы меня, я так понимаю, с удовольствием уже уволите.
что ещё хорошего помимо того, что дети мои совсем даже не
молчат и
голову мне часто морочат и
да, точно
я пишу стихи, и это ни черта не оригинальное
здесь половина зала может, я не знаю, про ювенальную
юстицию песню сложить и спеть
и я понимаю, что время заканчивается, я успеть
не успеваю самопоследним
похвастаться — вот печаль-то — и
короче: я пишу,
а меня — как вдруг выяснилось —
печатают.
