Запечатленный образ, или Лев Толстой и Илья Гинцбург: двойной портрет в интерьере эпохи

Зримый Толстой

Запечатленный образ, или Лев Толстой и Илья Гинцбург: двойной портрет в интерьере эпохи. Режиссеры Галина и Анна Евтушенко. — Студия «Роза», 2014.

 

 

Работы режиссера и сценариста Галины Евтушенко (а теперь к ней присоединилась и дочь Анна) хорошо знакомы любителям не только документального кино, но и тем, кого волнуют судьбы русской культуры. Галине Евтушенко удалось найти особый ракурс «двойного портрета в интерьере эпохи», т.е. такой жанровый поворот, когда в объектив камеры попадают двое равноправных представителей некоего культурного пространства и при этом воссоздается атмосфера времени. Таковыми были Н. Эрдман и А. Степанова, С. Эйзенштейн и В. Мейерхольд, М. Зощенко и Ю. Олеша.

Новый фильм — несколько иного плана. Режиссеры, несомненно, рисковали, так как перед нами возникают явно неравновеликие фигуры. Во многом это связано с тем, что сегодня имя скульптора Ильи Гинцбурга — среди практически забытых. Упоминаний где-либо, кроме текстов толстоведов, и то в большинстве случаев тех, кто прицельно занимается иконографией Толстого, почти не встретить. А его прекрасные мемуары «Из прошлого» были изданы всего один раз почти сто лет назад. Они как раз и послужили отправной точкой для сюжетного развертывания кинематографического повествования, тем более что в них большое место отведено размышлениям о встречах с Толстым и определенно сказано, что обретением собственной дороги в жизни скульптор обязан «близкому знакомству с замечательными русскими людьми, в особенности с В.В. Стасовым, Л.Н. Толстым и П.А. Кропоткиным»*. Цитаты из воспоминаний скульптора вводятся в фильм с помощью закадровых мужского и женского голосов. Очень удачно было найдено их сопряжение: голос Галины Евтушенко, ее манера чтения не теряют своей привлекательности даже рядом с комментированием кадров, которое артистически делает Константин Райкин. Двойное портретирование от этого только выигрывает.

Все это вместе заставляет задуматься о том, как же надо было тщательно выстроить концепцию картины, чтобы толстовские мощь и гений не «задавили» художника!

Магия личности Толстого была раскрыта Г. Евтушенко уже в ее предшествующем фильме «Полустанок», посвященном бегству писателя из Ясной Поляны и уходу в мир иной на станции Астапово. В нем главенствовало желание автора разобраться в сложных взаимоотношениях в толстовском семействе, в психологии его представителей — и в чем-то несоизмеримости этих частных разногласий по сравнению с той бедой, которую осознала Россия в связи со смертью Толстого.

И надо сказать, что тема смерти явилась в какой-то степени связующей нитью обоих толстовских фильмов, потому что становится ясно: жизнь Ильи Гинцбурга оказалась поделенной на две части — до соприкосновения с миром Толстого (с 1891 года) и после его ухода до собственной смерти в 1939 году. Двадцать лет вместе и почти три десятилетия без него — того, как становится понятно из фильма, кого он считал своим Учителем. Тема смерти, столь важная для Толстого, оказывается не менее важной и для Гинцбурга, который именно в годы знакомства с Толстым теряет человека, по сути заменившего ему отца, — скульптора Марка Антокольского, чей облик он запечатлеет на смертном одре. Чуть позже смерть вырвет из жизни В. Верещагина, также сыгравшего огромную роль в жизни молодого скульптора, которому удалось создать одну из своих замечательных работ — Верещагин за мольбертом. И — наконец — он попрощается с В. Стасовым, так много значившим для него, ибо благодаря ему и состоялось знакомство с Толстым, — дань памяти Стасову он воздаст в прекрасном надгробном барель-ефе. Эта тема в фильме неназойливо, но ощутимо будет проходить контрапунктом — и когда на экране появится церковь, на которую укажет Стасов во время своего последнего свидания с Толстым, и когда он и Гинцбург, уезжая из Ясной Поляны, встретятся с деревенской похоронной процессией. Важно, что в фильме нашло место и упоминание о несовпадении взглядов Стасова и Толстого на жизнь и смерть, что произвело на Гинцбурга особое впечатление.

Тема прощаний и разлук также организует партитуру фильма, потому что посещения Гинцбургом Ясной Поляны и отъезды из нее становятся вехами его жизни. Позже он также будет прощаться и со всею толстовской эпохой, от которой останутся только внеш-ние приметы. Каждый приезд означал для него все более глубокое постижение Толстого, а каждый отъезд — новую ступень в осмыслении полученных уроков жизни. Возможно, в словесном выражении это звучит несколько высокопарно, в визуальном же ряду режиссерам удалось сохранить непритязательную интонацию воспоминаний Гинцбурга, особенность которых — естественность, простота, наивная открытость впечатлениям бытия.

Благодаря череде приездов и отъездов возникает еще один очень важный герой киноповествования — Ясная Поляна, которую режиссерам удалось раскрыть в необычайно теплом душевном ракурсе. Во-первых, надо отметить, что именно с нею в основном связан появляющийся в фильме цвет — который соединяется с монохромными фотографиями, оттеняя и дополняя их. Во-вторых, Ясная Поляна оказывается густо населена… животными. На экране возникают и куда-то пробирающиеся кошки, и греющиеся на солнце собаки, и копошащиеся воробьи, и вороны, и, наконец, откуда-то вынырнувшая прелестная белочка… Жизнь не ушла из усадьбы, в ней осталась та непосредственная природная атмосфера, которую поддерживал и оберегал Толстой и которая так поразила Гинцбурга при знакомстве. Ведь Толстой, скорее всего, почувствовав скованность нового гостя, почти сразу позвал его играть в теннис, потом воодушевленно показал ему новую дорогу в лес, наутро пригласил купаться, советуя не обтираться и подставлять тело лучам солнца. Но совсем поразительной оказывается фотография, на которой Толстой подхватил Гинцбурга и усадил его на лошадь впереди себя. Этот кадр можно прочитать почти символически — как наглядный пример обережения и поддержки более слабого и беспомощного.

Надо отметить замечательную подборку фотографий Толстого на лошади, которые демонстрируют его изумительную кавалерийскую выправку. Вспоминается в связи с этим дискуссия, возникшая после смерти Толстого, когда стали поступать предложения о том, каким должен быть памятник. И одним из предложений (М. Волошина) было изобразить писателя на лошади, что вызвало недоумение и даже негодование современников. Сознаюсь, что, узнав о таком варианте в студенческие годы, я была просто возмущена нелепостью подобного предложения, но когда видишь эти фотографии, понимаешь, что такой памятник совсем не выглядел бы абсурдным. Фотографии доказывают необычайную жизненность существования Толстого. Она так же, как его смешливость, о которой часто упоминает Гинцбург, разрушала барьеры.

Надо к тому же помнить, что в Ясную Поляну приехал пусть и обласканный, получивший золотые медали и звание Классного художника, но все же робкий еврейский молодой человек (в ту пору Гинцбургу чуть более тридцати лет), который русским языком овладел уже подростком и до зрелого возраста испытывал немыслимые унижения, связанные с его национальной принадлежностью (надо сказать, что первые кадры фильма как раз и посвящены местечковому детству ребенка Элиаса в Вильно). Поэтому можно представить, что он испытывал поначалу в Ясной Поляне, хотя его рекомендовали и Стасов, и даже Суворин. И в фильме делается акцент на тех эпизодах, которые позволили Гинцбургу почувствовать себя своим в яснополянской семье: это и то, как Толстой помог накопать глину для своего скульптурного портрета, а его сыновья целый день месили ее, и как его попросили разыграть мимические сцены перед всем семейством, а он поначалу стеснялся, а потом рассмешил всех, изображая портного…

Возможно, именно благодаря радушной атмосфере первая статуэтка Толстого получилась такой непринужденной. Особенно хороша подвернутая нога, которая создает ощущение, что писатель только присел, что он весь в движении… Здесь сказалось то, что Гинцбург — жанрист, что он мастер шаловливой, трогательной детали, в которой выражается его понимание сущности мироустройства. (Жаль, что в фильме мало показаны его групповые детские портреты, в которых он был таким умелым мастером, тогда еще отчетливее обнаружилась бы ниточка, связывающая Гинцбурга и Толстого, — их умение общаться с детьми).

В фильме, тем не менее, представлены многие работы скульптора. И упоминавшееся первое изображение Толстого, и все последующие сделанные с него статуэтки. И большая фигура писателя. Надо при этом учитывать, что Гинцбург — мастер малой пластики. Ему великолепно удавались именно фигурки. Большая форма, монументальная скульптура для него была всегда более сложным заданием (здесь у него встречались и неудачи — почти карикатурный памятник Плеханову с аллегорической фигурой молотобойца рядом). Однако его большой Толстой, без сомнения, великолепен, в нем — спокойствие, величественность, масштабность, самоуглубленность. Здесь, наверное, имели значение и внутренний подъем, и та общая атмосфера погруженности в искусство, которая царила в Ясной Поляне. Здесь ведь каждый что-то делал: музицировал, фотографировал, рисовал… И в связи с этим актуализируется уже обозначенная выше тема — тема утраты той культуры, что олицетворяли такие могучие люди, как Толстой, Стасов, Серов (первый намек на это — события 1905 года, которые нашли отражение в фильме и которые, возможно, являются неким эмоциональным пиком кинематографического повествования).

Думается, что одним из основных посылов фильма было показать многоликость Толстого. С одной стороны, шустрый, быстрый, прибегающий, спрыгивающий вниз, всем живо интересующийся, наблюдательный — замечает даже, что Гинцбург перестает работать на какое-то время, увлекшись чтением его произведений. С другой стороны — тот, кто оказывает на людей особое воздействие, воплощение деликатности, терпимости к людям. И еще много обликов Толстого возникает в фильме: мы видим, что одновременно с Гинцбургом его рисует Репин, дан знаменитый портрет Крамского, камера останавливается на стенах яснополянского дома, где висят рисунки и наброски с его изображением. Этот живописный контекст оттеняет особую теплоту работ Гинцбурга. Авторы фильма не уклоняются от демонстрации фактов, которые могут быть истолкованы не в пользу обитателей Ясной Поляны. Так, кого-то покоробит то, что Толстой не поехал на похороны Стасова, своего давнего друга, сославшись на болезни и занятость. А кого-то посмешит убежденность Софьи Андреевны, что ее отповедь по случаю отлучения писателя от церкви произвела большее впечатление, чем ответ самого Толстого. Но это тоже работает на идею фильма о живых людях, которых можно в чем-то упрекнуть и которые разными сторонами своих характеров воздействовали на ум, волю и чувства молодого человека — Элиаса Гинцбурга. Он обобщил пережитое в эссе «Радость жизни».

Фильм имеет неожиданное, на мой взгляд, кульминационное решение. Кульминация приходится на петербургское наводнение 1903 года, не имевшее принципиального значения ни для Толстого, ни для Гинцбурга: мастерские академии, где находился готовящийся памятник Толстому, не пострадали. Однако напряженное внимание, с которым авторы вглядываются в разбушевавшуюся стихию, подсказывает, что таким же соединением стихий — воды, ветра — они видят Толстого. И хроникальные кадры, рисующие гармонию единения людей по работе над устранением последствий наводнения, сопровождаемые музыкой Мусоргского, образно говорят нам о реализации мечты писателя о человеческом братстве, осуществляемом в общем деле (эта мысль воплощена в лучах восходящего солнца, в его отблесках на стеклах).

Стоит отметить особый мотивный полифонизм фильма, который не заглушает, конечно, главной темы — учительства. «Милый Элиасик» (так называл его Стасов) становится примером воздействия великих учителей на судьбу одного восприимчивого человека. Сначала Антокольский, потом барон Гинцбург, который обеспечил мальчика из бедной семьи стипендией, потом мать Серова, дающая ему уроки, и т.д. и т.п. И он, вращаясь в художественных кругах, обучается и впитывает в себя все лучшее, становится в итоге общим учеником. Некую завершающую и одновременно отправную точку в этом обучении ставит Толстой. Но в случае с Гинцбургом Толстой как раз не выступил с открыто учительской миссией, что временами ему было свойственно, а выполнил эту роль почти неосознанно, осуществляя воздействие всеми сторонами своей личности. Это-то и отзовется во всей последующей жизни художника, который в итоге становится, может быть, истинным толстовцем, т.е. несет толстовский огонь, совершая реальные поступки: участвуя в Толстовских торжествах 1908 года и выставке 1911 года, оказывая помощь в создании музея Толстого в Петербурге и т.д.

И хотя в последней трети фильма фигуры писателя уже нет, его дух присутствует в картине, потому что все дальнейшее творческое и человеческое поведение Ильи Гинцбурга стало определяться теми встречами, которыми было отмечено начало его творческого пути. Авторы последовательно раскрывают прорастание толстовских «семян» в душе скульптора.

Замечателен монтаж фотографий, на которых запечатлены лица последних толстов-цев на праздновании столетнего юбилея писателя, а по контрасту даны лица уже совет-ских функционеров, среди которых много и достойных людей, но чем-то эти лица отчетливо контрастируют с лицами прежних эпох. Зритель невольно сравнивает атмосферу советских банкетов, входивших в моду и сопровождавшихся неумеренной пышностью, с кадрами, запечатлевшими обеды в Ясной Поляне. Подспудно вырисовывается тема невостребованности таких людей, как Гинцбург, новой эпохой…

В итоге получился фильм о способах существования, позволяющих высветить духовные связи, делающие людей собеседниками в особом просветленном пространстве Духа, об особой миссии учительства, атмосфера которого незримо определяла последние годы жизни Л.Н. Толстого и помогала самоосуществлению окружавших его людей. Несколько «рассредоточенный» взгляд документалиста вобрал в себя богатое человеческое окружение Толстого, режиссерам удалось показать, как отраженный свет взаимоотношений Толстого с одними людьми оказывает влияние на его контакты с другими. Акцент сделан на высшей ценности самопроявления человека.

Хорошо бы продолжить тему на поле науки о литературе, где стоит рассказать о литературных опытах скульптора, рассказах «Концерт», «Обед», «Комната № 9», в которых можно найти отзвуки не только толстовских идей, но и толстовской стилевой манеры. А искусствоведам стоит проанализировать статьи Гинцбурга. Не исключено, что они найдут там развитие толстовских мыслей.