Константин Гадаев. Вокшатсо. — М.:
Издательство Н. Филимонова, 2015.
Современный
поэт, разрушающий представления о современном поэте. Кто-то привык думать, что
современная поэзия может рождаться в кругах худеньких мальчиков, говорящих о
Сартре и Барте, — в сообществах, где привыкли считать современным лишь слово,
освобождаемое от условностей, но часто забывают наделить это слово смыслом. А
кто-то до сих пор уверен, что поэт в современный мир может прийти лишь «от
сохи». Но вот он, современный поэт, за стаканом чая или даже чего-то другого.
И, что бы ни попадало в поле его зрения, все может стать поводом к написанию
стихотворения.
С
колокольни пробило два.
Дай
поскладываю слова,
Чем,
кроватью скрипя, вертеться.
Есть
в запасе такой мотив,
От
которого до пяти
Будет
только курить хотеться.
«Вокшатсо»
как «символ веселой и роковой противоречивости нашей жизни» — название города,
которое можно правильно прочесть только приближаясь к
Осташкову по озеру, с воды. Те, кто идет по земле, читают название именно так,
наоборот, — но разве от этого не веселее?
Как бы герой этих стихов ни
грустил, как бы ни было ему больно терять близких людей, какое бы чувство вины
он ни испытывал — он все равно найдет повод посмеяться над собой и над тем, что
вокруг. Найдет эту возможность — засмеяться. И покажет ее всем. Это не злая
ирония и не насмешка, близкая к презрению. Это тот детский смех, которым может сопровождаться
только любовь к миру и к жизни.
Бутылка
белого вина.
Бутылка
красного вина.
Перцовочка под вечер.
Затем,
что жизнь всегда права, —
Нужны
для музыки слова,
Простые,
человечьи.
Бытовые сюжеты, разговорная речь, кое-где
нарочитое шутовство сочетаются с чем-то возвышенным и простым одновременно.
Вот
он — со всеми, среди всех,
Хоть
выращен не мной.
Господь
и вправду милосерд.
Когда
пошлет для жатвы серп,
Сгодится
колос мой.
(«О
зерне, возрастающем неприметным образом»)
Колос — один среди многих — как
символ осознанной жизни, которая довольствуется малым, которой не нужны великие
свершения. И стремление к этой жизни и к вере составляет основу многих
стихотворений. Оно может быть неприметным и для самого героя, пока он тоскует и
вспоминает своих родителей, пока чинит велосипед, выпивает в кругу друзей, но
стебель пробьется, стихи напишутся.
Простите
меня, отпустите меня.
Туда,
где синеет под небом вода.
Где
люди подолгу сидят у огня.
Где
только — сейчас, а потом — никогда.
По форме сам автор определяет свои
стихи как «элегии, притчи, куплеты». Эту жанровую определенность хочется
похвалить, потому что она оправдывает сочетание не претендующего на
художественное высказывание разговора в промежутке «между первой и второй» с
самой проникновенной лирикой, на которую только может решиться современный
поэт.
Здесь
ничего не изменить,
Все
вкривь и вкось и как попало…
А
вкруг — чтоб жизнь оборонить,
Синеет
Господа зерцало.
Если книга строится на
противоречиях (как и вся жизнь лирического героя), то залог ее цельности — в
равновесии. Первичный импульс этих стихов — нечто светлое, созидательное,
по-детски непререкаемое — не дает иронической интонации и, шире, критическому
взгляду на жизнь и ее атрибуты возобладать и погасить тот свет.
Особенность Константина Гадаева, на которого многие стихотворцы очень похожи (и мало чем примечательны), — в том, что искренность, простота
и чувство юмора в его стихах соединяются с чувством меры и красоты.
А
время крутит и несет
Из
глуби в синеву высот,
В
полет необычайный,
Где
света горнего игра…
И
жизнь — лишь капля серебра
С
крыла озерной чайки.
В стихах, которыми поэт живет и
любуется жизнью, очень много посвящений. Поэт представляет миру свой дружеский
круг таким, каким он его любит, надежно ограждая его этим от критики и
нареканий. То, с какой непосредственностью, с каким задором и бесстрашием он
приглашает всех в свой внутренний мир и круг общения, заставляет критика забыть
о своей же способности и даже необходимости воспринимать текст
критически. «Затем, что жизнь всегда права»…
