Олег Полукеев

Таланты и законники

Олег Полукеев

Таланты и законники

нечто вроде саги о налогах, налоговиках и
российских налогоплательщиках

I

Что объединяет бедных с богатыми, русских с американцами, так это нелюбовь к налогам, которую легко понять, можно даже измерить. Не так давно на выборах мэра Нью-Йорка один из претендентов обещал резко снизить налоги в городской бюджет. Причем как с бедных, так и с богатых. За что его избиратели-афроамериканцы и прокатили, здраво рассудив, что им, малоимущим, не придется тогда рассчитывать на столь же щедрые социальные выплаты — денег в городской казне просто не будет. В России — иная пока арифметика. Несмотря на забастовки бюджетников, которым по полгода задерживают зарплату, представители властей любого уровня как ни в чем не бывало ратуют за мягкий фиск.

Между тем здравая налоговая политика, если она действительно таковая, — это не только фиск в чистом виде, но еще и важнейший инструмент, посредством которого возбуждают, стимулируют либо же, напротив, сознательно угнетают излишнюю активность тех или иных секторов и сегментов национального рынка, а также действующих на нем субъектов, лиц и персон.

Что бы ни говорили, формально наша фискальная система вполне соответствует тем же принципам. Но, по существу, за весь период налоговой реформы, начавшейся 1 января 1992-го и длящейся по сей день (к слову, в сравнении с другими российскими, одной из самых последовательных, если иметь в виду неустанное совершенствование налогового администрирования), большинство соотечественников не осознали и все еще не прониклись ее ненашенским духом, проще — не приняли как таковую, лишь приспособились. Мешает “национальное своеобразие”, проявляющееся хотя бы в том, что основную налоговую нагрузку возложили на юридических лиц, то бишь на предприятия различных форм собственности, а не на физических лиц, граждан, с которых, по справедливости, и взять-то в начале реформы было нечего. Это в корне отличает нашу налоговую систему от существующих за рубежом. Для гарантированного пополнения бюджетов и государственных внебюджетных фондов в ней остался и рудимент плановой экономики, явно не рыночные налоги, каковыми общепризнанно считаются налоги с выручки (валового дохода) и которые — в чем весь казус! — по сию пору мирно сосуществуют с обязательными платежами с прибыли. Данное положение донельзя расстраивает и удручает тех, кто рвался и рвется к собственности, а вовсе не к тому, чтобы блюсти интересы бюджетов всех уровней превыше кровного. Но ничего другого и не остается! Ведь прибыли у предприятия может совсем не быть, есть лишь поступления от реализации продукции (услуг), не покрывающие всех затрат. Однако перво-наперво заплати с выручки, отчисли-ка с нее в различные внебюджетные фонды, средствами которых, как правило, распоряжается местная, а не федеральная власть.

Усугубила все другая несуразность. Президент с конца 1993-го (помните, что это было за время?) разрешил регионам специальными указами вводить, не сообразуясь (или очень даже сообразуясь) с ситуацией, любые налоги в дополнение к существующим. И они посыпались как из рога изобилия. Писали их всем миром, наспех, как бог на душу положит, почти как герои “Кошкиного дома”. Вышло и впрямь по классику: жил-был козел, клевал овес, а один раз яичко снес… Налоговая система России, имевшая в 1992-м порядка 40 налогов, к 1996-му в целом по России расширилась почти до 200 обязательных платежей и сборов.

Что характерно: большая часть новых и зачастую весьма экзотических налогов была налогами с выручки, благодаря которым власть на местах наделила себя правом одних субъектов рынка казнить, других — миловать. Но основным ее завоеванием стало заметное ослабление финансовой базы федеральной власти в угоду расширению собственной.

Реакция собственников оказалась вполне адекватной и предсказуемой. А то, что в предпринимательском, вслед за ним и в обычном, обывательском обиходе все еще гуляет миф о якобы драконовских налогах, так это не более чем миф.

Оксана Дмитриева в бытность свою председателем бюджетного подкомитета нижней палаты парламента подсчитала, что налоговый гнет как доля в валовом внутреннем продукте (ВВП) у нас почти как в образцовых по “богатству” бюджетов странах Скандинавии — 59%. Правда, высчитала она и то, что по факту в бюджетную систему страны налогов в среднем поступает не более 25% от ВВП. Таким образом, россияне, будто аборигены оффшорных островов, переживают эпоху невиданной свободы предпринимательства, когда сполна платит тот, кто не нашел в законе дыр, и тот, кто попался. Но весь фокус не в либеральной, а в насквозь дырявой нормативной базе, чему все эти годы весьма способствовали адепты и явные служители нарождающихся в России слоев и сословий (столичных и периферийных олигархов, сырьевых баронов, генералов от металлургии, банкиров-финансистов, политически ангажированных менеджеров и пр.), которые запросто обводят вокруг пальца бесхитростно-алчных думцев и стыдливо-недальновидных по причине низких окладов чиновных мужей.

Увы, выжать по максимуму удается далеко не всем. Даже если налоговики не прищучат, все одно — величина завышенных, так называемых транзакционных издержек бизнеса в России поднимает порог регулярных безвозмездных изъятий для каждого предприятия даже не до 34% (точка на знаменитой “кривой Лайффера” — теоретически допустимый при расширенном воспроизводстве предел суммарных изъятий), а значительно выше — кому как повезет, у кого какая социалка-коммуналка на балансе, какая “крыша” и каковы ее аппетиты. Разница между официально уплачиваемым в бюджет и общими изъятиями — это доля, которую по большей мере присваивают коррумпированное чиновничество и откровенный криминалитет, своего рода налог на налогонеплательщиков. Когда закон сполна не действует, на стражу соблюдения норм экономической справедливости заступают люди вне закона, следят, чтобы кто-то кое-где у нас порой не получил запредельно высокой нормы прибыли. Эти “налоговики” — ребята высокооплачиваемые, работой дорожат, с ними не забалуешь.

А что же налоговики настоящие? Из-за низкой зарплаты, социально-бытовой неустроенности (они ж обычные госслужащие), но главное — из-за отсутствия ясных жизненных и профессиональных перспектив самые лучшие покинули инспекции и оказались по ту сторону баррикад, помогая бизнесу ловко уходить от налогов, как это умеют делать перебежчики не поневоле, а по убеждению. Исхода специалистов в коммерческие структуры из Госналогслужбы России (ГНС), надо полагать, в ближайшее время остановить не удастся.

Тем временем у налогонеплательщиков сложились два подхода: либо явно нарушать законодательство, либо накапливать налоговую недоимку, суммарный объем которой давно уже превысил годовое поступление денег в российскую казну. На практике эти два подхода обычно друг друга не исключают. Так, по оценкам ГНС, до 90% российских юридических лиц пытаются всевозможными способами избежать отчислений в бюджет, тем более если коллеги охотно делятся тем, как оставить казну с носом. Кроме того, для большинства платить все положенное равнозначно закрытию. Они ж не выдержат конкуренции ни с отечественными, ни прежде всего с зарубежными компаниями.

Многие юридические лица обзаводятся “шубой” из фирм, действующих до тех пор, пока встреча с мытарями становится неминуема. После чего ее сбрасывают, фирмы эти благополучно исчезают, а их учредители тут же открывают новые. Проверки многопрофильных предприятий почти всегда выявляют основное кредо дочерних структур и филиалов — перекачивать доходы и финансовые активы, сводя платежи в бюджет к неприличному минимуму. Той же цели с успехом служат страховые компании, организации инвалидов, а также “грамотное” применение пластиковых карточек, банковских корсчетов, действующих в режиме использования обязательств для инофирм.

В особой любви к бартеру и суррогатным деньгам замечены предприятия ТЭКа и МПС, а такие должники, как “Норильский никель”, “АвтоВАЗ”, “Ростовуголь”, предпочитают уходить от налогов, ведя расчеты через третьих лиц. При этом почти каждый руководитель предприятия-налогонеплательщика, будто боязливый школьник-двоечник, ведет два дневника. Один — для родителей, то бишь для показа налоговикам, и в нем суммы дебиторской задолженности зачастую превышают самые буйные фантазии, а другой — настоящий, где отражены реальные долги и объемы услуг, поставок и платежей, до истинных размеров которых удается докопаться только при тщательных и трудоемких встречных проверках. Обычная двойная бухгалтерия считается уделом простаков из малого бизнеса, вынужденных сегодня делиться не столько с государством, сколько, как уже говорилось, с бандитами, поэтому в отчетах для налоговиков малый бизнес показывает не более 10—15% оборота.

Налоги сокращаются, когда юридические лица ведут между собой расчеты наличными, уменьшая тем самым налог на добавленную стоимость (НДС) и отчисления с прибыли. Для этого годятся не только оффшорные зоны, но и зоны свободного предпринимательства. Ну, а можно просто платить казне как вздумается, что практикует РАО “Газпром” вкупе с сонмом аффилированных предприятий.

Многие ко времени уплаты обязательных платежей бюджету и государственным внебюджетным фондам уже который год отчаянно занижают налогооблагаемую базу. Известных хитростей не становится меньше, скорее наоборот. Значит, люди думают, ищут, что в общем-то, как ни странно, должно радовать. Худо-бедно повышаются квалификация, мастерство персонала в организации финансового менеджмента на предприятиях, чего так не хватало при переходе к рынку. Появились уже и уникумы по части придумывания оригинальных схем минимизации бюджетных платежей, от которых ответственных за сбор налогов в жар бросает. Ну где это видано, чтобы предприятие уплачивало в сумме не более 10% с выручки. И больше ничего. А придраться не к чему, все по закону.

Одна надежда, что кое-какие ноу-хау не уйдут в массы. В отличие от хорошо знакомых. Это отнесение консультационных, маркетинговых, информационных услуг на затраты, чем все злоупотребляют, доводя такого рода издержки до невообразимых величин. Это и проделки со штатным расписанием, когда, к примеру, в финансово-посреднической фирме наличествует буквально министерское число администраторов и иных людей при галстуках, чье содержание оплачивают отнюдь не из прибыли. Это и повсеместные откровенные махинации с фондом оплаты труда сотрудников...

И все же низкий сбор налогов обусловлен прежде всего ростом недоимок. Как стали рассуждать? Если банковский кредит дорог, то почему бы не взять так называемый налоговый, то есть не заплатить в бюджет, а направить “на развитие”. При этом остается надежда, что недоимку, по крайней мере набежавшие на нее штрафы и пеню, спишут, что уже не раз бывало в отечественной финансовой и налогово-бюджетной истории. А пока предприятия обзаводятся специальными отделами контроля за 80—90% хозяйственного оборота, который осуществляется в неденежной форме, то есть посредством наращивания объема бартерных сделок и использования различных денежных суррогатов. Таким образом моделируется ситуация, при которой бюджетная недоимка не будет погашена никогда. Оказывается, даже в случае ареста имущества в счет погашения задолженности выкупать его порой... некому. Чужаки же не позарятся, это опасно, а потенциальные покупатели тоже практикуют расчеты в неденежной форме, поскольку “живыми” деньгами не обладают либо никогда не признаются, что они у них есть.

Нередко предприятия-недоимщики загодя сдают ликвидное имущество в долгосрочную аренду с правом последующего выкупа, естественно, имея в виду не сторонних инвесторов, а только своих. В этом случае производить арест и продавать имущество на аукционе для погашения долгов закон не разрешает — еще одна большая дыра. И результат: в 1996-м недоимка, по сравнению с 1995-м, выросла более чем вдвое, в 1997-м стало ясно, что эта тенденция — долгосрочная.

Впрочем, объяснить ее можно не только коллективной недобросовестностью руководителей предприятий, но и объективными обстоятельствами. Прежде всего это несоответствие среднемировых цен на импортируемые товары и услуги нашим нынешним ценам. У нас пока господствуют ресурсорасточительные технологии, они сокращают платежеспособный спрос на отечественную продукцию. Несостоятельными оказываются целые отрасли, что увеличивает дефицит денег прежде всего там, где они нужнее, то есть в производственном секторе. Решить эту проблему без активизации структурной политики в промышленности, видимо, не удастся. Но ее как не было, так и нет, как и назревшей еще при Горбачеве перестройки системы бухгалтерского учета — для реального отображения объемов доходов и издержек производства, а также их соотношений. Все еще нет механизма реальной поддержки роста потребления отечественных товаров и услуг. До сих пор почти не применяются инструменты промышленной политики, которыми в России активно пользовались как до революции, так и в советское время. Это касается поддержки инвестиционных программ, долевого участия государства в частных инвестициях, субсидирования перспективных научно-исследовательских и конструкторских работ.

А что имеем? Безудержный рост внешних и внутренних заимствований. Что мы уже проходили. Еще в конце прошлого века Россию называли не иначе, как “величайшим должником всемирной истории”. Однако империя не взваливала на себя нынешних обязательств по финансированию разбухшей социальной сферы, да и избытком бюджетников не страдала. Займы времен министра финансов Витте достаточно успешно использовались для закладки фундамента индустриализации, для создания и развития промышленной инфраструктуры. Оказавшись перед дилеммой: вернуть долги или завершить индустриализацию, большевики решительно выбрали второе. Наблюдая за нынешними темпами прироста госдолга, невольно задумываешься: как скоро на всех нас все-таки окончательно свалится знакомая проблема выбора, учитывая, что займы идут не на дело, в лучшем случае проедаются, покрывают бюджетный дефицит, порожденный нигде не виданным налоговым кредитованием?

Привлекая на возвратной основе средства международных финансовых институтов, посланцы государства на переговорах пытаются убедить Запад в стабильности бюджетных поступлений: найдем, мол, когда-нибудь чем расплатиться. Но навести порядок в налогово-бюджетной сфере не спешат, так как это чревато отказом в дальнейшей поддержке со стороны тех, на ком пока все держится, на кого придется опираться и на выборах, и после них.

II

А теперь с высоты птичьего полета я хочу спуститься на землю. Тем более, что есть подходящий повод — сюжет, которым, мне представляется, мог бы увлечься сам Петр Дмитриевич Боборыкин, некогда знаменитый, а потом незаслуженно забытый писатель, автор популярного в конце прошлого века романа “Китай-город”, как теперь выясняется, предтечи русского (не путать с советским) производственного романа. В нем предстает образ человека, стремящегося к деятельности, но совсем не подготовленного к выбранной стезе — предпринимательству. Вариантам и перепевам на эту тему, надо полагать, уготована долгая жизнь. Я же ограничусь конспектом, абрисом-скороговоркой.

Итак, в небольшом городке находится крупнейший в стране завод химического профиля, известный поставщик предприятий базовых отраслей. К многочисленным наградам советской поры добавился “Факел Бирмингема”, присуждаемый тем, кто вопреки неблагоприятной конъюнктуре позиций своих на рынке не потерял, а упрочил их. Но завод вдруг оказался в центре внимания совсем по другому поводу. Как указал его гендиректор в письмах на имя секретаря Совбеза, директора ФСБ, Генпрокурора России и т.д., предприятие на грани остановки. Причина — произвол местных чиновников и налоговиков, буквально, дескать, разоривших непомерными поборами.

Чтобы не быть голословным, гендиректор, искренний поклонник гласности и силы печатного слова, ознакомил, наивный, с собственной точкой зрения широкую общественность. Для этого в нескольких центральных газетах появились написанные под его диктовку статьи.

Гендиректора не насторожило: в статьях, при подготовке которых использовались акты документальных налоговых проверок, фактически отразилась несостоятельность финансового менеджмента, что объективно наносило ущерб престижу завода, его руководителей. Налоговики возмутились, отмалчиваться не стали и выступили с заявлением: “...завод нуждается в оздоровлении учетной политики в целом, т. к. отсутствие должной координации и организации бухгалтерского учета явилось и является основной причиной, по которой отвлекаются огромные средства на уплату штрафов...”

Как и многие гиганты советской индустрии, это предприятие градообразующее. Из полста тысяч жителей бывшего сибирского сельца, преобразившегося за последние десятилетия в современный уютный городок, примерно половина — учащиеся и пенсионеры — никак не связана с заводом трудовыми отношениями, остальные прямо или косвенно зависят от него. В городе есть и свои “прокаженные” — несколько тысяч официально зарегистрированных безработных, которым при жизни гендиректора возврата на завод нет и не будет. Но ведь предприятие все-таки приносит прибыль, есть деньги, чего не скрыть и не спрятать ни от малоимущих частных лиц, жаждущих войти в число его акционеров, а в перспективе и в Совет директоров, ни от регионального истэблишмента.

Регион в это время был в плену двух наболевших проблем: не достроили в его столице мост через могучую сибирскую реку и повсеместно бедствовали аграрии. Законодательное собрание установило для всех юридических лиц два целевых сбора: на достройку моста и на поддержку селян. Гендиректор возроптал, стал судиться. И, как ни странно, дело-таки выиграл. Решение о введении сборов еще до отмены тех самых президентских указов признали незаконным. А к двум проблемам руководства региона, таким образом, добавилась третья — где взять деньги на возврат незаконно взысканного? Бюджет — дотационный, задание по сбору налогов выполняется едва ли на 60%. Вот почему специально для этого завода в регионе, в свою очередь, были введены новые местные налоги…

Дальновидные знают: любое предприятие легче всего взять, коль у него велика недоимка. По логике развития налогово-бюджетного процесса, которая хозяйственникам стала понятна еще в начале реформ, этой недоимкой правительство рано-поздно начнет торговать. Означает это, что инвесторы смогут выкупать ее по заниженной цене и автоматически оттяпывать немалую часть акционерной собственности, но уже на сумму фактической задолженности бюджету. Предвосхищая такой поворот, гендиректор все налоги платил всегда исправно. Но в учетной политике дал промашку, перейдя на уплату налогов по факту отгрузки товара потребителям, а не по факту поступления средств на расчетный счет.

Возможно, не последнюю роль в просчете сыграли заявления руководителей Минфина и ГНС о неизбежности перехода к обязательной уплате налогов субъектами рынка по факту отгрузки. Тем не менее трезвомыслящие не сомневались, что от заявлений до воплощения дорога дальняя, спешить ни к чему. На заводе, похоже, буквально восприняли столичные призывы и попросту упредили события, так сказать, отрапортовали, хотя при нынешних неплатежах именно “отгрузочники” несут наибольший урон.

Главбухом на заводе до недавнего времени был человек проверенный, месивший с гендиректором грязь на строительстве завода почитай с первого колышка. Гендиректор ему доверял, но с подчиненными у того отношения сложились несколько иные. Выросшие и сформировавшиеся в условиях, когда основным мерилом работы были вовремя подготовленные квартальный и годовой отчеты, а любые инициативы пресекались в зародыше, заводские бухгалтера зачастую просто не могли взять в толк, чего же от них требуют. Тем более, что руководство тоже было отчасти новичком в вопросах как финансового менеджмента, так и налогового планирования, и не могло четко сформулировать задачи.

Последствия подобного порядка вещей весь персонал завода ощутил еще в 1995 году, когда по результатам плановой документальной проверки сотрудники местной Госналогинспекции (ГНИ) доначислили на предприятие (с учетом штрафов) 15 млрд. тогдашних еще рублей — сумму нешуточную.

Доначисленное безропотно внесли в бюджет. В бухгалтерии начались чистки и перетасовки, приведшие к кипучей, прямо-таки безудержной активности. К примеру, вместо необходимых 24 расчетов по НДС и спецналогу в ГНИ за 1995 год было представлено 123, т. е. по 5—7 за каждый месяц! Решили то ли задавить числом, то ли взять измором. Прознав об этом, руководители региона вновь не устояли перед магией миллиардов, которыми кто-то там разбрасывается. Раз гендиректор расстался с ними так легко, само небо за превращение завода в дойную корову. Что и было сделано. В 1996 году на предприятие повесили местных налогов вдвое больше.

Мог ли завод минимизировать бюджетные платежи? Конечно. К слову, он и пытался это сделать, внося налог на прибыль и НДС авансом. Переплаты порой создавались намеренно, чтобы зарезервировать в бюджете средства, погашаемые в счет предстоящих налогов. Это давало дополнительный доход за счет возврата резерва, но с доплатой по ставке рефинансирования ЦБ РФ. Таким образом, вместо положенных 35% налога на прибыль завод до недавнего времени фактически платил не более 8—10%. Пока казне было что возвращать, приемчик этот радовал, однако вслед за снижением инфляции, сократившим налоговые доходы бюджетов всех уровней, пошли сбои: величина изъятий в бюджет у завода выросла, а отдавать переплаченное стали с задержками, что лишало необходимых оборотных средств. Завод постепенно превращался в хронического должника своих поставщиков.

Здесь необходимо отступление. Наша налоговая система, которой всего семь лет, формировалась под воздействием налоговой системы Германии. Памятуя, что из одних семян вырастают похожие деревья, берусь утверждать, что и в России возникнет все-таки институт налоговых консультантов.

В Германии ими являются, так сказать, налоговики-отставники, не менее 15 лет занимавшиеся документальными проверками, а до этого лет 10 отработавшие простыми инспекторами, но в отличие от российских коллег, специализирующихся сегодня на конкретных видах налогов, они обладают опытом контроля за всеми существующими платежами в бюджет.

Что характерно: в Германии на аналогичных заводах документальные проверки никогда не кончаются. Несмотря на громадный опыт налоговых консультантов, без совета с которыми руководители предприятий вообще не принимают никаких решений, в ходе проверок все равно обнаруживают нарушения законодательства и доначисляют иной раз до 20% к уже уплаченному. Иначе и быть не может. Между консультантами и действующими налоговиками идет неустанное соревнование равных по знаниям и интеллекту соперников. И если консультант придумал эффективную схему минимизации налогов, то будьте уверены: обязательно вскоре выйдет нормативный акт, препятствующий ее повторению остальными субъектами рынка. Вот почему налоговое законодательство Германии выросло после войны с 4 до 19 объемистых томов.

Что же касается нашего, то первые три года оно было не слишком многословным, а ныне увеличилось на две с лишним тысячи обязательных нормативов, порой друг другу противоречащих. Поэтому потребность любого крупного российского предприятия, за неимением института налоговых консультантов, в собственной службе налогового планирования с каждым днем все актуальнее. Подсчитано: раз в два дня появляется новый обязательный к исполнению документ по налогам. Не уследил — поплатился.

И как только немцы не костерят за глаза своих налоговиков — гестаповцами обзывают, кагэбэшниками, “красными носками”, но только за глаза. Внешне никто и вида не подаст, что у него проблемы с налоговой инспекцией, ведь, прознав о том, партнеры, чтобы обезопасить себя от похожих напастей, свернут недолго думая совместный бизнес. А налоговики, по закону, выявив нарушение и доначислив положенное, должны быть немы как рыбы.

Но вернемся к гендиректору. Казалось бы, после первого крупного доначисления он, как разумный хозяин, должен был с начальником ГНИ задружить семьями. Хорошо, пусть и без подобных реверансов, но, по крайней мере, мог бы с ним советоваться (плохому тот вряд ли научит), интересоваться при встречах переменами в законодательстве, налоговом администрировании. А уж от своих-то бухгалтеров и экономистов гендиректор был просто обязан чуть ли не в приказном порядке требовать ежедневного посещения налоговой инспекции и осмысления по возможности вместе с ее сотрудниками свежих нормативов. “Отгрузочники”, уплачивающие налоги авансом, наиболее уязвимы при задержках платежей и нестабильном налоговом режиме. Им, как никому другому, нужно быть в курсе даже незначительных перемен налогово-бюджетного процесса.

Несмотря на то, что инспекторам запрещено консультировать налогоплательщиков, при отсутствии в стране института налоговых консультантов и системы оперативного информирования об изменениях в налоговом законодательстве по-человечески никто не осудит их за то, что они просто разъяснят несведущим темные места инструкций. И пусть уж лучше они, чем навязывающие такого рода услуги за плату специалисты с явно сомнительной квалификацией, которые так подскажут, что все потом потеряешь на доначислениях.

Но генеральный не жаловал ни тех, ни других. Стремясь отсудить доначисленное и взысканное, он как бы терял перспективу, слишком медленно прозревая: резон не столько в возврате того, что с воза упало, сколько в ином — поменьше терять в будущем. На заводе теперь убеждены, что ставка на победы в судах стала стратегическим просчетом руководства. Да и поднятый ради них в прессе шум если к чему и привел, то только к новым неприятностям.

Статьи, дискредитирующие сотрудников ГНИ и справедливо указывающие на несовершенства нынешнего законодательства, разбудили налоговых полицейских. Но если встречи с инспекторами, посланцами контрольных органов, носили регулярный характер, а посему вошли в привычку, то полицейские свалились на завод, как это им свойственно, внезапно, будто снег на пчел. В полиции не принято кого бы то ни было предупреждать о намеченном визите и действиях, это ж правоохранительное ведомство.

Полиция выяснила, что входивший в состав завода совхоз был превращен в самостоятельное структурное подразделение со своим расчетным счетом в банке, но так как сельхозпродукцию реализовывал самостоятельно, был внесен в госреестр налогоплательщиков и принялся исправно сдавать в ГНИ бухгалтерскую отчетность. Однако совхоз не обладал средствами для финансирования капиталовложений. Ему купили оборудование, которое смонтировали в специально построенных за счет завода производственных помещениях. Полиция сочла, что, поскольку совхоз самостоятельное структурное подразделение, то при передаче оборудования нельзя его освобождать от уплаты НДС. Словом, завод, согласно закону об НДС, обязали доплатить бюджету 3,4 млн. рублей. Конечно, если бы, наделяя совхоз самостоятельностью, гендиректор посоветовался не только с приближенными, но и со специалистами, претензий со стороны налоговой полиции, может быть, и не было...

Тем временем наступает черед новой документальной проверки, затем другой, третьей. Появились новые инструкции по налогам, следуя букве которых, инспектора чисто непроизвольно додушат доначислениями некогда устойчивое предприятие, тем более если оно само набросило на свою шею удавку: его директор жаждет справедливости, как он ее понимает, на мировую идти не хочет. Впрочем, нет худа без добра. Гендиректор, кажется, разочаровался в гласности по заказу, по крайней мере, перестал считать ее обязательным условием экономического процветания предприятия, средством увещевания налоговиков.

Написанных под его диктовку статей в центральной прессе больше не появлялось.

На этом, однако, история не заканчивается. И разворачивается чуть ли не по боборыкинскому сюжету, по-прежнему актуальному, пусть и в другом интерьере. Финалы того, на чем роман держится, и того, чему я стал свидетелем, совпали в самом важном, основном. В “Китай-городе” главный герой, ужаснувшись перспективе банкротства, принципами-таки поступился, предложив руку деловой, энергичной, небедной и влюбленной в него пышнотелой купеческой вдове. Хотя и нелюбимой. Генеральный директор тоже не стал пытать судьбу — с завода как бы ушел, создал на паях управляющую компанию, которую и возглавил. На свое место посадил преданного и послушного, а сам на фактически принадлежащем ему заводе стал совершенствовать финансовый менеджмент, маркетинг и сбыт. Поступился ли он при этом принципами или же счастливо избежал душевных сомнений, убедив себя, что все сейчас так делают, — судить не берусь, не знаю.

В окружении бывшего гендиректора, как мне передали, стали замечать налоговиков-перебежчиков, гостей из столицы, работающих в авторитетных консалтинговых фирмах. Результативность налоговых проверок завода резко снизилась.

На этом можно было бы ставить точку. Но особенность выбранного мною жанра вынуждает продолжить разговор о налогах.

III

Среди налоговиков популярен такой анекдот. Приезжает турист из России в Иерусалим, находит на улице группу бывших соотечественников и просит:

— Покажите, пожалуйста, то место, где все евреи плачут.

Его привели к зданию налоговой инспекции…

Нередко тот, кто впервые слышал этот анекдот, замечал: “Живут же люди. У них там “все”, а у нас лишь добровольцы, вот в чем вся разница”.

Дело в том, что из 80 млн. работающих россиян декларации о доходах, полученных в 1997-м, добровольно подали 4 млн. Недаром в российском фискальном ведомстве работа с физическими лицами считается неблагодарной. И не только потому, что доначисления в бюджет в результате проверок уплаты налогов гражданами значительно ниже соответствующих результатов проверок предприятий. Схваченный за руку нарушитель обычно не чувствует своей вины, полагая, что он вправе не платить положенного, потому что ему, в свою очередь, многого недодали, а то и отняли. Неуплатой налогов он якобы компенсирует потерянное по вине государства, когда оно, переходя к рынку, буквально бросило всех на произвол судьбы. Потеряли не только имевшие вклады в Сбербанке, государство устранилось от необходимого надзора за деятельностью псевдобанков и финансовых пирамид, жертвой чего стал и стар, и млад. Хотя после 1991-го гражданам особо не досаждали, а предприимчивым — ни в чем не мешали. Словно по мановению волшебной палочки, те становились обладателями капиталов, которые и приумножали кто во что горазд, воспользовавшись благами, дарованными либерализацией экономики и отсутствием какой бы то ни было регулятивной инфраструктуры. Удачливые, быстро смекнув, с выгодой покупали-продавали ваучеры, сюрреалистические акции всяких там “Хопров”, “МММ” и прочих “Чар”. Выручку затем защищали от инфляции с помощью устойчивых банков, плативших свыше 200% годовых и выводимых до недавних пор из-под всякого налогообложения. Но то, что полученный от денежных сделок, а также торгово-посреднических операций доход каждому физическому лицу надлежало ежегодно декларировать к 1 апреля, люди в азарте забывали.

“Забывают” и сегодня получать большую часть заработанного в кассе, предпочитают в конверте, что является одним из наиболее распространенных нарушений налогового законодательства. Но надо ли строго судить, наказывать рублем тех, кто, не став профессиональным бизнесменом, все-таки сколотил к настоящему времени, благодаря собственной предприимчивости и оборотистости работодателей, семейный капитал в интервале от 100 до 300 тыс. рублей? Если отвечать на этот вопрос формально, то ловить и преследовать придется в основном 30—40-летних, тех, кто кормит и поит наших стариков и пусть медленно, но все-таки прозревает: платить налоги, в конечном счете, выгодно. Злостные нарушители, чей бизнес держится на надувательстве и откровенной неуплате налогов, без сомнений, обезопасят себя от нежелательных встреч с контрольными и правоохранительными органами. Поэтому не проще ли амнистировать сравнительно небольшие капиталы тех, кто и не думает их прятать, скрывать, вывозить за границу, но одновременно ввести в их экономическое поведение необходимые коррективы? Наверняка число добровольно подающих декларацию от этого только вырастет. Всем уже очевидно, что одними ужесточениями и преследованиями дела не поправить. А говорить о реальном повышении в стране налоговой культуры, соответственно и о значительном росте бюджетных доходов, можно будет лишь тогда, когда как минимум каждый второй, а затем и буквально каждый добровольно и в полном объеме продекларирует свои доходы. Но для этого придется набраться терпения. И как бы ни разворачивались события, какие бы зигзаги ни совершал курс рубля по отношению к доллару (и наоборот), мы обречены следовать общим для экономически развитых стран закономерностям.

В европейских странах, чье налоговое законодательство служит примером подражания, не менее половины бюджетных доходов складывается от налогов и сборов с населения. Нам Европу по этому показателю еще догонять и догонять. А ужесточение фиска неизбежно еще и потому, что казна-то пуста. Но вряд ли она наполнится, покуда правительство ни разу не отчиталось перед налогоплательщиками, куда дело собранные деньги. При такой ситуации честно делиться мало кто станет. Что подтверждается из года в год. Так, по данным Госкомстата РФ, денежные доходы россиян в 1997-м составили в среднем около 150 долларов на душу населения. Это так называемые первичные доходы, которые учитываются, налоги с них собираются. Если сложить все эти получки и выплаты, их сумма окажется равной 275 млрд. долларов, или 60% ВВП, что является вполне удовлетворительным показателем, если вспомнить, что в начале кризиса, в 1992-м, его величина едва превышала 30%.

Однако Институт социально-экономических проблем народонаселения РАН в ходе выборочных исследований сделал вывод: если к этим первичным доходам прибавить так называемые вторичные, официально нигде не фигурирующие, то в совокупности население России получило в 1997-м на руки 405—610 млрд. долларов, что составляет где-то 90—135% объема ВВП, рассчитанного по методике Госкомстата РФ. Таким образом, как минимум с половины своих доходов россияне в казну ничего не платят. Причем с той половины, которая облагается по максимальной шкале.

Безусловно, нужны дополнительные стимулы, чтобы люди сами, без напоминаний и грозных повесток, были заинтересованы отчитываться перед мытарями, а в их лице — перед государством о состоянии своих финансов. Учитывая, что и в России возобладал общепризнанный благополучным миром заявительный порядок уплаты бюджетных платежей, было бы целесообразно расширить границы прав обычных, работающих по найму граждан. Это необходимо и для того, чтобы гармонизировать принципы налогообложения юридических и физических лиц, которые при существующем диссонансе (или контрапункте?) как скопом, так и по отдельности впадают в грех массовых злоупотреблений.

Ведь если мы примем на веру данные отчетов и расчетов, то — парадокс! — владельцам множества предприятий вкупе с их приближенными надо еще приплачивать из бюджета, не то вымрут. В контрольные органы они зачастую подают сведения, согласно которым их нужно отнести к малоимущим. При этом жилье и автомобили — на балансе предприятия. В затраты, связанные с ведением бизнеса, включают большую часть расходов на еду, одежду и перемещения в пространстве. Даже расходы на отдых, посещение увеселительных заведений, в том числе злачных мест, и при не больно-то умелой бухгалтерии у нас позволительно пока безнаказанно выводить из-под налогообложения. А выстроили бы, как в той же Германии, всех по принадлежности к, так сказать, потребительским разрядам, хитри не хитри, а отдай бюджету необходимое, коль одет-обут соответствующе, живешь за городом, ездишь на престижной иномарке, жена в “от кутюр” и в вондербра, да еще и отпрыски радуют обучением в платных колледжах.

Многие, вероятно, обратили внимание на сакраментальную цифру в 12 млн. рублей годового дохода (в ценах 1997 года), о чем на всю страну заявил популярный эстрадный исполнитель. Но именно с такой официально полученной суммы годового дохода до 1 января 1998 года налог уплачивался по минимальной ставке в 12%. При этом “малоимущий” мог быть как собственником предприятия, так и работать в нем по найму. Это как раз тот случай, когда форма несущественна.

Следует подчеркнуть: основные идеи законодательства о налогообложении российских предприятий правильные. Поставил продукцию на экспорт — получи возврат обременительного налога на добавленную стоимость. Такова общая практика стран, где он введен. Понес обоснованные затраты — уменьши на их сумму налогооблагаемый доход. Правда, у нас явно недостает аналогичных льгот и вычетов для людей, не имеющих собственного бизнеса и получающих обычную зарплату. А те вычеты, что есть, нередко приводят в восторг тех, кому они ну никак не предназначались. Например, раз в жизни каждый, став индивидуальным застройщиком (покупателем) квартиры или дома, может уйти на трехлетние налоговые каникулы (в обусловленной сумме минимальных месячных оплат труда), что бесспорное благо для измученного жилищным вопросом населения, а также реальное подспорье подъему российского домостроения. Так ведь прямо-таки гордишься сообразительностью соотечественников, наблюдая, как они обращаются с принадлежащими им по праву скромными квадратными метрами, прознав о намерении властей изъять данную льготу из обращения. Нотариусы все чаще регистрируют сделки, когда недвижимость переходит из рук в руки лишь по документам.

Хотя изымать данную льготу неразумно. Ее надо подкорректировать, подкрепить другими, чтобы человек шел в налоговую инспекцию не просто подавать декларацию (повод этот сам по себе, надо быть откровенным, не больно воодушевляющий), а отстаивать право на предусмотренные законом вычеты из совокупного годового дохода. Что и делает весь благополучный мир, а также пожившие в его объятьях соотечественники. Очутившись на родных просторах, они не случайно первым делом бегут в налоговую инспекцию. Доплатить? Как бы не так. Вернуть излишне взысканное либо снизить до минимума то, что надо отдать бюджету. Их там быстро научили, как сберечь свои деньги.

Пытался ли хоть один труженик пера поспорить с государством, то бишь с налоговой инспекцией: многовато, мол, налогов с меня берете? Ведь каждый пишущий имеет право вычесть из литзаработков, полученных за год, затраты на написание статей, эссе, рассказов, повестей, романов — 20% и платить из того, что осталось. После принятия Налогового кодекса, если все будет, как обещают, такой вычет может достичь 40%. Хотя лично мне не известна покуда ни одна редакция, в которой автор воспользовался бы данным ему правом. То, что налоговики на сей счет помалкивают, вполне естественно. Но ведь и бухгалтеры редакций тоже мышей не ловят!

Я уж не говорю о людях, живущих на одну зарплату. Наш человек еще не приобрел привычки вести учет доходов и расходов, складывать в специальную шкатулку все чеки и другие бумажки с печатями, которые подтверждают, что он обоснованно потратился на свой скромный бизнес и не только на него. Итак, вам в доме установили домофон, содрав с каждого собственника квартиры минимум по 300 рублей. Требуйте квитанции, уменьшайте налоги на величину затрат, которые повышают, в частности, рыночную цену вашего жилья. И будем надеяться, что после принятия Налогового кодекса у наших граждан прибавится поводов приобрести благотворную для семейных бюджетов привычку считать, а потом отчитываться.

Появление в законодательстве о налогообложении физических лиц новых вычетов назрело еще и потому, что оно не отражает изменений в обществе. Существует платная медицина. Почему, спрашивается, проконсультировавшись у какого-нибудь светила, починив зубы, исправив зрение, человек не имеет права уменьшить налогооблагаемый доход на сумму недоданных ему государством жизненно важных и гарантированных Конституцией услуг, памятуя, что фонд обязательного медицинского страхования ни копейки не возместит, коль проигнорирован персонал районной поликлиники? Как представляется, вычеты в таких случаях (речь не идет о потраченном на салоны красоты и на нетрадиционщиков) позволят оздоровить систему здравоохранения. К тем, кто лечит из-под полы, а посему не даст справки с печатью на уменьшение совокупного годового дохода, никто не пойдет — экономически малооправданно-невыгодно.

То же самое и с учителями, образование-то теперь платное, несмотря на бесплатные школы. Не секрет, что “англичанка”, приватно собирающая наших чад на пару часов в неделю, обходится ежемесячно до 1000 рублей — как договоришься. Но разреши всем нам декларировать подобные расходы — кончится эра школьных поборов. Квалифицированные педагоги внакладе не останутся, да и командирам народного образования не придется в который раз издавать циркуляр, запрещающий взимать с родителей “живые” деньги. При нынешнем бюджетном финансировании средней и высшей школы брать все равно будут, хотя бы под флагом решений родительских комитетов и прочих инициативных групп. Надо лишь позаботиться, чтобы при любых дополнительных “инвестициях” каждый родитель мог получить документальное подтверждение их объема и, как физическое лицо, включить в затраты при подаче декларации.

Или наши старики, которых из-за мизерных пенсий “держат на балансе” работающие дети. Почему кормильцам пребывающих за чертой бедности нельзя снизить налоги, что, к слову, для милосердных не на словах государств обыкновение? По крайней мере, среди работников налоговых органов подобная точка зрения обретает все больше сторонников. Как и та, что период реформирования налогового законодательства закончится нескоро. Он активно продолжится и после принятия Налогового кодекса.

В частности, об этом свидетельствует пример Бразилии, где впечатляющих результатов добились во многом благодаря опережающему реформированию в середине 80-х всей системы фиска. Но опыт Бразилии интересен не только тем, что она, относясь, как и Россия, к странам позднего старта и, исходя из изменившейся за десятилетие конфигурации социально-экономических приоритетов, приступает уже ко второму этапу преобразований. Как и в середине 80-х, там намерены средствами фискальной политики и дальше содействовать решению проблем, которые в сферу налогового законодательства не входят, точнее, являются инструментами проведения социальной политики, промышленной политики и т. д. Показателен для нас и пример Индии. Ее налоговое законодательство поначалу было калькой с английского, но за последние годы дополнилось положениями, изменившими людей и страну. Нет уже былой грязи на улицах, исчезли толпы нищих, а индийские товары все успешнее завоевывают мировой рынок. Что касается бразильских, то они на нем прочно закрепились. Кстати, в Бразилии сначала наметили контуры и параметры промышленной политики и лишь затем, в ходе фискальной реформы середины 80-х, ввели налоговые стимулы ее реализации.

Но ведь и у нас законодательство о налогообложении граждан можно изменить таким образом, чтобы, к примеру, брошенный призыв приобретать российское был подкреплен вполне материально. Согласитесь, вряд ли отечественные заводы по выпуску бытовой техники, иного незаменимого в быту ширпотреба (а среди них каждый второй — бывший гигант отечественной индустрии) избавятся в обозримом будущем от бюджетной недоимки, покуда купивший их изделия россиянин не сможет положить какую-то часть продажной цены на затраты, снизив тем самым налогооблагаемый доход. К потребительскому патриотизму не следует приобщать силой. Пусть люди отдают предпочтение импорту (в цену которого входят и таможенные пошлины), но без права на последующие вычеты. А как иначе можно по-настоящему заинтересовать в приобретении отечественных товаров, в поддержке сограждан и собственной промышленности?

Есть здесь, правда, небольшое, но устранимое противоречие. Средства подоходного налога поступают в местные бюджеты, поэтому, купив, скажем, липецкий холодильник или воронежский миксер, москвич или сибиряк нанесет последующими, пусть и небольшими вычетами определенный финансовый урон бюджету своего города или поселка. Хотя подоходный налог по природе федеральный, устанавливает его федеральная власть, по определению обязанная заботиться о благе всех. Представьте теперь, как могут вырасти доходы местных бюджетов, если абсолютно все отечественные предприятия получат поддержку продажам своей продукции внутри страны!

* * *

Приступая к реформам, их вдохновители и сменяющие друг друга лидеры, должно быть, прекрасно осознавали и осознают, что российский пейзаж, по мере накопления ошибок, может быть превращен в лунный ландшафт. Неужто и нам, как библейскому народу, суждено 40 лет блуждать по пустыне, чтобы научиться не выживать, наука эта нехитрая, нам хорошо знакомая, а жить как люди: много работать, хорошо делать свое дело, честно за все платить? Покуда мы не умеем ни того, ни другого, ни третьего. Мы не умеем быть гражданами и не хотим этому учиться. Иными словами, мы упорно не желаем отдавать своей стране то, в чем она нуждается, а потом удивляемся: почему она с нами как мачеха?.. Но вот вопрос, на который ни один мытарь не даст ответа. Если российской налоговой реформе уже 7 лет, то сколько еще должно пройти, чтобы добропорядочность во взаимоотношениях каждого с бюджетом, и не только с ним одним, превратилась в норму, перестала быть аномалией? 33 года? Меньше? А может быть, гораздо больше? Судя по тому, как соотечественники платят налоги, ожидая при этом всеобщего благоденствия и процветания, годы эти пролетели без толку, реформа словно бы еще и не начиналась.