Эмма Герштейн: цитаты из жизни.
Предисловие Владимира Александрова. Публикация В. Александрова и С. Надеева (Новая юность, 2015, № 1)
Две беседы В. Александрова
относятся к 1999 году, когда Эмме Григорьевне было 96 лет. Тот же уверенный,
словно бы артикулирующий трезвость восприятия жизни и литературы, голос, та же
ирония, что и в знаменитых «Мемуарах» (СПб.: ИНА-ПРЕСС,
1998)
«…они воображают — я недавно где-то
прочитала, — что у Ахматовой была школа: Найман,
Рейн, кто там еще. Вот эти все мальчики. А Ахматова была в таком положении, в
таком возрасте, что она была рада любой помощи. Конечно, ей было приятно, что
они все к ней пришли. Ее катали в кресле, если она не могла ходить уже, и
прислуживали ей, и развлекали, конечно. Во-первых, рассказывали, что было, что
видели, — жизнь была. Молодые люди, очень ее любящие, так казалось, во всяком
случае. Но назвать это школой, назвать, что… ну, кое-чему она их учила, очень
поверхностно, — что не надо складывать по складкам носовой платок выглаженный,
а надо смять его наоборот, надушить хорошими духами или одеколоном и сунуть в
карман уже смятый. А наши до сих пор ведь, сейчас
перестали, а то высморкается, потом сложит аккуратненько и положит в карман.
Она не могла, она же воспитана была иначе, но это было не ахматовское, а просто
человеческое, от того общества».
А. Бакунцев.
Неизвестная «заметка» Бунина на смерть Блока (Ив.
Бунин. «Музыка» (Публ. — А. Бакунцев). (Новый журнал, 2014,
№ 277)
И смерть Блока не могла примирить
Бунина с «Двенадцатью»: «Смысл “Двенадцати” тоже весьма нехитрый: да конечно же эти двенадцать — апостолы дела Христова. Дело
делается “по-дурацки”, но с “музыкой”. Делается нелепо, порой даже зверски, “да
вы что же, идиллии хотели?” Суть-то дела все-таки от Христа, ведет-то его, —
пусть среди “вьюги”, — все-таки Христос... Так что и Горький, и Нахамкес, и
Луначарский правы: сердце у Дзержинского все-таки золотое, Ленин все-таки
любимейший ученик Христов. Плевки-то все-таки Божьи, а вот «мещанская»
решеточка — не особенно».
В этом же номере:
«Нетленность братских уз».
Переписка И.М. Троцкого, И.А. Бунина и М.А. Алданова
1950-х годов. Заметки В. Сирина-Набокова о Пушкине и Блоке. Сергей Судейкин в
Тифлисе по грузинским газетам 20-х годов.
А еще обширная «дворянская»
подборка воспоминаний, дневников, писем 10–40-х годов: Г.В. Месняев.
Предки. Семейная история Месняевых
(Публ. Г. Месняев), Дж. Вирек. «Душа
Великого князя». Интервью c Вел. кн.
Александром Михайловичем. 1929 (Публ. В. Молодяков), В.Н. Гетц.
Воспоминания офицера. 1914–1915 (Публ.
М. Адамович), Н.С. Пашин. Из
дневников «пропавшего без вести» (Публ. А. Любимов).
Станислав Сапрыкин. Красные
соколы. По материалам фронтовых дневников, хранящихся в архивах (Нева, 2015, №
2)
Волнующее чтение. Лишь обращаю
внимание на неточность подзаголовка — не по материалам, а сами дневники.
«В Петрозаводск я вернулся 1
сентября. Командир перед строем зачитал приказ народного комиссара обороны №
0320 “О выдаче летному составу ВВС Красной Армии, выполняющему боевые задания,
и инженерно-техническому составу, обслуживающему полевые аэродромы действующей
армии, водки по сто граммов в день на человека наравне с частями передовой
линии”. Приказ был издан как раз в день моего первого боевого задания:
интересно, к чему такое совпадение?»
«Вижу внизу быстролетящую тень:
одиночный самолет после атаки разворачивается на запад. Начинаю преследование.
Да это же Ме-262 — реактивный самолет с двумя двигателями, немецкое скоростное
чудо. Нам доложили, как сбил такой самолет Ваня Кожедуб,
про это гудят все истребители. Многие летчики встречали “мешку” в воздухе, но
догнать не смогли: слишком быстрая в горизонте. Так
вот кто нанес удар по войскам, подойдя на малой высоте, пока я ждал медленные
бомбардировщики. Выжимаю из “лавки” все, что могу, иду на форсаже — на таком
режиме в запасе не более десяти минут, но у меня превышение, значит, есть
возможность добавить скорости и догнать. Полого пикирую — немец не маневрирует:
или не видит, или пытается уйти в горизонтальном полете на малой высоте. За
двигателями тянется характерный черный след — добавил тяги. Моя скорость
шестьсот пятьдесят километров в час. “Лавку” начинает слегка потряхивать.
Пытаюсь педалями выйти на лучшую позицию для стрельбы, приходится прилагать
огромные усилия — руль поворота как свинцом налит, будто на него кита повесили.
Земля быстро приближается. На высоте чуть более трехсот метров немец у меня в
прицеле, дистанция метров четыреста. Даю залп, левый двигатель загорается,
немец переводит самолет на пологое кабрирование, горящий двигатель взрывается и
отваливается, самолет, разваливаясь на части, падает на землю. Я сбил Ме-262!
Все звено в сборе, потерь нет, это
добавляет радости победе, но за то, что позволили нанести удар по корпусу, да
еще в районе переправы, по головке не погладят. В полк, наверное, уже сообщили
о том, что авиация действовала не лучшим образом, и орденов нам точно не
видать.
Звено село на дозаправку и отдых.
Наступил сырой весенний вечер. Будут ли еще сегодня вылеты — пока не знаю.
Сбитый самолет мне не засчитали: упал на вражеской территории, с земли не
подтвердили, а фотопулемета у меня не было. Но я-то знаю, что сбил! А вообще —
домой хочется!».
Биографические справки о
летчиках-авторах дневников. Спасибо бывшему летчику, а
ныне симферопольскому предпринимателю Станиславу Сапрыкину.
Дина Бродская. Разъезд 105 (Нева,
2015, № 1)
Под рубрикой «Забытая книга»
следует перепечатка очерка Дины Бродской «Разъезд 105», изданного «Советским
писателем» в 1941 году. Редакция сообщает: «В конце тоненькой
двенадцатистраничной книжечки издательством отмечено: “Темой для «105-го
разъезда» послужил рассказ одного из железнодорожников о случае, имевшем место
на Псковском направлении. Благодаря героическому поступку одиннадцатилетней
девочки было предотвращено крушение поезда и поймано пять
диверсантов-парашютистов, высадившихся в этом месте”».
Я полагаю, что определение «Забытая
книга» не дает оснований воспроизводить что угодно из десятков тысяч изданий
прошлых столетий, чем можно забить все объемы всех журналов до тех пор, пока им
не будет сделан окончательный «абзац». Необходимо веское обоснование такой републикации (а не публикации, как то
обозначила «Нева»). Нет комментариев, кроме биографической справки об авторе
повести «Марийкино детство», которую в детстве читали
люди старшего поколения. Но главное — заурядность, если не сказать литературная
серость, самого очерка.
Вячеслав Запольских. Уши соленые
и малосольные (Урал, 2015, № 1)
Этюды о замечательных людях Перми
разных времен. Добросовестное краеведение.
Марк Фурман. Писательское
Переделкино: неизвестное (День и ночь, 2014, № 6)
Кому неизвестное? Думаю, лишь
самому автору, который во первых строках сообщает:
«Так получилось, что как-то осенью несколько лет назад довелось мне около трех
недель поработать в Переделкино, в знаменитом писательском Доме творчества под
Москвой». Такие вот трехнедельные открытия вроде пересказа воспоминаний
медсестры Голубевой о том, как «Сталин ищет Фадеева, а тот пьяный лежит».
Удивительно смелый человек этот
Марк Фурман! А редакция ДиН еще смелей.
Татьяна
Савченкова. Дети и внуки Петра Ершова: по рассказам В.Т. Ершова и
документальным свидетельствам (Сибирские огни, 2015, № 1)
Отталкиваясь от судьбы Владимира
Петровича Ершова, старшего сына писателя, автор выстраивает цепь эпизодов из
жизни его потомков на основании устных свидетельств и архивных документов.
Очень интересно, даже
безотносительно связи с автором «Конька-Горбунка».
Дневники Льва Озерова, 1951–1960,
публикация и подготовка текста Анны Озеровой и Сергея Зенкевича (Арион, 2014, №
4)
Время, поэты, встречи.
«7 марта <1952>.
Вечером забрел в Союз на Грибачева — книга стихов о Кавказе. Обсуждение шло вяло.
Сурков пытался оживить, но... и он не смог это сделать. Реплики
председательствующего Сельвинского.
Сурков: “Здесь у тебя, Николай
Матвеевич, встречаю строки, похожие на Пастернака. Я его не люблю, но строк
200–300 помню...” Голос: “Как же — не любите и помните?!” Сельвинский: “Потому
и помнит, что не любит”. Сурков: “Ты, Грибачев,
дразнишь наших северных колхозников. Уж очень у тебя пьющий и танцующий Кавказ.
Как в «Кубанских казаках»”. Голос: “На севере «Кубанские казаки» раздражали”.
Сельвинский: «“Кубанские казаки” раздражали и кубанских казаков».
«14 декабря <1954>.
Три дня (6–7–8) длилось московское
собрание писателей. Шумное, острое, нервное. Хорошо выступали Злобин, Алигер, Шкловский, Атаров, Галин,
Рудный, Николаева. Правда всплыла наружу. Все, сидевшее в глубинах “инженеров
человеческих душ”, обнажилось. Суркову, Симонову, а более всего Грибачеву, Софронову, Первенцеву,
Бубеннову выдана большая доза общественного презрения. В день голосования
(выборы делегатов на съезд) обнаружилось, что Грибачева
забаллотировали. Лучше всех прошли: Асеев, Сельвинский, Пастернак, Олеша.
Один литератор сказал мне: “Как
жаль мне тех, кто помер в прошлом году”».
«21 октября <1958>.
Днем <в Переделкино> видел
Пастернака. Сперва слышал его голос — разливистый, раскованный. Выглядит Б.Л. хорошо. Много
предложений переводить. Не хочет. Три “Марии Стюарт”.
Спросил я о моей книге.
— Да, да... Если бы вы знали, как я
занят.
Потом, немного погодя:
— Я никогда в жизни не
интересовался стихами как таковыми. Вне человека. В том числе своими».
«18 июня <1959>.
Разговор с А.А. Ахматовой.
Я говорю:
— Русская литература существовала
по недосмотру: Радищев, Грибоедов, Некрасов.
— Мне очень это нравится.
Несколько раз за вечер повторила
это.
<…>
О Шолохове:
— Дважды его видела. Был пьян. Но
говорил, что я хорошая... Я приезжала просить его о сыне моем».
«<Сентябрь 1959.>
С Ахматовой. <...>
Прошу у нее стихи. Хочу показать
редакциям.
— Стоит ли? Мне неохота печататься… Может быть, я не литератор?..
Это в смысле: поэту необязательно
быть литератором.
<...>
О Пастернаке и Шостаковиче:
— Первый несет свою славу, как
король, а второй, как горбун. Она ему мешает».
Николай Кирюхин. Страшные годы.
Пережитое. Публикация Наталии Веденеевой (Волга, 2014, №№ 11–12)
Саратовский журналист Николай
Кирюхин (1910–1995) оставил обширные воспоминания, откуда публикаторы извлекли
в основном фрагменты, связанные с литературной деятельностью автора. То было
пред войною, когда Кирюхин был тесно связан с той саратовской
партийно-литературно-журналистской средой, где собственно зачинался областной
Союз писателей, складывались его нравы. Как одно из главных событий того
времени Кирюхин описывает арест Иосифа Кассиля, редактора альманаха
«Литературный Саратов» и ответсекретаря Саратовского
отделения СП. Брат Льва Кассиля (Оська из «Швамбрании»)
был арестован 4 августа 1937 года по обвинению в антисоветской деятельности и
приговорен к десяти годам заключения. Впоследствии включен в
«Сталинский список» от 22 декабря 1937 года и 21 января 1938-го расстрелян.
Кирюхин подробно останавливается на обстоятельствах, предшествовавших аресту
писателя. Современники были уверены, что за всем стоит саратовский поэт Вадим
Земной (Иван Глухота), организовавший статью «Антисоветская повесть» о повести
И. Кассиля «Крутая ступень». Тогда же была арестована и саратовская писательница
В. Мухина (Петринская), которая впоследствии
утверждала, что и ее посадили по доносу того же Вадима Земного.
