Дерево

Об авторе | Артём Новиченков окончил факультет журналистики МГУ им. Ломоносова. Преподает литературу в одной из московских школ. Публиковался в «Новом мире» (2014, № 11). В журнале «Знамя» печатается впервые.

 

 

 

I

 

Я давно ращу дерево. Еще мальчиком посадил его за домом. Мы с отцом жили вдали от дороги, куда не дотягивалась тень города и не видно света.

Матери я не видел, она меня тоже. Отец умер, когда мне было восемь. Никто не помогал хоронить.

В куртке отца я нашел семена. Только одно взошло, и не там, где посадил. Наверно, ветром отнесло.

Почва тут бедная, климат засушливый. Раньше у меня был небольшой сад, но солнце выжгло его. Осталось только это дерево.

Раз в неделю я преодолеваю длинный путь до колодца на западе или ручья на востоке. Здесь воды нет. Дождь всегда проходит стороной, я смотрю на него сбоку.

Дерево стоит на виду у ветров в голом поле, где птицы не летают, а голодная земля в трещинах. Когда оно было молодым, я мог пересадить его в лучшее место, но тогда не было бы моей заслуги как садовода. Дерево само выбрало, где ему расти.

Понимаю, что без меня дерево погибнет. Еще после смерти отца, ребенком, я решил остаться возле него. С тех пор прошло много лет, я постарел.

Красивое дерево. Я сам направляю его ствол. Когда-нибудь люди будут приезжать сюда, чтобы сфотографировать, но я не уверен, что этого хочу.

Однако ждать еще долго, растить дерево — процесс трудоемкий. Я всегда сознавал, что на это уйдет жизнь, и никогда не жалел сил. Дерево и есть моя жизнь.

А разве это не самое главное — посвятить всего себя одному делу? Нельзя бросать то, что начал, говорил отец. Я посадил это дерево, я за него в ответе.

Не знаю, что за дерево у меня растет. Оно не дает плодов, и цветков нет. Я смотрел в энциклопедии, не нашел.

Мне нечего от него ждать и требовать. Оно просто растет, а я за ним наблюдаю. Оно растет, а я наблюдаю.

Бывает, смотрю целый день, пытаюсь заметить движение роста. И кажется, что удается. А может, это удлиняющаяся тень ложится на мои ветви.

Раз в месяц произвожу замеры высоты, размаха кроны, диаметра ствола, толщины некоторых веток. Все данные записываю в толстую тетрадь. Сравниваю цифры, наблюдаю прогресс.

Каждый год дерево скидывает листья. Всю листву я храню в амбаре, в мешках с надписями по годам. Раз в пять лет вытаскиваю сухие листья из разных мешков, сличаю, фиксирую разницу.

Каждый год смотрю, как дерево стоит голое и сухой ветер лижет его кости. Смотрю и борюсь со страхом, что по весне не увижу почек. Но почки набухают.

Люблю сидеть в его тени. Крона заслоняет собой небо. Солнце движется по дуге, а я переставляю стул все ближе, все дальше.

Ночью ухожу спать. Засыпаю, смотря на дерево. Обычно мне снится вид из окна.

У меня ни жены, ни детей. На такие мелочи просто не было времени. С семьей можно прогадать, а я живу наверняка.

Иногда по дороге к колодцу встречаются люди, выпытывают, кто такой и где живу. Вроде бы никто еще не догадался, чем я здесь занимаюсь. Чаще хожу к ручью.

С годами ходить за водой все тяжелее. Я старею, дерево растет. Колодец и ручей отдаляются.

Когда дерево вырастет и люди повалят в эти земли, я расскажу, столько трудов мне это стоило. Мысль эта помогает не сдаваться и верить в будущее. В то же время боюсь, что люди все испортят.

Я живу по временам года. Тень становится то длиннее, то короче. Как день.

У меня один враг — древоточцы. Книги говорят, что от них мало вреда, но я не верю. Эти твари хотят сделать меня несчастным.

Имаго на вид приятные и не вызывают ничего, кроме равнодушия. А вот гусеницы жирные и отвратительные. Они-то и прогрызают свои мерзкие, скрытые ходы в корнях моего дерева.

Первого древоточца я убил в детстве. Лазил по яблоням в саду и наткнулся на белую бабочку. Отнес отцу, он сказал: убей, это древоточец, они хотят сделать нас несчастными.

Не перестаю восхищаться мощью и красотой моего дерева. Кора не кора, а кожа: толстая и твердая, листья мясистые, насыщенные цветом. Моя гордость.

Я говорил, что здесь нет ни зверей, ни птиц? Давно уже местный рыбак возвращается домой с пустым садком. Небо всегда пустое, а в полях видно горизонт.

Тем более меня удивила черная птица, которая села на высокую ветку. Она трижды прокричала, чтобы я ее заметил. Это проклятая ворона, подумал я.

Вообще не впервые заблудшие птицы прилетают сюда, однако их всегда удавалось прогнать. Эта не знала страха. Я крикнул на нее и пригрозил граблями.

Она просидела на ветке всю ночь, наверно, заснула. А я не мог сомкнуть глаз. Впервые за много лет был дождь.

Наутро я ожидал чего-то ужасного, но она просто улетела. После того дня не мог спать спокойно. А вдруг проклятая птица позовет своих, чтобы сидеть на моем дереве?

После трех дней ожидания начал сооружать пугало. И вот оно стоит перед деревом и смотрит на восток. Птиц все нет.

Птицы так и не вернулись, а пугало стоит. Меня смущает его присутствие. С одной стороны, птицы могут не прилететь, с другой они все же могут и прилететь.

Пугало стоит как ни в чем не бывало и якобы смотрит на восток, но я-то вижу, что одним глазом оно поглядывает на мое дерево. Не нужно было ему пришивать пуговицы. Оставалось бы слепым.

Черные птицы не вернутся, это я уже понял. Остается вопрос, что делать с пугалом. Выходит, что теперь пугало выполняет мою работу, делает для дерева больше, чем я.

Ночью я подкрался к нему сзади и нацепил мешок на голову. Оттащил за сарай и сжег. Это мое дерево, а не твое.

Очень тяжело кому-то доверять, если даже соломенное пугало способно на предательство. Как найти человека, который будет заботиться о дереве после моей смерти? Нужно больше следить за своим здоровьем.

В мыслях я называю себя архитектором. Вырастить дерево — то же самое, что построить собор. Но в соборе не видно божьего промысла.

Всерьез задумался о божьем промысле. Действительно ли Бог принимает участие в моем дереве? Не хочу делить с ним мой труд.

Я бы хотел, чтобы меня похоронили у комля. Дерево обнимет мое тело могучими корнями и примет в лоно свое. Дерево позаботится обо мне, как я заботился о нем.

Пришли двое на лошадях. Потеряли дорогу и попросили ночлег. Они долго разглядывали дерево и трогали листья.

Тот, что со щетиной, много говорил и плевался, второй, толстый, был нем: ему где-то отрезали язык. От них шел плохой запах. Обычные бандиты.

Вечером пришлось залезть в погреб и достать что-то из запасов. Мы хорошо заплатим, говорил со щетиной, второй кивал и много ел. Я подмешал им сно-творное.

Положил их на полу. У щетинистого изо рта торчала спичка. Немой спал на спине и громко храпел.

Сначала был толстый. Я поставил хлебный нож вертикально, под самое серд-це, и ударил молотком, обернутым в тряпку. Нож вошел плавно, пробив слой жира, крови почти не было.

Со вторым пришлось повозиться: он лежал на боку. Я аккуратно перевернул его на спину и повторил. Нож вошел не полностью, и тот захрипел.

Я ударил молотком еще раз и еще, пока нож не вошел до рукоятки. Вытащить его было еще сложнее. Судя по всему, резьба цеплялась за ребро, но я справился.

Оттащил их трупы в сарай и вышел на улицу. Была ясная глухая ночь, и луна светила высоко. Никогда не видел такой большой луны.

Всю ночь вытирал тряпкой те листья, которые они трогали своими грязными руками. Мне и раньше приходилось протирать листья от пыли, но то была грязь земная, чистая. Как красиво мое дерево в лунном свете: оно было бы лучшим в Гефсимании.

Утро просидел рядом с мертвыми, думал, что с ними делать. Решил просушить их и слить кровь, чтобы они занимали меньше места. Есть бы их не стал, я не ем мяса.

Я где-то читал, что лошади с удовольствием пьют кровь. Это оказалось сущей правдой. Тех двоих я закопал за домом, где раньше сжег пугало.

Чуть не совершил гадость, но вовремя остановился. На лошадях нет греха, они тоже создания земли. Дал им напиться и отпустил.

Когда все кончилось, сел у окна и медленно обдумал последние события. Ведь если сюда забрели двое, чего ждать дальше? Пусть сюда нет дороги, но дом в поле всегда заметен, тем более когда рядом стоит размашистое дерево.

Уже не раз корил себя, что не перебрался отсюда раньше, когда мы были моложе. Дом я бы еще мог спрятать в земле, но как быть с деревом? В мою голову даже пришли постыдные мысли уничтожить его, и я с ними справился.

Что же делать дальше? Эта задача вымотала меня, и я слег. Не знаю, сколько времени провел я в забытьи.

Очнулся темной ночью. В такие редкие ночи, когда небо заволакивает тучами, хочется обнять толстый ствол моего дерева и унестись далеко, в Эдем, куда дорога грешному человеку закрыта. Я готов к лишениям.

Спать я больше не мог. В изнеможении выбрался наружу и, добежав до дерева, обнял его. Дул сильный ветер, ломал ветки.

И тут я понял, что не так: на дереве моем не было и листика. Оно высохло, пока я бредил там, за окном. Никто не поливал его, никто не поливал.

 

 

II

 

Мне нравится, когда месяц начинается с понедельника. Всегда можно определить день недели по дате. Но такое случается не часто, я бы даже сказал, редко. Самое большее — раза два за год. Но еще реже случается, когда два месяца подряд месяц начинается с понедельника. Это большая удача, и каждый раз, когда мне выпадает загадать желание, я загадываю, чтобы поскорее начало месяца пришлось на понедельник. Так спокойней жить. Хотя я не доверяю календарям. Мне кажется, мы идем на уступки времени. А я человек принципиальный. У этого чудака я нашел календарь пятидесятилетней давности. Вот уж, действительно, человека не волновало время! Жил себе и жил.

Вообще, это была большая удача встретить его в такой пустоте. Издали я решил, что это пугало. Потом пригляделся — человек. Подошел и смотрю: действительно. А над ним большое такое сухое дерево. А под ним — яма. Как он это сделал — ну, повесился? Видать, вырыл яму, залез на дерево, повязал веревку и прыгнул.

Неделю, наверно, провисел. Воронье склевало глаза. Я не сразу обрезал веревку. Сначала снял с него штаны. Они мне как раз впору пришлись, то есть по размеру. Рубашку-то я не стал, тряпье какое-то, да и с трупа вещи носить — это не по мне. Ну, тогда уж я его в яму и закопал быстро. Вонял сильно, ну так я землю в нос запихнул. Не ему, себе, конечно. Человек столько прожил, еще сил оставил, чтобы убиться, разве я мог не похоронить?

Теперь живу в его доме. Из окна видно огромное мертвое дерево. Что с ним делать, ума не приложу. Рубить — дров здесь не надо, в принципе, всегда тепло, и печь топить не надо. Пусть стоит пока. Птица прилетит — где сесть? А вот — дерево.

Я думал, дерево совсем уже. Но нет, смотрю: тянется маленький росток. Ну, я его полил водой. Теперь не так одиноко.

Три дня лил дождь. Не выходил из дома. В доме делать совершенно нечего, скучно, заняться нечем, нет никаких дел. Кушетка, полки, стул да стол, ящики со старьем. Сидел у окна, любовался на росток. Вот же жизнь какая штука! Казалось бы — все, смерть! А она находит лазейку, пробивается. А люди что? Люди вон — вешаются. Не знают люди, что такое жизнь.

Чем он тут питался? Я обыскал весь дом, пока не нашел погреба. Но до этого зашел в сарай. Пол весь черный, в разводах, как от крови. Ушел оттуда, от греха подальше. Ну его, может, этот старик был каким больным, помешанным или не в себе?

Пошел искать воду. Целый день ходил, пока не наткнулся на ручеек. Когда дошел, понял, что не взял с собой бутыли, пришлось возвращаться. Воды хватило на ужин и чтобы полить росток.

Кажется, в сарае я видел тележку с большим бидоном. И правда, я вспомнил, я видел в сарае тележку с большим бидоном. Но это нужно было еще проверить. А в сарай мне идти не хотелось. Тогда я дождался ночи, чтобы не так страшно, и забежал в сарай, нашарил рукой тележку и выбежал с ней в поле. На следующий день поехал за водой на телеге.

Странно, что совсем почти нет людей. Я живу здесь уже довольно долго, фактически, уже давно, но ни разу не видел, чтобы тут были люди. Иногда мне кажется, что я единственный человек на Земле. И все, что живого вокруг меня, — это маленькое деревце, которое я ращу. Единственное, что мне не нравится, так это то, что деревца не видно в окно. Чтобы полюбоваться на него, мне приходится либо высунуться наружу, либо выйти из дому, а посмотреть иногда хочется на закате, когда холодает.

Еще мне не хватает времени. Ни календарей, ни часов тут нет. Решил смастерить свои, солнечные, но я совершенно не знаю, как это делается, ну, совсем не имею представления. Я вышел на улицу утром и для начала отломал палку от дерева и вставил в землю. Мне показалось, что это было неплохое начало. Я даже почувствовал себя сильным. Даже какие-то нотки гениальности прозвучали во мне. Вечером я вернулся домой и увидел, что тень от сухого дерева перекрывает мои солнечные часы. Что мне оставалось, как не срубить его? Я не нашел у старика топора, зато нашел большой хлебный нож и молоток. С таким набором моя цель становилась трудновыполнимой, ее было трудно выполнить, но я решил действовать. Ради времени я готов на все. Конечно, я бы мог переставить палку, но тогда это было бы нечестно по отношению к моим принципам. А я человек принципиальный.

Как-то пришли люди на лошадях. Я как раз доламывал последние тонкие ветки. Их было двое. И оба усатые. Они вообще были одинаковые. Сейчас даже не вспомню, с которым я говорил.

«Вы тут живете?»

«Да».

«Вы не видели тут двоих на лошадях?»

«Нет».

«Это ваш дом?»

«Мой».

«В нем жили двое мужчин».

«Да».

«Понятно. Если вы что-то узнаете о двоих мужчинах на лошадях, известите нас. Вот бумага. Распишитесь».

Они собрались уходить.

«Скажите. А вы — братья?»

«Не твое дело. Рубишь дерево — вот и руби».

Пыль от лошадей какое-то время постояла в воздухе, а потом улеглась, затерла следы, будто их здесь и не было. Слава богу, они не заметили мое деревце. А то ума не приложу, что бы я им сказал на это. Да, это было бы сложно. Не так-то просто объяснить жизнь.

Пока уничтожал дерево, постоянно думал о жизни. Что это такое? Например, я не замечаю, как живу, а вот как растет дерево, замечаю. Вообще, за ним приятно наблюдать. Оно растет, а я наблюдаю.

Вокруг пустыня, полем-то не назовешь, как в море смотришь, бeрега не видать во все четыре стороны. Поверить не могу, что умру здесь. Кроме солнца тут больше ничто не движется. Ни облаков, ни людей, ни перекати-поля. Даже не представляю, что бы я тут делал, если бы не деревце. Ради этого стоит жить.

Проделал дыру в стене и переставил окно. Теперь я могу смотреть на мое дерево, когда захочу, но иногда я себе запрещаю, не поддаюсь искушению. Дерево все-таки живое.

Не знаю, сколько прошло времени. Тут нет времен года, а дни как одинаковые, как те двое на лошадях. Есть только один способ узнать, сколько я здесь нахожусь, но он равносилен смерти. Дерево мое уже выше меня, а солнечные часы работают в полную мощность. Я так тут обжился, что и не верится, что когда-то жил в другом месте, может, прошлое мне приснилось? Хотя в послед-нее время мне снится только вид из окна.

Как-то раз ночью был гром. Я испугался, что в мое дерево может ударить молния. Тo-то, старое, я уже давно уничтожил, и только сейчас задумался, что, наверно, зря. Никто не убережен от молнии. Думаю из веток старого дерева соорудить что-нибудь высокое заместо громоотвода.

Вспомнил того старика, что повесился на дереве. Кто он такой был? Может, он тоже растил дерево, а оно засохло? Если это так, то история грустная, я бы даже сказал, печальная, невеселая какая-то. С другой стороны, что бы мы тут вдвоем делали? Да он бы зарезал меня, да вот хоть этим хлебным ножом, и все — поминай как звали. А меня навряд кто и помнит. Городской сумасшедший — ведь так меня звали?

А может, и не было никакого старика вовсе? Я не на шутку, всерьез, задумался над этим. Решил проверить и раскопал то место под деревом. И правда — ничего, пусто, только веревка и все. Я даже не знал, радоваться мне или огорчаться? Вообще, непонятно, какое мне дело до этого старика: был он тут или нет? И чего я время трачу.

Кстати, о времени. Я решил для себя этот вопрос просто. Но это было не так-то просто. Сначала я решил, что с опаданием листьев приходит осень. И считал года. Когда я насчитал лет десять, то понял, что дерево может скидывать листву дважды за год, а то и трижды. А так как я не знаю точно, то этот вариант мне не подходил. Как еще я мог измерить время? Конечно, можно было бы спросить у редких прохожих по пути за водой, которых я научился обходить и сторониться, но тогда мое дерево не было бы связано со временем. А время — это жизнь, и я не собираюсь идти на уступки времени, я принципиальный. Я, кажется, это уже говорил.

Так вот, я решил свою задачу просто. Если дерево — это отражение моей жизни, пусть люди и судят обо мне по дереву. Ведь это правильно: судить людей по тому, что они делают? Мне кажется, это справедливо и честно. Если у меня вдруг спросят: сколько тебе лет? — я отвечу: вы видите дерево? Вот мои года. И это будет правдой. Я не люблю неправду.

Долго ждал плодов с моего дерева, но их все нет. Если оно бесплодно, все равно не расстроюсь. Я, к своему сожалению, слаб в ботанике, не разбираюсь. Нашел кое-какие книги в доме, но там — ничего похожего на это дерево. Кора не кора, а кожа, крона размашистая, как целый сад, листья большие, мясистые, ветви ровные, как руки. Это дерево лучше человека.

Как-то на закате к моему дому пришел некто. Он был слеп и сказал, что пришел на шелест листьев. Я удивился.

«Вам послышалось».

«Да нет же, вот же шелестят».

«Это шум с моря».

«С моря? Тут есть море?»

«Да, за обрывом».

«Почему же я не чувствую его запаха?»

«А оно не пахнет».

«Как же? Море всегда пахнет солью».

«Ну а это не пахнет, оно только шумит».

«Не будет ли у вас воды?»

Я проводил его в дом и плотно закрыл все окна, чтобы он не слышал шелеста. Моря-то я никогда не видел, только в книжке. Я не слышал ни шума, ни запаха. Слепой этот был из того же города, что и я, но о море откуда-то знал. Я не стал спрашивать (в надежде, что и он придержит любопытство), но ему не сиделось.

«Давно тут живете?»

«Всю жизнь».

«Я впервые в этих краях».

«Откуда вы знаете?»

«У меня есть внутренний компас».

Я сделал многозначительное выражение лица, но, судя по всему, он не заметил.

«Чем занимаетесь?»

«Ничем. Живу тут».

Он попросил ночлег. Положил его на полу. Он крепко спал, а я не мог. Сидел над ним и все думал, уж не подослали ли его? Меня преследовали сомнения, что он не слеп. Слишком любопытный для слепого. Конечно, все можно объяснить совпадением, но совпадениями всего не объяснишь. И я решил проделать эксперимент. Вырыл глубокую яму перед моим деревом и дождался утра. Утром, как всегда, дул сильный ветер, от какого в городе срывает шляпы и выворачивает зонтики. Хотя все-таки в то утро был какой-то ненормально сильный ветер и дул как раз из-под дерева. Я зашел в дом и увидел моего гостя сидящим за столом у окна.

«Там — море?»

«Да. А вы что — видите?»

«Только чувствую свет. Как же, наверно, красиво, когда из твоего окна видно море».

«Да. Очень красиво».

«Я вам даже завидую».

«А хотите, подойдем к морю?»

«Если это возможно…» Он встал и взял свою палочку.

«Нет-нет, это лишнее. Я вас доведу».

«Как любезно с вашей стороны».

Мы медленно и уверенно шли к дереву. И ощущение, что я веду зрячего, не покидало меня. Мое дерево просто невозможно было не заметить. Ветер срывал желтеющие листья, и они летели в нас. Я прикрывал нас рукой.

«Что это? Это листья?»

«Нет. Это морская пыль». Сейчас я точно не помню, сказал ли это или только подумал.

Мы встали перед ямой. Он глубоко дышал носом и дрожал.

«Мы стоим у обрыва?»

«Да».

«Над морем?»

«Да».

«Вам не страшно?»

«Я привык».

«Как тут хорошо. А птицы есть?»

«А разве вы их не слышите?»

«Слышу. Чайки. А дерево?»

«Что дерево?»

«Тут есть дерево?»

Мне все стало ясно.

«Какая тебе разница, если ты слепой?!»

Я столкнул его в яму — он даже не успел ничего крикнуть — и начал закапывать. Он отряхивал землю и что-то говорил, а я бил его лопатой, бил и бил, пока он не замолк. Я кричал «сволочь». Я закапывал его живого. Я бил его лопатой, когда он уже умер. Когда все кончилось, я сел на горку песка над ним и заплакал. Как же в этой пустоте я не замечал прекрасного шелеста?

Тогда я не мог поверить, что способен на такое. Сегодня понимаю, что тогда я все сделал правильно. Дерево принадлежит одному мне, потому что я один его ращу. Да и потом, хоть я и знаю, что слепота незаразна, но я бы не пережил, если бы ослеп.

В доме обнаружил его палочку. Долго крутил ее в руках, пока не нашел ей применение. Одной ветке нужна была подпора, а эта палочка была что надо. Ну разве отдал бы слепой мне ее просто так?

Ветры становятся все сильнее. Оторвало кусок крыши. Теперь я живу под небом, и мне негде спрятаться. Впрочем, мне все равно нечего скрывать. Все, что у меня есть, стоит у дома. И если после смерти с меня взыщут, я скажу: вот, смотрите. А если этого будет мало, то, что ж, я готов к лишениям.

Ходить за водой все тяжелее. Я старею, а дерево растет. Наверно, это и есть старость, когда с каждым днем вода достается с трудом, да и ту отдаешь тем, кого любишь. В этом плане мне крупно повезло. Вообще, я прожил счастливую жизнь, ее почти ничто не омрачило. Однако наступил день.

Стояла невыносимая жара. Я возвращался с ручья. И уже издали понял, что не так. Вокруг моего дома, как ни в чем не бывало, гуляли большие собаки. Одна даже нагадила под мое дерево, другие последовали ее примеру. Кто защитит мое дерево, как не я? Тогда я бросил все и побежал к дому.

 

 

III

 

Не знаю, сколько дней мы шли по бесконечной пустыне, пока вдали не показалось большое зеленое дерево. Мы прибавили шагу. За деревом стоял и домик. Муж остановил нас за сто метров и пошел посмотреть. Он вернулся скоро и произнес только одну фразу:

— Закрой детям глаза и пойдем.

То, что я увидела, было ужасно.

Под пышным деревом с налившимися плодами лежало растерзанное тело человека. Все вокруг было в крови. Вечером муж сказал мне:

— Это гиены.

Я заплакала. Я долго не решалась, но все же сказала ему:

— Я знаю, я не вправе это говорить. У нас дети, но… после того, что я видела… я не смогу здесь жить.

— Да ты чего? Сможем. Посмотри в окно, посмотри. Видишь, какое красивое дерево.