Об авторе
| Владимир Эммануилович Рецептер поэт, прозаик, пушкинист. С 1992 года
художественный руководитель Пушкинского театрального центра в Санкт-Петербурге.
Автор многих книг стихов и прозы. Постоянный автор нашего журнала (предыдущие
публикации в «Знамени» № 2 за 2010 год, № 10 за 2013 год).
От редакции | «Знамя» поздравляет своего замечательного автора с
восьмидесятилетием!
*
* *
Скупые, слепые
итоги.
И это, и то не по мне.
Но с «Красной стрелой» — по дороге,
на жёстком её полотне.
Как будто бы та же
округа,
чего ж проводник подобрел?..
Москва опустела без друга.
И в Питере новый пробел.
Скрипит заоконная
птица,
и окна черны изнутри.
Не спится, не спится, не спится,
ещё далеко до зари…
Что ждёт на московском
пороге?
Что кроется в питерской мгле?
Скупые слепые итоги
катаю на «Красной стреле».
Да кто нам бока-то повытер
в раскачке по двум городам,
когда не поверит и Питер
Москве и московским слезам?..
Стареет зеркальная
дверца,
и врать ей тебе не резон.
Болит залечённое сердце,
да пляшет стрелецкий вагон...
— Куда же ты едешь, служивый?..
— Скажу, коли вспомнить смогу…
Всё смелется, были бы живы
хоть близкие в ближнем кругу!..
На стрелках
бодрятся колёса,
толкают тревогу под спуд,
и те же два русских вопроса
в упор задают, задают…
1963 год
Молодые, беспечные,
всё нам легко
на любительском снимке в блаженной стране.
Рядом с Люсей Макаровой, с Зиной Шарко
благосклонная жизнь улыбнулась и мне.
Мы втроём на
скамейке в каком-то саду,
гастролёры, готовые спеть и сыграть.
Я не знаю, что впредь оторвусь и уйду,
а партнёрки останутся жизнь коротать.
Я меж ними сижу,
приобняв за плеча,
а они улыбаются мне и себе;
наша жизнь бэдэтэшная так горяча,
что мы смело смеёмся навстречу судьбе.
Мы не знаем на
фотке полвека назад
ни разводов, ни хворей, ни близких смертей,
и царит над Болгарией вечный азарт
то ли будущих, то ли прошедших страстей.
Юбилейные даты в
упор не видны,
все любимые с нами и наши навек.
Кто нас щёлкнул в тот день со своей стороны,
не припомнить, но, видимо, наш человек.
Мы не знаем, что
справили тот юбилей,
где я Люсю воспел и хвалил без конца,
а попозже и Зине пролил свой елей
в юбилейных лучах дорогого лица.
Я не знаю, что Зине
прочту свой роман
в телефонную трубку про жизнь за спиной
и услышу в ответ из покинутых стран
сокровенные тайны, одну за одной…
*
* *
…Видишь, все
экскурсии прощальны,
догоняя в спешке образ дивный.
Все дома на взгляд — патриархальны,
а на ощупь — лишь декоративны.
Видишь, гений места
не зависит
от идеи, спора или бани;
он тебя понизит и повысит,
приведя от жалких упований
к обожанью
светоносных скатов
и музейной достоверной вещи...
Что тут мог непризнанный Довлатов,
вчуже и не вовремя умерший?..
Заповедник, мирный
заговорщик,
вольно говорит с тобой по-русски.
Видишь, домик няни не притворщик,
требует вина к любой закуске...
В гостевом
присмотренном жилище,
не родном, однако природнённом
всей усадьбе, твой двойник приищет
рифму к вольным дням уединённым…
*
* *
И
повторится всё, как встарь…
А. Блок
Поэты падки на
химеры
и прозревают среди тьмы.
Но смерть заразнее холеры
и повсеместнее чумы.
А век то глохнет,
то ярится,
но вот уходит человек,
и ни за что не повторится
под фонарями, у аптек…
*
* *
Освободи живые
стихи от полу-
живых на твой просвещённый вкус.
Приподними блуждающий взгляд от полу,
сбросив неимоверно тяжёлый груз…
Освободи родные
стихи от недо-
родных, на твой обострённый слух.
Переведи на русский с ночного бреда,
пока ещё ничей не пропел петух.
Освободи земные
стихи от очень
земных, на твой обновлённый взгляд.
Вон за окном опять холодеет осень,
и небеса сквозные Бога боготворят.
Санкт-Петербург
