Борис
Григорьев. Бернадот. — М.: Вече
(Великие исторические персоны), 2013.
Безусловно,
в 1971 году книгу А.З. Манфреда «Наполеон Бонапарт» читатели встретили с неменьшим энтузиазмом, чем в 1936-м — «Наполеона» Е.В.
Тарле. Уж у кого история жизни увлекательнее любого романа, чем у безвестного
корсиканца, ставшего властелином почти всей Европы, а потом — пленником на
маленьком островке! К социологиче-ской советской истории такую биографию никак
нельзя было свести. Но Манфред еще показал, что в ту эпоху были и другие столь же поразительные биографии. Прежде всего
это относится к наполеоновскому маршалу Жану-Батисту Бернадоту
(1763—1844), ставшему в 1818 году шведским королем Карлом XIV Юханом.
До знаменитой Жозефины Богарнэ, своей первой жены, молодой генерал Бонапарт любил
дочь марсельского торговца Дезире Евгению Клари. Под
впечатлением этого чувства он написал маленький роман «Клиссон
и Евгения» и произнес фразу, обычно цитируемую лишь в ее первой части (в том
числе Б. Григорьевым): «В ранце каждого солдата лежит маршальский жезл и
рукопись неоконченного романа». Однако женился на Дезире другой революционный
генерал — Бернадот (по-французски фамилия пишется с
двумя т). В 1804 году он стал маршалом, в 1810-м был избран наследным
принцем Швеции.
В исторической литературе распространено мнение, что на его
избрание кронпринцем решающее влияние оказали знатные шведские офицеры, с
которыми, когда они были в плену как союзники Пруссии в ее войне с Францией, он
особенно доброжелательно обращался. Король Карл XIII был бездетным, вот ему и
нашли преемника в самой сильной тогда стране на континенте. Бернадот
в Швеции как будто упорно избегал показываться докторам. Это оттого, как пишет
Манфред, что на груди наследного принца со времен якобинской молодости
сохранилась татуировка — надпись «Смерть королям и тиранам!». Современный
историк Владлен Сироткин, автор многих работ о наполеоновской эпохе
(концептуально убедительных, но изобилующих дичайшими фактическими ошибками), в
книге «Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне
войны» (2012) даже утверждает, что эту «несмываемую татуировку» Наполеон лично
видел. Не иначе император и кронпринц в баню вместе ходили.
Б.Н. Григорьев выстраивает первую русскую (иностранных
имеется несколько) биографию рядового солдата, офицера, генерала, маршала Бернадота — князя Понте-Корво —
кронпринца — короля Швеции не на слухах, а на документальном материале, хотя и
оставляющем поле для предположений. Жаль расставаться с забавной легендой, но
молодой Бернадот вряд ли принадлежал к якобинской
партии, скорее был ее «попутчиком», безусловно
республиканцем, но умеренным. В 1833 году отношения Франции и Швеции неожиданно
ухудшились. «Поводом послужила постановка в парижском театре
“Пале-Рояль” двухактного водевиля “Le camarade de
lit” (“Товарищ по кровати”. — С.К.), в котором главными действующими лицами выступали бывшие
революционные генералы. В одном из генералов можно было легко узнать Бернадота. По ходу действия герой водевиля показывал
старому товарищу татуировку на теле, гласившую: “Свобода или смерть”. Король
считал, что все это было происками французского короля Луи Филиппа». В
примечании добавлено: «Вероятно, этот водевиль и стал причиной широко
распространенной легенды о том, что на груди у короля Карла Юхана
была вытатуирована надпись: “Смерть королям!”». А все же литераторы могут быть
довольны. Вот как иногда даже легкая литература управляет историей!
Впрочем, история сама иногда походит на анекдот. «Чужеземец,
прибывший в Швецию в предпенсионном возрасте, не
знакомый ни с традициями шведов, ни с их языком, республиканец по своим прежним убеждениям, стал в
конце своей жизни образцовым монархом и фактическим отцом шведской нации».
«Отцом» в смысле не только «благодетелем», но и «основателем». Б. Григорьев
считает, что шведская нация как таковая сложилась именно при Карле Юхане, хотя при нем же появилась идеология скандинавизма,
общая для нескольких северных стран. При нем началась и политика постоянного
нейтралитета Швеции, в дальнейшем обусловившая расцвет ее экономики. Он еще был
настоящим правителем, правда, все-таки не абсолютным монархом: конституция 1809
года реализовала идею Монтескье о разделении властей. Преемники Карла Юхана постепенно сдавали свои позиции и наконец
удовлетворились чисто представительской ролью в государстве. А честолюбивый Ж.-Б. Бернадот,
конечно, предпочел бы быть первым лицом на родине. Еще в 1799 году он
предполагал стать одним из трех консулов вместе с Бонапартом, да в отличие от
него слишком считался с конституцией. Перед падением Наполеона в 1814 году и
после его поражения при Вартерлоо не прочь был
единолично возглавить Францию в качестве императора, короля или президента —
все равно. Но хорошо хоть в Швеции удержался, ведь большинство «законных»
европейских монархов не жаловало наполеоновских «выскочек». Другой маршал (сын
трактирщика, начинавший службу рядовым конно-егерского полка), Иоахим Мюрат, король неаполитанский, повел себя во время
«ста дней» совсем неосторожно и был расстрелян.
По-своему верность родине Бернадот сохранял всегда, в большом и в малом.
Правда, обманув ожидания Наполеона, он в 1813 году примкнул к антифранцузской
коалиции; французы считают его предателем. «Он надеялся занять в союзной армии
лидиру-ющее положение и стать ее генералиссимусом. Это был последний раз, когда
Швеция принимала участие в крупных европейских делах». С лидерством не
получилось, хотя кронпринц и побил корпуса трех своих товарищей-маршалов. Но он
подставлял под огонь подчиненный ему прусский корпус Ф.В. фон Бюлова. Так, «в сражении при Денневитце
Бюлов потерял 10 000 человек, в то время как шведские
потери составили… 12 раненых. Главнокомандующий ввел в сражение лишь шведскую
артиллерию». Итоговый вклад Швеции в общую победу над Наполеоном оказался
символическим. «Союзники потеряли в боях 54 000 человек, в то время как потери
шведов составили 180 человек!» Конечно, их главнокомандующего после этого не
могли посадить на место Наполеона. При своем дворе он вводил французские
порядки. Еще в 1806 году, став по воле Наполеона наместником немецкого
княжества Ансбах-Бейрейт, известный как «“недорогой
и расчетливый” маршал держал “за собственный счет” пышный двор и
многочисленный штаб (достаточно упомянуть, что в штате его прислуги значился
специальный человек для ловли лягушек) <…>». В Швеции Карл Юхан создал собственный стиль мебели. «Он установил в своем
летнем дворце первую ванну в Швеции и положил начало новому обычаю мытья».
Правда, не все получалось удачно. «Шведам не понравился французский обычай: как
только король съедал блюдо, у всех убирали тарелки из-под носа. Гости не
успевали ничего съесть, потому что королю приносили блюда первому. Это дало
повод одному подвыпившему и не очень знатному гостю, сидевшему на самом краю
стола, встать и вслед за герольдом на коронации воскликнуть:
— Теперь король Карл Юхан — он и
никто другой — насытился!
Тостующему
повезло — король не понимал по-шведски».
До конца жизни не выучила шведского языка и Дезире (королева Дезидерия). Более того, уроженка Средиземноморья двенадцать
лет не приезжала к мужу из Парижа на холодное Балтийское море. Карл Юхан (для Дезире — Шарль Жан) тоже к скандинавскому климату
не привык, хоть и жил долго. Шведским в совершенстве овладел лишь сын этой
пары, крестник Наполеона, ставший королем Оскаром I. Имя для него нашлось в
«Поэмах Оссиана» Макферсона,
очень популярных в конце XVIII века. Наполеон принадлежал к тем, кто ими
увлекался. А его старший брат Жозеф в свое время
положил глаз на Дезире. Он фактически спас всю многочисленную семью Клари от революционного террора. Но младший брат, которого
тот неизменно слушался, сосватал за него Жюли, первую
дочь Франсуа Клари. Как сообщает Б. Григорьев,
историк «А. Палмер пишет, что Дезире в духе своего
времени считала себя фатальной женщиной, которая, встретив своего спутника
жизни, непременно героя, должна была стать его верной львицей. Выглядела Дезире
далеко не львицей, а скорее хорошенькой болонкой, но лучшего героя, чем Жан
Батист, пожалуй, ей было не сыскать во всей Франции».
Так генерал Бернадот стал свояком будущего
императора. Тем не менее Дезире всю жизнь не могла
простить Жозефину, «отбившую» у нее Наполеона, и
называла ее не иначе как «старухой»: она была старше своего великого супруга на
шесть лет. Он же, видимо, не забывал первую любовную страсть молодости.
«Создается впечатление, что чувство Наполеона к Дезире было искренним и
довольно глубоким. Именно из-за чувства вины перед ней Наполеон часто щадил Бернадота, сделал его маршалом, князем, а потом и
согласился отпустить его на шведский трон».
С приглашением Бернадота в
кронпринцы дело обстояло не так просто, как считается. Конечно, маршал был
великодушен с пленными шведскими офицерами; так, одному из них, графу Густаву
Ф. Мернеру, он вернул шпагу и сказал:
«— Дайте мне честное слово, что вы как пленный явитесь во
Францию, откуда вы можете отправиться куда и когда
угодно.
Швед поблагодарил Бернадота и
ответил, что при взятии в плен французские солдаты «ободрали его как липку»,
так что для путешествия у него нет ни гроша.
— Не стоит беспокоиться, — сказал маршал и подвел Мернера за руку к походной шкатулке. — Возьмите отсюда сколько
нужно».
Вместо долговой расписки удовольствовался тоже честным
словом. Рыцарские все-таки были времена!
Но Б. Григорьев показывает, что интрига с избранием
наследника Карла XIII была достаточно сложной. Имелись, в частности, собственно
шведские претенденты на трон. А из французских кандидатов Бернадот
«всплыл» не первым. Шведские военные «стали перебирать французских маршалов и
“примерять” их к шведскому трону. Посовещавшись, они обратились поначалу к Массене и Евгению Богарнэ, но те
от такой чести решительно отказались». Так что королем мог стать самый
бесстыдный хапуга из наполеоновских маршалов, уроженец
Ниццы (тогда итальянской, а именно сардинской), сын лавочника Андре Массена, в молодости занимавшийся, по упорным слухам,
морской контрабандой. Однако и он, и пасынок Наполеона, вице-король Италии
(королем считался сам Наполеон), отказались, и тогда шведские офицеры
«остановили свой выбор на маршале Бернадоте и
владетельном князе Понте-Корво <…>».
Разумеется, требовалось согласие императора Франции. Тот сказал австрийскому
послу Меттерниху, что французский маршал на шведском троне — «это лучшее
средство, которое можно придумать для того, чтобы разозлить Англию». Однако
об административных талантах Бернадота отозвался
нелестно. Б. Григорьев добавляет: «Но злиться вскоре пришлось самому
Наполеону». Он понапрасну рассчитывал, что во время его похода в Россию шведы
быстренько возьмут Петербург. Бернадот ввязываться не
стал, хотя Россия недавно отвоевала у Швеции Финляндию (зато пообещала взамен
принадлежавшую Дании Норвегию).
В примечании — добавление иного рода и не менее существенное.
«Во время ссылки на о-ве Св. Елены экс-император
выскажет своему спутнику графу Монтолону иную версию
причин отпуска в Швецию графа (описка. — С.К.) Понте-Корво:
ему якобы “импонировала почетная перспектива превращения французского
маршала в короля, женщины (Дезире. — Б.Г.), которой
он когда-то интересовался, — в королеву, а его крестника (сына Бернадотов Оскара. — Б.Г.) — в принца”. Нам
кажется, Наполеон был более искренним с князем Меттернихом, а в ссылке уже
подправлял самого себя для публики. Кстати, в отношении административных
талантов Карла Юхана император жестоко ошибся».
Конечно, он не любил соперника, которого столь эффектно превзошел. Но все-таки,
побыв на вершине власти и славы, Наполеон кончил узником, а первоначально
уступивший ему Бернадот — королем. Крах соперника он
предсказал, когда французская армия вошла в Москву (совсем как Кутузов):
«— С Наполеоном покончено! — победно кричит Карл Юхан и обращается к австрийскому посланнику графу Нейпергу: — Да, да, мой друг! Сообщите в Вену об этом моем
мнении!».
Между прочим, этот австрийский граф потом тоже по-своему
восторжествовал над Наполеоном. «Одноглазый генерал (глаз он потерял на дуэли)
и дипломат граф А. Нейперг был ловким политиком и
способным военачальником. Именно ему австрийский двор в 1814
году поручил наблюдать за королевой Франции (императрицей! — С.К.)
и супругой свергнутого Наполеона Марией Луизой. Бывшую австрийскую эрцгерцогиню
союзники сделали Пармской герцогиней, а Нейперг стал
ее придворным и любовником. Спустя некоторое время, когда у Нейперга
умерла жена, а знаменитый корсиканец скончался на острове Св.
Елены, герцогиня и граф поженились».
Династия Бонапартов представлена
всего двумя именами. Монархам Швеции в династическом отношении тоже не везло. А
Бернадот «укрепил, наконец, фундамент для своей
будущей династии. Он сделал то, что не удавалось сделать ни одному шведскому
королю: ни Густаву II Адольфу, ни Карлу X, ни Карлу XII». Правда, прапраправнук Карла XIV Юхана,
нынешний король Карл XVI Густав (р. 1946), «слишком “переборщил” в своем
демократизме, выбрав себе в качестве спутницы жизни девушку
по имени Сильвия и по фамилии Зоммерлат из
обычной буржуазной семьи. Этот мезальянс даже при демо-крате Густаве VI Адольфе
наследному принцу вряд ли бы простили. Но время идет вперед, пример шведа
оказался заразительным, и теперь почти во всех королевских семьях Европы такие
“мезальянсы” вошли в повседневную практику».
Книгу Б. Григорьева украшают эпиграфы к главам, особенно
изречения Наполеона, не уступающие стендалевским и
бальзаковским, например: «Войско баранов, возглавляемое львом, всегда одержит
победу над войском львов, возглавляемым бараном» (в бест-селлере Е. Тарле
«Наполеон» в той же фразе вместо «баранов» были «ослы»),
«Кто умеет льстить, умеет и клеветать», «У политика
нет сердца, а есть только голова», «В любви единственная победа — это бегство»
(эпиграф к главе «Дезире»). Пример эпиграфа из Бальзака: «Когда человек
хвастается, что не изменит своих убеждений… это болван,
уверенный в своей непогрешимости».
В скобках уже проводились «обмолвки» автора книги. Есть и
другие ошибки (помимо неправильно построенных русских конструкций и неправильно
записанных французских слов). В период Семилетней войны (1756—1763)
королем Франции был не Людовик XIV, а Людовик XV, наполеоновский генерал и
министр Савари не был маршалом, П.Х. Витген-штейна генерал-фельдмаршалом
нельзя называть применительно к 1812 году (он стал таковым лишь в 1826-м),
фамилия генерала Винцингероде, немца на русской
службе, напечатана без н, итальянская
провинция Тоскана названа Тосканией. Герцога Энгиенского расстреляли, конечно, в 1804 году, а не в
1894-м, М.Б. Барклай-де-Толли родился не в 1761-м, а, по уточненным данным, в
1757-м. Россия перед нападением Наполеона заключила с Турцией не
«Бахчисарайский» мирный договор в 1811 году, а Бухарестский (Владлен Сироткин в
книге 2000 года «Наполеон и Россия» называет его Бухарским — ну, географы!) 28
мая 1812 года, менее чем за месяц до перехода Великой армии через Неман и Вилию. Сейчас оспаривается всеобщее убеждение, что
гильотину изобрел доктор Гильотен: подобная машина
давно существовала в Италии. Автор заявляет: «Если бы сыновья и внуки Карла Юхана не продали приобретенные им в свое время в Швеции
земельные участки, то король Швеции был бы сейчас самым богатым человеком в
мире», — хотя отлично знает, что сын у Бернадота был
только один. Вспомнив о русских террористах начала XX века, он называет
Савинкова Савенковым, а Каляева и вовсе Калягиным. Встречаются
и другие погрешности.
Отнюдь не редкие ныне случаи небрежности, тем не менее,
значения весьма интересной, информативной и умной книги не перечеркивают.
