Елена Алексеева. Большой иллюзион на домашнем экране. А.П. Чехов. Вишневый сад. – СПб: Малый драматический театр – Театр Европы. Режиссер Лев Додин. Елена Алексеева
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Елена Алексеева

Большой иллюзион на домашнем экране

А.П. Чехов. Вишневый сад. — СПб.: Малый драматический театр — Театр Европы. Режиссер Лев Додин.

 

Премьера первого «Вишневого сада» в постановке Льва Додина состоялась двадцать лет назад на сцене парижского театра «Одеон». И, конечно, главным героем спектакля был чеховский вишневый сад как образ России. «Вся Россия — наш сад!» звучало вполне убедительно — вкупе с трагической судьбой.

Тогдашние декорации Эдуарда Кочергина — это дом с пустыми глазницами зеркал в роскошных рамах: зеркала вынимали из рам постепенно, одно за другим, так что дом пустел и к концу спектакля ослеп. Украшенный в первом акте цветущими ветками, он лишь ненадолго мог умилить свадебным убором. Дом стремительно и неприметно для зрителя пустел и умирал. Драму старых и новых владельцев вишневого сада актеры проживали, отчаянно сочувствуя героям, но все же сохраняя почтительную дистанцию. Тогда это была история, не до конца выстраданная, хотя режиссер ставил спектакль о жизни не столько ушедшей, но уходящей. Именно универсальность конфликта сделала пьесу, написанную сто лет назад, одной из самых притягательных для мирового театра.

А для Льва Додина, чье творчество буквально замешано на чеховских темах и мотивах — он поставил «Пьесу без названия», «Чайку», «Дядю Ваню», «Три сестры», — новое обращение к «Вишневому саду» стало неизбежным. Он и в первый раз не все сказал, а теперь столько наболело, накипело и прояснилось в связи с этим простым вроде бы сюжетом. Нынешняя премьера состоялась в родных стенах. Более того, со сцены персонажи пьесы спустились в зал, куда зрители из фойе попадают через белые стеклянные двери. Вся мебель — и многоуважаемый шкаф, и старинная ширма, и бильярдный стол, и люстра, и кресла, включая зрительские, — в полотняных чехлах. В этом лишенном уюта, тесном пространстве мы чувствуем себя скорее гостями, чем публикой. Мы явно не в театре, а в усадьбе, что продается за долги, где когда-то прошло детство героини, где умер от пьянства ее муж, утонул маленький сын.

Расстояние между актерами и публикой режиссер в дуэте со сценографом Александ-ром Боровским сократил до минимума. И погрузил нас в жизнь чеховских героев так, что вовсе не хочется откинуться на спинку кресла и созерцать чью-то чужую жизнь, — напротив, ты невольно подаешься вперед, борясь с желанием вмешаться, помочь, уберечь от непоправимого… Да и персонажам в этих обстоятельствах никуда не скрыться, не спрятать чувств, не подавить реакций. Как и они, мы крупным планом видим блеск глаз, пятна румянца, пот на лице, мельчайшие жесты… И неизвестно, когда сильнее сочувствуем: когда Шарлотта бьется в истерике или когда, чтобы сдержать рыдания, Гаев лихорадочно разрывает пакет с анчоусами и ест, забыв о вилках и салфетках, или когда, узнав о продаже вишневого сада, Раневская, сидя спиной к залу в первом ряду партера, просто молча гладит руку дочери…

Когда-то в этом театральном пространстве нас сразили «Братьями и сестрами». Без-о-глядная достоверность сразу вызвала ощущение, что сцена с ее условностями и природной «театральностью» (что для многих синоним фальши) тесна для театра Додина. И его прорывы в сторону музыки и кино всегда воспринимались как логичные и закономерные. В новом спектакле режиссер (который всегда к тому же отчаянно ревновал своих актеров к кино) заключил перемирие со смежным искусством, более того — вступил с «синематографом» в сговор и в диалог.

Лопахин (Данила Козловский) как человек прогрессивный и технически продвинутый, пытающийся на свой лад обустроить жизнь, приготовил и Раневской, и нам сюрприз: откопал где-то старую любительскую пленку, запечатлевшую счастливую пору вишневого сада. К приезду гостей он, словно праздничный торт, преподносит этот сюрприз. На месте занавеса они с Дуняшей и Епиходовым натягивают экран, включают проектор, и мы видим огромный сад (снятый прекрасным оператором Алишером Хамидходжа-евым) с массой белых цветов, прямую аллею, молодых героев, что беззаботно резвятся в окружении детей. (Как тут не вспомнить «Земляничную поляну»!) На экране вся в белых кружевах и Раневская, юная, прекрасная, веселая.

С волнением и радостью смотрит это кино стильная — вся в черном — парижанка Ксения Раппопорт. Ее изысканный туалет вовсе не «траур по моей жизни», она вся светится и дышит любовью, черное придает ей особый шарм, подчеркивает хрупкую прелесть облика. Чехов недаром дал ей имя Любовь.

Но кино лишь слегка задевает ностальгические чувства героини. Мысли ее далеко, сердце ее в Париже. Потерять вишневый сад? Жалко. Но остаться в русской глуши среди этих непонятных забот и чужих людей? Немыслимо! В сцене бала она, пусть со слезами на глазах, но бесшабашно распевает: «А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!». Словно тень Любови Андреевны — ее дочь Аня (Екатерина Тарасова): та же манера одеваться, говорить — и то же отчуждение. Она здесь явно не в своей тарелке и явно ненадолго. При этом они с Петей ничуть не влюблены друг в друга и никакого пафоса не вкладывают в разговоры о будущем. Грядущее туманно. Иллюзии, какие бы то ни было, потеряны ими, как и зрителями, отчего легче никому не становится.

Лопахин — Данила Козловский в этом спектакле, быть может, больше всех «обманываться рад». Он деловой человек, но до последнего надеется уговорить Раневскую и Гаева уберечься от торгов. На том же экране он наглядно демонстрирует план спасения их родового гнезда: чертит схему усадьбы, показывает, как разбить ее на участки и построить «дачи-дачи-дачи» и почем продать… Его планы всем кажутся нелепыми фантазиями и поводом для шуток. Насмешки вызывает и их роман с Варей (Елизавета Боярская) — вечная загадка чеховской пьесы. Эта пара не просто симпатизирует друг другу — то, как они говорят, как держатся за руки, смотрят, прощаются, выдает давнюю сердечную привязанность. Однако чувства свои они не желают выставлять напоказ и, тем паче, опошлять скоропалительным браком. Для чужих глаз их союз так и остается несостоявшимся. Одно понятно: в такой момент новый владелец вишневого сада не может стать зятем бывшей барыни.

Другое дело — покончить с комплексом «мужичка». Для Лопахина покупка вишневого сада — не рядовая сделка, за этим приобретением — такая буря чувств (герой вы-плескивает ее в азартном пении «Modernlife», чтобы было окончательно ясно, какого он пошиба предприниматель), такой душевный подъем, что женитьба на дочери Раневской была бы явным перебором. Сначала надо остыть и пережить этот стресс. В финале он смотрит на Раневскую с Гаевым уже другими глазами: они потеряли ореол небожителей. И его уже раздражает то, как они медлят, кружат на месте, не решаясь выйти за порог. Пора уезжать, а им приходит фантазия: нельзя ли пересмотреть тот фильм, что вы показывали нам недавно? На что получают жесткое: нельзя! С иллюзиями покончено, и Лопахин вручает им по жестяной коробке с пленкой — мол, в Париже посмотрите! Так и покинут они отчий дом, жалкие и вмиг потускневшие, прижимая к груди кино, запечатлевшее счастливые дни обреченного на снос дома. И сопровождать их уход будут не стук топора и не звук лопнувшей струны, а оглушительные удары бильярдных шаров. Зритель сам должен догадаться, кого винить в судьбе вишневого сада: без пяти минут миллионщика Лопахина или промотавшихся, проигравших и проболтавших свое наследство его таких симпатичных и бонтонных владельцев.

В этом спектакле нет однозначности. Если раньше, бывало, кто-то из интерпретаторов обличал порочную Раневскую или в Лопахине прозревал «грядущего хама», то с Додиным подобного не случалось. Здесь жалко всех. И великовозрастного барчука Гаева (Игорь Черневич), так покорно подчиняющегося и судьбе, и старому лакею Фирсу, который зорко следит за порядком во всем. И самого Фирса (Александр Завьялов) в ветхой ливрее, сшитой, видимо, еще при Павле I. На него, оставшегося в наглухо забитом досками доме, в финале рухнет уже никому не нужный белый экран. Жалко даже не лишенного парижского лоска лакея Яшу (Станислав Никольский), который, попав в «русский омут», пустился во все тяжкие,— ему и вправду пора уносить ноги, иначе окончательно сопьется и истаскается. И Епиходова (Сергей Курышев), который под финал вновь делает предложение горничной Дуняше и, похоже, опять безуспешно…

Чеховский текст дает возможность разных прочтений. Оттого и стал Антон Павлович драматургом номер один для театра XX века. Лев Додин принадлежит не только к почитателям, но и к неравнодушным читателям Чехова. И в строки, знакомые с юности, накануне своего 70-летия вчитывается, словно они обращены к нему лично. На сей раз (вопреки обыкновению) с текстом он позволил себе некоторые вольности: сокращал, выбрасывал лишних персонажей (в частности, Симеонова-Пищика), менял акценты. Однако классик не пострадал. И пьеса, и спектакль задевают одни и те же болевые точки. И говорят все о том же: и малые, и большие сады, и жизнь (свою и чужую), и любовь мы по-прежнему готовы проморгать, пустить с молотка, проесть на леденцах.

С автором режиссер расходится лишь в одном: тот надеялся, что через сто лет все переменится к лучшему. Додин настроен менее оптимистично.

 

Елена Алексеева

 

 

 

 

Стр. 214

* Голубкова А. Медленное изучение натуры: рецензия на роман Александра Иличевского «Матисс». — НЛО, 2008, № 89.

 

Стр. 215

 * Латынина А. Судьба пророка в XXI веке: О романе Александра Иличевского «Перс». — НМ, 2010, № 10.

** Щербинина Ю. Художественной правдой продолжать документальность. — Волга, 2011, № 5—6.

 

Стр. 216

* См. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Издательство ЛГУ, 1986. — с. 312.

 

Стр. 217

* См., например, рецензию Анны Кузнецовой на роман «Перс» (Знамя, 2011, № 3), в которой мания фотографирования отнесена к способам исследования окружающего мира.

** Пустовая В. Крупицы тверди. — Вопросы литературы, 2010, № 4.

*** Щербинина Ю. Художественной правдой продолжать документальность. — Волга, 2011, № 5—6.

 

Стр. 230

* Отдадим должное комментариям, которые читаются как книга в книге — так они усердны в стирании белых пятен (в глазах неакадемического читателя, конечно) на карте публицистической деятельности Фета, не говоря уже о «бесплатном приложении» увлекательных фактов по теме.

 

 

Стр. 234

 * Цитируется по изданию 2009 года.

 

Стр. 235

* Радиус города, № 1(19), январь 2007 http://radiuscity.ru/zodiakalnye-luchi-moskvy/#ixzz2fnhCXa4Z

** «Известия», 14 августа 2006. http://izvestia.ru/news/316226

 



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru