Елена Шуваева-Петросян. Арбузы на минном поле. Стихи. Елена Шуваева-Петросян
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Елена Шуваева-Петросян

Арбузы на минном поле

Об авторе | Елена Алексеевна Шуваева-Петросян родилась 17 апреля 1978 года в Волгоградской области в селе Большой Морец

Об авторе | Елена Алексеевна Шуваева-Петросян родилась 17 апреля 1978 года в Волгоградской области в селе Большой Морец. Училась в Москве (МИПК им. И. Фёдорова), закончила Институт международных отношений и востоковедения им. И. Лазаряна и его магистратуру. Автор пяти книг стихов и прозы: «Красный Сон» (2000), «Там, где…» (2004), «Человеческая жизнь» (2007), «Сквозь ресницы» (2008), «Морецкие записки» (2013). Участница Литературного фестиваля молодых писателей Армении в Цахкадзоре (26.11. — 1.12.2013, организованного Фондом социально-экономических и интеллектуальных программ; поэтический семинар журнала «Знамя»). Живёт в Ереване. Дебют автора в «Знамени».

 

 

 

Саркис

 

Солнце
на лице Саркиса выжигает дополнительные годы.

 

Ветер
с лица Саркиса сдувает нежную молодость.

 

Земля
на лице Саркиса корой заменяет кожу.

 

Глаза Саркиса наполнены закатом за Масисом.

 

Волосы Саркиса изъедены сединой.
Руки Саркиса похожи на кирзу.

 

Ноги Саркиса вросли в приграничную зону.
Саркис из камней сооружает дамбу,
чтобы остатки армянской земли
не уносились Араксом к туркам.

 

Саркис выращивает арбузы на минном поле.

 

Саркис строит два дома на границе,
чтобы его сыновья стали стражами армянской земли,
как он, Саркис, сын Мисака

 

Мы с Саркисом ровесники,
но для меня он — отец…

 

 

* * *

 

как много кармина
в армянских горах…
века захлёбываются кровью.

 

 

* * *

 

ни разу не сказал «люблю»
но любишь крепче базальта…



 

Карская сура


Если бы по воле Божьей
я родилась в твоём старом и пыльном городке,
на улицах которого продают поношенную обувь
и чистильщики до блеска натирают ботинки
важным в своей усатости эфенди,
то любила бы тебя до скончания века,
зная твой нрав и уважая традиции.

 

Я бы укротила в себе казачью лихость
и цыганскую вольность,
как ты примирил две крови —
армянскую и тюркскую,
выкрасив свой дом армянской кладки
в нелепо жёлтый цвет потерь,
но сохранив маштоцевскую вязь деда
на наличнике над дверью.

 

У закрытого Храма двенадцати апостолов,
презрев министерство религиозных дел,
нас тайно обвенчал бы священник,
облачённый в мусульманский чапай, в то время,
когда мулла свежевал барана
и готовил шашлык во славу Аллаха.
И был бы скромен и тих наш стол
на земле неупокоенных душ…

 

На плечи бронзового Ататюрка,
отлучённого от всех божьих домов,
гадят птицы мира —
для них нет различий
по национальности
или религии.

 

Меня никто не называл дождём…
«Мой дождь», — тихо говоришь ты,
поглаживая мою светлую простоволосую голову
и вспоминая о том,
как давно Божья благодать
не проливалась искристым ливнем,
растягивая дугу радуги,
в твоём пыльном маленьком городке.

 

Неужели не я буду тебя любить
до скончания века.

Неужели не ко мне
ты будешь идти
по позвонкам и рёбрам своих предков
среди ковыля Иоанна
с армянской лилией в руках

и со сбивчивой речью на обветренных губах…
Мертвецам нет возвращения,
как нам невозможно сделать шаг
навстречу друг другу.

 

В твоём городе никогда не пойдёт дождь,
а мои иссохшие соски
никогда не будут кормить твоё дитя.
Мы превратимся в молитву и проклятье,
усмиряя скорбящий дух плотью.
И опрокинутые горы будут плакать магмой.
И будут плакать Христос и Мухаммед,
прижавшись друг к другу в храме,
над куполом которого
спорят с небом
Крест и Полумесяц.
И будем бесслёзно плакать мы,
боясь хулы и сокрывая тоску,
по разные стороны границы,
пока Господь не сотрет всё,
чтобы нарисовать новую картину мира.

 

 

* * *

 

Станция «Морец».
И поезда летели —
«Москва — Камышин — Волгоград».
Зыбучий дом.
Дрожь измученной постели.

 

Рисунки в школьную тетрадь.
Стены разбегались
тихой паутиной.
А утром —
жар и креозот.
Дед Василий
взваливал меня на спину,
конфетой ублажая рот.

 

Станция «Морец».
То связка родословной.
Отсюда все дороги в мир.
Тридцать...
Счастлива
по-взрослому условно
в застенках городских квартир…

 

Ереван

 



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru