Александр Кушнер. В жизни пламенной и мглистой. Стихи. Александр Кушнер
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 11, 2024

№ 10, 2024

№ 9, 2024
№ 8, 2024

№ 7, 2024

№ 6, 2024
№ 5, 2024

№ 4, 2024

№ 3, 2024
№ 2, 2024

№ 1, 2024

№ 12, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Александр Кушнер

В жизни пламенной и мглистой

Об авторе | Александр Семенович Кушнер — лауреат премии «Поэт» (2005) и других литературных премий

Об авторе | Александр Семенович Кушнер — лауреат премии «Поэт» (2005) и других литературных премий. Постоянный автор журнала «Знамя». Предыдущие публикации — № 2, 2011; № 4, 2012; № 5, 2013.

 

* * *

Командир эскадрильи палубных вертолётов,
Вероятно, устал от далёких морских походов,
И снимают его операторы пять минут,
Потому что другие сюжеты их дома ждут.

 

А как мне он понравился, если бы они знали!
В офицерской пятнистой штормовке, глядящий в дали
Н
е из чувств романтических, а потому, что там
Вертолёты — и спустятся скоро к его ногам.

 

А ещё он и выпить, почудилось мне, не промах.
А ещё что-то есть в нём, чего нет в моих знакомых.
Посмотри, сколько слов уместил я в одну строку.
Вертолёты представить стоящими так могу.

 

Он на палубе топчется, как пожилой привратник,
Он всех птиц своих знает, как истовый голубятник,
В облака залетающих, дышащих: пых-пых-пых.
Ему важно, чтобы не пропал ни один из них.

 

И ещё, чтобы снять его, нужен особый пропуск,
И, решившись к нему полететь, посмотри на глобус,
И ещё, что он скажет, проверят не раз, не два.
Впрочем, винт вертолётный его заглушит слова…

* * *

У Коробочки в комнате были картинки с птицами
И
меж ними портрет Кутузова, — что за бред!
Что за прелесть! Ну, Гоголь! С затейниками, тупицами,
Хитрецами, которых хитрей в целом мире нет.

 

И когда, например, говорит у него Коробочка:
— Что за странный товар, лучше я вам пеньку продам! —
Хочется посмотреть за окно и увидеть облачко
И
ли дерево, так эти двое противны нам.

 

Неприятны, противны, и всё-таки даже весело,
Потому что смешно. Потому что глупа она,
Но хитра. И как будто однажды вселился бес в него.
И чуть-чуть страшновато. Но жизнь вообще страшна.

* * *

Есть разница между метелью и вьюгой,
Но как объяснить её? Я бы не мог.
Одна закруглить постарается угол,
Другая повыше поднять завиток.

 

Метель нас плетьми обвивает тугими,
И вьюга прерывистым делает шаг,
И разницу чувствуем мы между ними,
Но определить не берёмся никак.

 

И так ли им надо, чтоб их различали,
И снег, словно маска, лежит на лице.
Ну, разве что к мягкому знаку в начале
О
дна обратилась, другая — в конце.

 

А гость, перед дверью снимая ушанку
И
плечи охлопав себе и бока,
Дымится, вокруг себя белую манку
Рассыпав, и нам объясняет: пурга!

 

* * *

Е. Кушнеру

 

Мадонна, конечно, была итальянка,
Голландка, смотри Рафаэля, ван Эйка:
Какая причёска, какая осанка
И
плечи… уж точно она не еврейка!

 

Какой соблазнительный вырез на платье,
Чтоб видели шею, — большой, полукруглый!
А если не в поле, а дома, то кстати
И
пол мозаичный, и угол не утлый,

 

Не бедный, не тёмный, и тут же колонны
Дворцовые и вообще балюстрада,
А за балюстрадой пейзаж отдалённый,
И шпили, и башни, морская прохлада.

 

А Мемлинг представил такой белокожей
Её и в таком безупречном наряде,
И жемчуг мерцает, и даль, и прохожий
В
витражном окне за плечом её, сзади.

 

Она ли, печалясь за всех и радея,
Спасает несчастных, жалеет голодных?
А та, что в убогой жила Иудее,
Себя узнаёт ли на чудных полотнах?

* * *

Д. Чекалову

 

Ты море носишь теперь в кармане,
Оно колышется на экране,
Когда захочешь, оно шумит,
Переливается, как в стакане,
И на пол вылиться норовит,
Но не прольётся. В его тумане
Б
елеет парус — волшебный вид!

 

Его ты пальцем подвинешь справа
Н
алево, пена пышна, курчава,
Шуршанье гальки, волны накат.
Такая маленькая забава
В
руках, как зеркальце, — виноват,
Как жезл монарший или держава,
Не помню точно: айфон, айпад?

 

Ни жить, ни чувствовать по старинке
Н
ельзя, — такие теперь новинки
На фоне бедных былых веков!
Любые улочки и тропинки
Доступны, выступы облаков
И
замков, — походя, без заминки,
В обход мольберта, взамен стихов!

Арльские дамы

Арльские дамы, у них и на шали узор
В
мелкий цветочек, у них и в руках по букету.
Ну и на клумбах такой же счастливый набор
Ярких цветов, ни пышней, ни пестрей его нету.

 

Так почему ж эти арльские дамы мрачны?
Так почему же цветы их не радуют эти?
Словно их мучает тёмное чувство вины,
Словно, горюя, они за Ван Гога в ответе.

 

Жёлтый, карминный, оранжевый, розовый цвет.
Ах, и дорожки извилисто-мягки, не прямы.
Он же для вас легкомысленный выбрал сюжет,
Что ж вы его так подводите, арльские дамы?

 

* * *

 

Принесли букет чертополоха…

Н. Заболоцкий

 

Говорить о жизни плохо
Я не должен и не буду.
Даже куст чертополоха,
Посмотри, подобен чуду.

 

И при том, что он колючий,
У него цветок пушистый.
Это очень частый случай
В
жизни пламенной и мглистой.

 

И моё стихотворенье
П
одошло б для детской книжки,
Если б речь не шла о тренье
Меж людьми и резких вспышках.

 

Если б я без рассуждений
Л
юбовался им, лиловым.
Если б сумрачные тени
Н
е мерещились за словом.

 

Он этюды, он наброски
О
бещает живописцу.
Если бы не Заболоцкий,
Разглядевший в нём темницу.

 

Это жизнь — и к ней искусство,
Может быть, несправедливо.
Это двойственное чувство
Восхищенья и надрыва.

* * *

Композитор Вентейль ставил ноты в романе Пруста
Н
а пюпитр в ожиданье гостей: вдруг они сыграть
Его что-нибудь всё же попросят? Как это грустно!
Не попросят. Он гений. Откуда им это знать?

 

Он волшебник. В Париже уже и сейчас сонату
Знатоки его ценят: умрёт — будет жить в веках.
А пока пусть он музыке учит детей, по саду
Б
родит или беседует с гостем о пустяках.

 

И такой вариант, вообще говоря, не редкость.
Не одно, можно несколько славных имён назвать.
Помогает успеху столичность, а также светскость.
А сочувствие, вспомни, даётся, как благодать.

 

Этот мир так огромен — и в эту его огромность
Вплетена, словно нить, чья-то вьющаяся тропа.
А ещё есть особое свойство такое: скромность.
А другое названье ему, может быть, судьба.

* * *

Я безумен только в норд-норд-вест,
А при южном ветре (лёгкий жест,
Взмах рукой, приветливый, не так ли?)
Отличаю сокола от цапли.

 

Как же, друг мой, принца не любить?
Ведь не только «быть или не быть»,
Он в любом прекрасен эпизоде,
В этом тоже, вспомнив о погоде.

 

И любую фразу перенять
Х
очется и повторить опять
Вне театра, в личных интересах,
В занавесах жизни и завесах.

 

В складках и морщинах мрачных дней
И
ли в светлых, — южный ветер, вей! —
Мы в своём уме, тиски ослабли, —
Отличаем сокола от цапли.

Град

С чем бы град сравнить? Не знаю.
Уж не с жемчугом ли, град
Белый — руку подставляю —
Он ещё голубоват,
Дымчат, хрупок и лоснится,
И особенно в траве
Х
очет знаньем поделиться
О нездешней синеве.

 

Это жизни обновленье, —
Слишком мы привыкли к ней.
Белых шариков скопленье
П
од кустами меж корней.
Ведь и в самом деле редкий
Гость, внезапный, раз в году.
Разжую две-три таблетки —
Станет холодно во рту.

 

Ледяное покрывало
Б
удет таять, оплывать.
Я хочу, чтоб ты сказала,
Что не надо унывать:
Это нам подарок с неба,
Отогнав рукой орла,
Бусы ветреная Геба
В
ссоре с Зевсом порвала.

 



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru