Какой он, литературный пейзаж Смоленщины? Всякий, разный. Но свой, родной, куда уж тут деваться...
О Смоленщине давно принято говорить: исконно русская, многострадальная, терпеливая. Это и впрямь так. Дорогая сердцу каждого россиянина, милая, скромная, много горя и бед вынесшая, дорогая и, увы, бедная, за что очень стыдно.
Если бедность не порок, то все же несчастье. Хотелось бы его избыть, но как? Живем. Живем в своей провинции, о которой то со светлым проблеском в глазах, то с необременительной ностальгией, то покровительственно — небрежно и ласково любят говорить наезжающие к нам из столицы. В словах этих нет ни обиды нам, ни упрека кому-либо.
Да, живем в провинции. И воздух у нас чище (хотя сомнительно это), и нравы тоже (и это сомнительно). Мы живем тут, и всё.
Вы давно в Смоленске были? Ах, совсем не бывали? Тогда приглашаю на беглую прогулку по нашему милому городу. Он и впрямь хорош и мил. На Днепре стоит, а Днепр у нас неширок и неглубок, он у нас еще только набирает силу. Но все равно это Днепр — река, породнившая народы. Крепость наша, построенная Федором Конём на рубеже XVI и XVII вв., держит в объятиях стен и башен исторический центр города.
Вот давайте оттуда, с площади Ленина, пройдем по улице Ленина, потом по Б. Советской (именно так), потом по Коммунистической (по улице Дзержинского не надо, она останется в стороне), а там недалеко и до улицы А. Твардовского.
Вот мы и пришли. Здесь с недавних пор располагается Смоленская областная организация Союза российских писателей. А раньше мы все были на Б. Советской, где нынче осталась организация Союза писателей России.
Вопросы есть? Да, у нас две писательские организации. И слава Богу.
Мы на улице Твардовского. Нас сегодня 17. А в организации СПР больше, точно неизвестно, но что-то между 40 и 50. Это организация большая и шумная. Это единственная из творческих организаций области, находящаяся на содержании областной администрации. Но это не гарантирует им спокойствия и благополучия — живут шумно, даже прибегают к судебным разбирательствам. Мы живем своей жизнью и чужому счастью не завидуем. Стоит ли вдаваться в подробности нашего сосуществования? С самого начала мы настроены на терпимость, делаем свое дело, стремясь “для власти, для ливреи не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи”.
Право слово, в сравнении Союза писателей с колхозом есть что-то глубоко и обидно точное. Прежнего нет. Что делать? Держаться за обломки прошлых привилегий, ловить тени ускользнувших благ, жить на проценты от старых побед, надеясь на возврат былого, или... Вписаться в поворот истории. Как это? Подсуетиться, примазаться, примкнуть? Разглядеть правильный путь и вовремя выйти на свет? Остаться в тени и кропотливо делать свое дело? Поспешить на громкие голоса и влить свой голос в общий хор? Или петь свое и допеть до конца своим голосом?
Выбор широк. Уж таков фон нашего безмерного пространства и пространного безвременья.
Нет, наша провинция не заповедник, не резервация. Как все, мы что-то потеряли, но что-то и приобрели на жизненных перекрестках. Самое главное и дорогое приобретение — наша независимость от идеологического аппарата. Никто не волен нам мешать. Это хорошо. Но никто не обязан нам помогать. Это плохо. Сознание собственной невостребованности губительно для писателя. И опять вопрос: что делать?
Не хочу быть непонятой, а тем более обвиненной в неоправданном благодушии. Если уж говорить, то начистоту. “Злобою сердце питаться устало”, — эти слова Н. А. Некрасова неоднократно вспоминались в эти годы перемен.
Какие грозные предупреждения звучали со страниц столичной прессы (и нашей тоже!), сколько гнева и печали в словах о гибели русской культуры (и литературы, само собой разумеется!), какие камлания, какие ритуальные пляски свершаются и доныне у идеологических костров различных собраний. И все отчетливее режут слух плачи о собственном былом благополучии. Надоело. И унизительно это все. И писать об этом не хочется. И не буду. Верю, все образуется.
Да, возникла до конца еще нами непонятая, непринятая многомерность дел литературных и окололитературных сегодня, вчера, а может быть, и завтра. Да, массовая литература агрессивна на книжном рынке, ей пока удается побеждать в соревновании тиражей. И что скрывать, раньше было проще, понятней: ближе к госкормушке — благоденствуй, а нет — стой в очереди и жди. Те, кто стоял в хвосте, надежд больших не имели, но чувство сопричастности чуть грело, чуть светило. Нынче все не так. Толпа. Толпа чуть рассеялась, после того, как покричали, пошумели, да и разбрелись по своим местам. Удачливые и неудачливые, “птицы певчие” и “птицы ловчие”, те, кто считает себя гениальным, те, кого они считают бездарными (здесь возможна рокировка), — все заняты своим делом, обживая ниши.
И у нас, в Смоленске, где всегда было принято говорить о Смоленской школе поэзии, что-то эти слова все реже слышатся, а коли произносятся, то извиняющейся скороговоркой. Может быть, школа надоела ученикам, может быть, переменка затянулась, а может быть, просто всех удерживает в своих условных рамках обычная продленка? Смоленская школа поэзии — понятие отнюдь не географическое, будучи употребленным по отношению к прошлому времени, оно абсолютно правомерно и истинно.
Литературный пейзаж Смоленщины. Откуда бы вы ни вглядывались в него, находясь в нем самом или вне его, первое и обязательное, что вы увидите, — это три наши вершины, “три богатыря” смоленской поэзии: А. Твардовский, М. Исаковский, Н. Рыленков. Их имена и творчество в Смоленске, естественно, в почете, отмечаются памятные даты, проводится множество самых разных мероприятий, называются улицы в их честь, устанавливаются памятники. Но... В последнее время все чаще приходится наблюдать не обременяющее совесть отдельных наших писателей использование этих великих имен в собственных корыстных целях. Почему не стыдно?
Через год будем отмечать 90 лет со дня рождения Н. Рыленкова, а в 2000 году 100 лет исполнилось бы М. Исаковскому и 90 лет А. Твардовскому. Неужели и здесь мы впадем в грех суесловия и инерции трафаретной юбилейной суеты? И опять будут выступления типа “Я и Твардовский”, награждения себя... Нет, не все так плохо: детская библиотека проводит в течение года Твардовские чтения, в педагогическом университете проходят серьезные, умные конференции, идут люди к памятнику Александру Твардовскому и Василию Теркину. Но где здесь смоленские писатели? Их вы увидите только на торжественных мероприятиях.
Может быть, я ошибаюсь, и все же выйдет из печати двухтомный фундаментальный труд Р. М. Романовой о А. Твардовском, а мы, смоленские писатели, будем вспоминать о А. Т. без примитивной зацикленности на проходных житейских случаях из жизни великого поэта, а всерьез и искренне будем беречь память о нем, если сумеем, передадим потомкам наше понимание житейского и творческого величия этого поэта и гражданина, так всецело и трагически востребованного эпохой. Сам он сказал так:
Мне славы тлен — без интереса
И власти мелочная страсть.
...
И не таю ещё признанья:
Мне нужно, дорого до слёз
В итоге — твёрдое сознанье,
Что честно я тянул свой воз.
А еще:
К обидам горьким собственной персоны
Не призывать участье добрых душ.
Достойная позиция. Удержаться бы, не сойти с нее. Может быть, сегодня это и для души лечебнее, и для призвания целебнее.
И опять я возвращаюсь к этой данности — хорошо, что мы можем себе позволить не быть обреченно связанными в один Союз. Это делает более устойчивой и честной нашу жизнь.
Сельцо. Маленькая деревушка. Рядом ни реки, ни озера, только небольшие пруды. Ныряет с взгорка на взгорок улочка. Почти в самом конце ее дом, в одной половине которого живет Иван Трифонович Твардовский. Три комнатки, кухня, минимальные удобства, извините, на улице. Огородик, теплицы. Хлопочет в доме верная Мария Васильевна (“великомученица”, как называет ее в своей книге сам Иван Трифонович). Хлопочет по хозяйству и сам он. Всей живности в хозяйстве — пес Тимка. Живут просто и честно. Ни у кого ничего не просят. Недалеко, за дорогой, на взгорке — хутор Загорье. Это и родной дом, и вечная забота, и крест, и долг И. Т., это музей, это память о большой трудовой семье Твардовских.
Недалеко станция Починок. Редко бывает там сейчас Иван Трифонович. А в Смоленске еще реже. Часто звонит телефон в его доме. Часто приходят письма. На каждое письмо обстоятельно отвечает. Пишет удивительным почерком, не отличимым от почерка А. Т. Каждую фразу и в письмах, и в разговоре он долго “нянчит”, выпускает на волю бережно выточенной, без суеты лишних слов, оттого и речь его вплотную пригнана к мысли, вся в точно переданных оттенках, самобытна и мило старомодна.
Он строг к себе и к окружению. Незаурядность его личности явна любому и сразу, все говорит о его принадлежности к роду, честному крестьянскому роду Твардовских. Что ни говори, семейные устои — дело великое.
Ивану Трифоновичу уже 84-й идет. В нашем журнале “Годы”, первый номер которого вышел в феврале этого года, опубликованы его воспоминания о похоронах брата. Честные и горькие воспоминания. И светлая память о нем. Ему, наверное, труднее всех писать о брате. Это может показаться на первый взгляд парадоксальным, но это так на самом деле. Он не из равнодушной дали все это видел, он был рядом в начале жизни, всю остальную жизнь сближения были редкими и недолгими, но всегда, даже при самых больших расстояниях, ничто не было властно лишить их кровного родства. Это мучительно больно — иметь родного брата, любимого брата, но по жестокости житейских обстоятельств не иметь возможности быть с ним рядом, знать и любить его со всеми неизбежными недостатками и мучительно не разрешать себе приукрасить его образ для читателя, для слушателя, для истории в конце концов. Большое мужество нужно иметь для этого. Мужество, не всеми еще понятое.
Иван Трифонович пишет о своей семье, о себе, о брате, о времени так, словно выполняет высокий долг. Так, наверное, писали наши летописцы: “Да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу”.
Иван Трифонович Твардовский — наш старейшина. Смотрим мы на него, слушаем его речи, читаем его письма. Нет в них ни жалоб, ни проклятий, ни зависти, ни злобы. Жизнь кажется особо прочно устойчивой, когда рядом такие люди.
А еще рядом с нами Вера Андреевна Звездаева, наш прозаик. Жизнь большая, литературное признание давнее и заслуженное. Стойкость ее житейская, нравственная общеизвестна. Это вторая наша Смоленская крепость. Партизанка в годы войны, она и сейчас сохранила боевой дух, стойкую верность в дружбе, неприятие несправедливости. О чем бы она ни писала, что бы ни говорила, это всегда строго и честно, без осторожной оглядки на тех, кому такая бескомпромиссность может не понравиться.
“Иных уж нет, а те далече...” И это о нас. В последние годы ушли из жизни поэты Леонид Козырь, Владимир Тазов, драматург Нина Семенова, поэт Дмитрий Дворецкий. Редеют ряды ветеранов.
В разное время уехали из Смоленска поэты Павел Ульяшов и Олег Бушко. Жаль, что не ко двору они пришлись в те годы. Нам их до сих пор нехватает.
Пора бы появиться на книжных прилавках книгам талантливых наших писателей Юрия Пашкова, Николая Журковича. Этот перечень можно было бы и продолжить.
Может быть, смоленский читатель равнодушен к нашим авторам? Но кто же тогда заполняет до отказа зал универсальной библиотеки, когда там проходят традиционные сезонные званые вечера? Кто приходит на вечера в литературную гостиную?
Может быть, издательства в Смоленске исчезли? Нет, и с этим все в порядке. Так что же?
Странное дело с издательской практикой творится. Много издательств разных, много авторов, много книг появляется. Появившись, они безвестно и как-то невнятно исчезают, растворяются в потоке. И все, словно бы их не было. И чего только не издают...
А время идет. И, возможно, придет та пора, когда стряхнут пыль с наших многочисленных нынешних публикаций, прочтут кое-что с недоумением: что же это за времечко было, когда газеты захлебывались от горестных возмущений тяжким экономическим положением, а в это же время... Как бы не хотелось этого.
Да что делать? Только наблюдать, как обильно издаются те, кто близок к государственному карману или к прочим тугим карманам? Ходить по организациям, банкам, выплакивая спонсорскую помощь? Не каждый это может себе позволить.
Вот потому-то мы решились на достаточно трудное дело — издание своего журнала. Первый номер журнала “Годы” — своеобразная визитная карточка нашей организации. В дальнейшем мы не собираемся ограничивать число своих авторов только своим кругом. Но первый номер по-настоящему наш. Его страницы по-братски поделены между всеми. Вышел он без всякой поддержки власти, без ее ведома, абсолютно неожиданно для всех. Вышел на те скудные средства, которые жертвовали некоторые городские организации на наше существование. Мы эти деньги жестко экономили, вот и наскребли на журнал. Дальнейшая его судьба зависит от нас, от нашей жизнестойкости. Будем. Творческая позиция журнала убедительно обозначена во вступительной статье нашего литературоведа-пушкиниста, известного многим в России и в мире, Вадима Баевского: “Этот журнал — свободный голос свободных людей”.
А еще у нас есть газета творческих союзов “Вдохновение”. Газета эта выходит с 1990 года. Сначала это была газета писателей, основателем ее был Леонид Козырь, отдавший любимому детищу весь свой талант, заботившийся о газете до конца жизни.
Вот так мы и живем. Никто не стоит над душой, ничто не заставляет подличать. Право слово, это многого стоит.
Вы еще помните, было такое слово — Нечерноземье? Так долго это слово скрипело, влезая между привычными словами русского языка, расталкивая их скрежетом своих звуков. И пусть бы в газетах, в отчетах о сельскохозяйственных работах. Даже в стихи, в названия книг пробиралось. И все, не называем мы теперь так свою милую среднюю полосу России. А жизнь идет. И слава Богу, она мудро и терпеливо исправляет наши тщетные попытки тщетных перемен и явные заскоки.
Со словами проще. Мифы, создаваемые нами, живучи. Было дело — боролись с вещизмом. Появились вещи — борьба закончилась. Во время книжного дефицита клеймили тех, кто покупал книги, чтобы только заполнить ими книжные шкафы. Хлынул книжный поток — о покупателях книг ради обложек забыли.
Но живуч миф о нас, о “самом читающем в мире народе”. Долго говорили об этом, надувая щеки. И все ждем, когда и кто “Белинского и Гоголя с базара понесет”. Пока не несут.
В Москве проще купить хорошую, нужную книгу. Как перебродившее тесто, из кадушки книгоиздания вывалилось, вылезло, выперло такое обилие “блестящей” литературы, что захлебнуться очень просто. В московских книжных магазинах среди всего этого нет-нет да увидишь книгу, которую захочется взять в руки, полистать, а потом, заплатив пусть немалые деньги, унести в свою домашнюю библиотеку. У нас в Смоленске это почти невозможно. Везде красотки, пистолеты, трупы на обложках. И названия книг тоже соответственные.
Газетные киоски — как в Москве, но в отличие от московских у нас не сыщешь ни “ЛГ”, ни газеты “Культура”, ни журнала “Новое время”, никаких толстых журналов. Нету их в нашей природе, не водятся. Зато газета “Завтра”... И всякие разные, другие газеты и журналы в изобилии.
Ладно, хватит придираться, мы же начитанные уже. Пойдем на концерт. Какой? А хоть Анжелики Варум, хоть Наташи Королевой, кого угодно еще. У нас, кажется, все перебывали. Вот только вздыхают любители иной музыки: “А помните, приезжала Елена Камбурова... А помните, “Виртуозы Москвы”...” Еще пока помним.
Но массовая культура успешно выполняет, с радостью играет свою крысоловскую роль.
А что осталось нам, кроме роли пассивных наблюдателей? Может быть, время такое настало — жвачное, тусовочное? Может быть, сядем все на свои индивидуальные печки, свесим ножки, будем ими болтать и переговариваться друг с другом? Ведь чиновники все равно спят, нас не слышат и не видят, сколько бы мы ни кричали, махали руками, указывая: вот оно дело, вот там беда, это нужно!
Ждем-с!
Вот один только пример. Областная детская библиотека три года назад объявила конкурс детских рукописных книг. Дети изо всех уголков Смоленщины прислали так много стихов, сказок, рассказов, что выбрать лучшее было трудной задачей жюри. Разнообразие жанров, богатство тем, буйство фантазии детей были просто ошеломительными. Был праздник, награждены лучшие. Решили делать книгу. Все было сделано, книга составлена, даже проиллюстрирована отменно. Дети свое дело сделали, а вот взрослые дяди до сих пор не дают хода этой книге, она им не нужна. Опять что-то невольно вспоминается крысолов из Гаммельна. Где-то он недалеко...
“Братья-писатели! В нашей судьбе что-то лежит роковое...” Если пристально вглядеться в наш литературный пейзаж, если разглядывать его в бинокль или того пристальней — через лупу, то все выглядит, мягко говоря, незавидно. Но поднимешь голову, подтянешься, посмотришь на все с доброжелательным пристрастием... А если еще вспомнить, что унывать и жаловаться — грех...
Выйдут новые книги нашего Олега Ермакова, самого известного и в то же время самого скромного писателя. Это сочетание для Смоленска удивительно, а скромность нашего молодого талантливого прозаика столь органичного и благородного оттенка, что не сказать об этом не могу.
В издательстве “Посох” вот-вот выйдет книга Вилена Сальковского “Русская трагедия”. В издательстве “Смядынь” печатается книга поэта Сергея Машкова. В издательстве “Русич” скоро выйдет долгожданный двухтомник “Антология поэтических миниатюр”, который самоотверженно собрал наш поэт Виктор Кудрявцев.
Буквально на днях вышел второй номер журнала “Годы”. Будем жить.
И само слово “провинция” очень славное, теплое. И в столице сладко вздыхают, произнося это слово, что нам понятно и приятно.
Нет, все далеко не так плохо, как порой кажется. Вспоминаю, как Татьяна Бек, не раз бывавшая в Смоленске, в последний свой приезд с представителями редакции журнала “Арион”, будучи у нас в гостях, в нашем доме, что на улице Твардовского, оставила на дверях, где у нас расписываются дорогие гости, свой автограф: “Будьте!”
Будем, обязательно будем!
