Радость
служения. Протоиерей Александр Мень. — М.: Жизнь с Богом, 2013.
Серия книг протоиерея Александра Меня
«Домашние беседы» начала выходить в 1995 году. «Радость служения» — десятая
книга. Темы бесед различные, касающиеся не только религиозных вопросов, но и
культурных в самом широком диапазоне. Необозримая эрудиция и харизма священника
сделали его пастырем интеллигенции, но — будучи сельским батюшкой, он был
доступен и малограмотным прихожанам. Домашние беседы на протяжении двух
десятилетий в кругу прихожан предварили его публичные лекции в конце жизни,
которые отчасти и послужили причиной его гибели.
Первый сборник этой серии был сразу же переведен в
Америке. Англоязычный православный мир, да и не только православный, увидел в
этих беседах необычную форму проповеди, отличную от храмовой и по объему, и по
форме общения с аудиторией. Это и не лекции, где контакт с аудиторией
дистанционный, ограниченный. Это именно беседы — в кругу друзей, в
доверительной атмосфере, иногда за чайным столом. Это Церковь, сведенная под
кровлю дома, как это было в Капернауме, в Вифании у сестер Лазаря или в
Иерусалиме с Христом перед Пасхой. Подобное церковное общение в условиях
современного мегаполиса актуально. И американцы это почувствовали.
От иудейской горницы московские квартиры, где нелегально
встречался с прихожанами отец Александр, несколько отличались. Шум улицы за
окном, возня, а иногда и безудержные игры приведенных детишек — женщины брали
их с собой, если не с кем было оставить, — все это мы слышим на аудиокассетах
как фон. Впечатляющий документ. В одной из бесед об Андрее Рублеве отец
Александр говорит о свирепом историче-ском фоне, который невидимо стоит за
рублевской Троицей. Российский ХХ век по зверству кровопролитий вполне может
сравниться с веком ХV, а то и превосходит его. Но в присутствии деятельной
(этой) личности гримасы фона отступают на второй план. Орут и барабанят на
пианино дети, рычат машины на ул. Горького, а он спокойно говорит (ведет тему),
как будто вокруг щебечут птички. Честно говоря, жаль, что операторы,
переводившие аудиозапись на диск, стерли шумовые помехи, не заглушавшие голос.
Драгоценны моменты общения, где слышна неповторимая
интонация отца Александра, смысловые акценты, пластика голоса. Все это осталось
за рамками печатного текста. Он говорит о возникновения христианства, о
социальной концепции православия, об апостоле Павле, о крещении младенцев, о
жизни и смерти, о современном искусстве… «Я часто говорю некоторым из вас, что
не существует литературы специально духовной, можно читать обычную литературу,
но она может быть наполнена духовным содержанием. На самом деле нет ничего
нерелигиозного, не касающегося Бога. Если вы возьмете любое прекрасное
стихотворение, любой прекрасный фильм — вы всегда найдете в них духовное
содержание». Речь отца Александра не нуждается в редакторской правке и
совпадает с печатным текстом. (Хотя, наверное, сам бы он нашел, что поправить).
Книжный редактор лишь меняет местами фрагменты там, где в беседе нарушена
последовательность изложения.
Человек культуры, он уповал на культуру. Слово Божие
прорастает в почве культурного этноса. Это имела в виду Ахматова, разделяя
мнение Лескова (повторяя вслед за Лесковым), что Россия крещена, но не
просвещена. В перестроечные годы отец Александр организовал общество
«Культурное возрождение». Не духовное, заметим, а культурное. Общество было
очень трудно учредить. Исполком терял документы, мотал нас по инстанциям. Под
эгидой Общества отец Александр читал лекции, большая часть которых была
посвящена истории религий, философии, русской и мировой литературе. Он говорил,
что Отцы Церкви обращали внимание неофитов на древнегреческую литературу,
находя в ней, языческой, немало полезного для христианского мировоззрения.
Эстетическое чувство облагораживает христианина. Чтобы не походил на крещеных
варваров, спаливших Александрийскую библиотеку, крушивших античную скульптуру,
обрубая фаллосы и груди у мраморных изваяний. Какой простор мировой культуры
открывается в его книгах, домашних беседах, лекциях, проповедях! Не представляя
всего этого, трудно осмыслить человеческую историю. Отец Александр уповал на
воцерковление через культуру. Это была его концепция особой миссии гуманитарно
образованных людей в деле «новой евангелизации».
После перестройки наша Церковь взяла курс на реставрацию.
Поднималось то, что было разрушено 1917 годом. Восстанавливались руины на
старом фундаменте, который и тогда уже был полуразрушен. В успехе революции,
как это ни горько сознавать, Церковь сыграла определенную роль. Народ, ею
окормляемый, не знал Евангелия, не слышал слова Божия и разъяснительной
проповеди ввиду надвигающейся катастрофы. Не имел нравственных критериев в
различении добра и зла. Говоря языком Библии, не мог отличить правой руки от
левой. Известный проповедник Владимир Марцинковский вспоминает случай в поезде.
1919 год. «Один солдат похвалялся грабежами и убийствами, в которых он
участвовал в дни революции. Я (…) спросил рассказчика: “Разве Христос в
Евангелии учил так делать?” — А нечто мы его читали? Мы только крышку Евангелия
целовали… А что в ем писано, того не знаем». Поистине, «гибель народу без слова
Божия» (Достоевский. — А.З.). В этих откровенных словах заключается
разгадка и русского безбожия и нравственного одичания — по крайней мере в их
значительной части». Потому и легко было облапошить народ марксистской
идеологией, действующей к тому же вероломно.
Западная Церковь, имея социальную программу (Восточная
таковой не имела), встретила «призрак коммунизма», который «бродит по Европе»,
посланием папы Льва ХIII («Рерум новарум»). Оно было обращено ко всем слоям
общества, особенно же к малоимущим. Священники шли на заводы, шахты и
разъясняли народу пагубность «политики насилия».
Отец Александр был свободен от сакрализации древних
устоев, идеализации древности. Недаром в его приходе началась работа по новым
переводам Священного Писания и богослужебных текстов. Свобода, дарованная
человеку Всевышним, была главным содержанием его жизни и пастырской проповеди.
И потому он стоял костью в горле у священноначалия, подчиненного Комитету
государственной безопасности. Андропов отметил его неординарное поведение еще в
1974 году в специальном донесении правительству о происках Ватикана. И с этого
времени комитетчики глаз с него не спускали.
На девятый день после убийства отца Александра Меня бывшая
его прихожанка оказалась в известном московском храме, популярном в те годы.
Она ужаснулась тому, что священник ни словом не вспомнил убиенного протоиерея,
даже не помянул в молитве об усопших. В этом храме работал старостой мой друг
детства, с которым мы были очень близки до этого трагического события. Его
духовник, тот самый священник, видимо, запретил («не благословил») ему общаться
с духовными детьми отца Александра. Ни в день нашего горя, ни в последующие дни
и годы он так и не позвонил мне по обычаю братского сочувствия.
Этот странный поступок моего друга как бы подготовил меня
к реакции большинства настоятелей храмов, куда я позже приносил для продажи
книги отца Александра. Реакция была скрыто или откровенно враждебной. В целом,
за редким исключением, она остается таковой и сегодня. А тогда ее оглашали
церковные пропагандисты, обещая, что протоиерей Александр Мень в скором времени
будет забыт.
И вот прошло двадцать три года, и общий тираж книг отца
Александра подходит к девяти миллионам, включая зарубежные издания на
четырнадцати языках.
Но и то правда, что в России книги отца Александра Меня
чаще можно встретить в книжных магазинах, чем в церковных лавках. Как в Москве,
так и на периферии.
Два года тому назад в книжном магазине в Тамани (станица,
чуть более 10 000 жителей) продавался трехтомник Меня «История религии»,
выпущенный коммерческим издательством «Эксмо». Я обрадовался этой встрече,
будто встретил живого человека, и побежал за деньгами. Хотел подарить доктору
Солдаеву, врачу «скорой помощи», который при месячном окладе в шесть тысяч
рублей книжный посещать не мог, а Менем горячо интересовался. В тот день я
(назад) в магазин не успел, а на следующий «История религии» уже была продана.
Как мне сказала продавец, было всего два экземпляра. Один она взяла себе, а
второй «ушел» утром. Я поинтересовался, не знает ли она покупателя. «Знаю,
учитель физики в школе, где учится мой сын».
Зато в соседнем с магазином храме Покрова Пресвятой
Богородицы ни «Истории», ни «Сына Человеческого», ни других книг Меня не бывало
никогда. Отец-настоятель историей явно не интересовался и допускал порой на
проповеди грубые ошибки, объясняя Евангелие. Например, обвинял евреев в том,
что Христос был изгнан ими из страны Гадаринской, где исцелил бесноватого.
Евреи якобы лишились барыша: погибло их стадо. «Сами свинину не ели, — сетовал
батюшка, — а держали свиней на продажу». На самом же деле евреям было запрещено
законом держать свиней. Хозяевами стада были греки-колонисты, очень даже
употреблявшие свинину в пищу. Никакое чудо не восполняло им потерю живого мяса,
потому они и просили Иисуса покинуть их землю...
Невежественные священники невольно хулят имя Бога и
отвращают от Церкви культурное население. Просветительское же слово отца
Александра латает прорехи в образовании и священнослужителей, и мирян. Если,
конечно, к нему обращаться. И люди обращаются, судя по книжным магазинам, где книги
Меня не залеживаются. Большие издательства зондируют читательский интерес и
действуют наверняка. То же «Эксмо» выпустило недавно подарочное издание «50
великих молитв», куда вошли молитвы святых, живших и до Великого раскола
христианской Церкви и после, и католиков и православных: Иоанна Златоуста,
Блаженного Августина, Ефрема Сирина, Франциска Ассизского, Иоанна
Кронштадтского, матери Терезы, Оптинских старцев. Здесь же помещены молитвы
отца Александра Меня.
Этот молитвослов — голос единой, неразделенной Церкви —
напоминает о присутствии православных икон в католических храмах. Об этом не
раз вспоминал отец Александр. Троицу Рублева или нашу Владимирскую Богоматерь,
а то и обе иконы в одном храме, он видел в Польше, в Германии, в Италии, где
ему довелось побывать в перестроечные годы. А я видел в бенедиктинском
монастыре на берегу Генисаретского озера…
Мало кто из нынешних православных христиан читал труды
Ефрема Сирина (IV век н. э.). Зато его молитву «Господи, Владыка живота моего»,
звучащую в храме Великим Постом, знают все. А кто в Церкви не бывает, знает ее
по пушкинскому переводу. С нею может сравниться «Молитва учеников Христовых»
отца Александра. Она вошла в золотой фонд христианского молитвословия и
сохранит в веках имя убитого протоиерея, даже если книги его большинству
верующих не будут известны.
Но к ним явно пробивается современный читатель, духовной
жаждою томимый и ищущий внятного вероучительного слова. И, может быть,
промыслительно, что Мень, не допущенный в свечные ящики, доходит до него через
Интернет и книжные магазины.
