Об авторе | Игорь Сорокин родился в 1965 году, поэт, прозаик,
эссеист. С 1989 по 2007 год заведовал Домом-музеем П.В. Кузнецова в Саратове.
Публиковался в региональных, центральных и зарубежных литературных изданиях.
Живет в Саратове. Прошлая публикация в «Знамени» — «Левый берег» (2013, № 3).
Дорога в Аркадак — что лоскутное одеяло: заплаты всех
оттенков асфальта — от черного до зеленого. Иногда спасительная бетонка. По
берегам мокрые поля, обочины в огромных лужах с отраженными небесами, остатки
снега. На верхушках берез рыжие канюки. Несколько раз проезжали становья
перелетных грачей — грачи на дороге, грачи на полях и деревьях. Ехать по
заплатам тряско — зато водитель не уснет.
На перекрестке (Аркадак налево, Балашов прямо, Ртищево
направо) чеченская «деревня» Шатой — гостиница, бар, ресторан, пруд, домики для
маленьких пиров, скульптуры. Три женщины, восемь орлов, один мишка. Двух
золотистых «античных» дев с обнаженной грудью целомудренно одели — при входе —
в золотистые занавески. Мишка сидит на верхушке бетонной арки. Под ним
маленький палимпсест: из-под «единой россии» проглядывает «свободная россия».
На других бетонных полукружьях: саратовская губерния, г. ртищево, шатой,
гостиница, бар, ресторан.
Незадолго до Шатоя — поворот на Чиганак.
Вспомнился рассказ про матроса, который пришел арестовывать
канцеляриуса Обезвелволпала Алексея Ремизова — в телефонную трубку Максиму
Горькому он с недоверием говорил «да тут колдун, а не писатель, у него по
стенам сушеные чиганашки развешаны». Матрос был явно с Дона, где чиган —
болотная кочка. Казачьи поселения в камышовых зарослях на сваях — чиганаки. Так
же насмешливо называли и обитателей этих жилищ — беглых казаков.
Хопер и впрямь казачья уже сторона. Слово древнее,
пружинистое ХъПъР.
Слышится и подбадривающее «Хоп! Хоп!» (не говори «гоп», пока
не перепрыгнешь), и напряженное «прр» (так останавливают коней) — пруга,
преграда, противник, пруд, порог…
Слышал (очень давно, когда ходил по Хопру на байдарках — в
конце 80-х) версию про два сарматских племени по берегам Хопра — арыков и
адаков. Отсюда якобы и Аркадак. Спорно, конечно. Но не менее спорен и тюркский
«хребет из холмов». Арк — что-то индо-арийское. Аркаим, Аркалук. Из прародины
огненных (яростных) арьев.
По обочинам все больше болотин и камышовых метелок — рядом
большая река — выпирают подземные воды.
Новый мост — настоящая гордость. В воздухе чувствуется что-то
праздничное и ледоломное. Канун Благовещенья, день освобождения Хопра.
И то, что в эту весну перестал наконец действовать
спиртзавод, ощущается как праздник — праздник победы аркадакского народа над
миром чистогана.
Спиртзавод еще разносит — и, наверное, много лет будет еще
нет-нет, а напоминать — свой выворачивающий запах столетней барды, но весенний
Хопер, в который уже не сливают отраву, несет льдины обновления.
Центральная площадь: администрация, памятник, парк, Доска
почета, библиотека.
На трибуне, там, где прежде были непременные
ленин-маркс-энгельс, плакат: чаша рук, в которых дубовые листья и надпись «2013
— год защиты окружающей среды».
Дубовые листья неспроста — дубы здесь имеют особый статус.
Они сопровождали нас в этот день повсеместно: сперва стройная череда на
горизонте — подзор небес, япония-модерн, потом летяжевский парк, в котором деревьям
от 150 до 300 лет.
Трудно представить, что дуб под землей своей корневой
системой точно повторяет крону. Медленный взрыв «земля — воздух». И подземные
существа так же вьют свои гнезда среди подземных ветвей, как птицы небесные.
Обедали в Семеновской школе. В ней 113 учеников. Боты
выстроились у входа — грязюка! Учитель Владимир Юрьевич Быков последние
несколько лет поглощен археологией. Обнаружил пять памятников — от палеолита до
энеолита. Раскапывает их вместе с учеными и детьми. Через него, как в песочных
часах, перетекают знания — из одного объема в другой. Много раз повторил, что
краеведение ему теперь не так интересно — «подсел на древности». Три раза в год
выходит «археологический листок» — школьная стенгазета.
В летяжевском лесу глухие голоса, по Хопру — звон. Хопер
серый, мутный, сильный и водоворотный. В лесу пролески, на островках верба.
Летяжевка — Нарышкиных. Так же, как и Пады. Екатерина Великая
не скупилась на неведомые земли — раздавала фаворитам юг целыми странами. Иные
за жизнь не могли даже объехать свои владения — увидеть-обозреть. Переселяли
крепостных деревнями, наделяли наделами, заводили заводы, устраивали экономии,
ставили управляющих, правили и управляли. Разумовские, Нарышкины, Вяземские,
Голицыны, Раевские. Абаза.
Сейчас в Летяжевке «туберкулезный санаторий». Видимо, слово
«противотуберкулезный» не уместилось на металлической арке при въезде. Больных
не видно. Главный врач с портфелем. Два кочегара возле огромной кучи угля.
Новый корпус из силикатного кирпича — страшное сооружение — брошено в
недострое. Барский дом сгорел 14 октября 1991 года. Как будто почувствовал, что
в стране снова революция и пора — фантомные боли, — пора раздувать пожар.
Вспомнил старческой памятью, что наверху танцевали, когда в подвале на дыбе
висел человек, вдохнул искру от сварки и загудел через сто лет напоследок — как
пароход и человек — амосов-ской системой. Летяжевка тяжелого полета. Теперь на
развалинах вырос уже молодой лесок, а ледяные подземелья стали «пацанским
раем». Графскими развалинами их не назвать, княжескими тоже (известно, что
разными государями Нарышкиным предлагались всякие титулы, но они решительно
отказывались, считая их — ввиду своего близкого родства с императорской
фамилией — ниже своего достоинства). Нетитулованные развалины. Рядом с ними
поросший мхом бюст ученого-естествоиспытателя — обобщенный образ. Не то
Мичурин, не то Павлов, не то Тимирязев. Судя по живинке в остановившихся глазах
— Павлов. Лет через сто он будет один в один бесстрастный идол на верхушке
посоха в местном музее.
Чуть поодаль: Ильич, скульптурная группа «Ласточка», белый
вазон.
Ильич сидит в кресле с картины художника Се?рова (не путать с
великим Серо?вым) «Ходоки у В.И. Ленина». У него нет левой руки и ноги — только
обрубки. С одной стороны — Ильич. С другой — инвалид.
Возле скульптурной группы, где юноша-гимнаст держит за талию
и воздевает небу парящую девушку-гимнастку, местный житель с добрым красным от
рыбалки лицом рассказал, как в детстве они время от времени наряжали
«ласточку». Собирали с веревок женское белье и наряжали — вплоть до носков и
тапочек. Утром физрук звуками баяна созывал всех больных на зарядку и — все
валялись со смеху.
Нарышкины в Летяжевке держали конезавод и над Хопром устроили
дорогу для конных прогулок, обсадив ее осокорями. По местному произношению эти
огромные береговые тополя называются «о?скорь».
Летяжевка наверху — тяжело лететь. У Хопра просторно — звук
по реке разносится легко. Мы слышали за поворотом моторку с голосами — будто
она тарахтела из небесных динамиков.
Особенность Хопра — оставлять на лето после разлива лесные
озера — с рыбами. Весной — обмениваться и встречаться.
Мост через Хопер в Аркадаке — новый. Есть чем гордиться.
Построил саратов-ский Мостотряд № 8. Со второго раза. Старый оставили как
пешеходный. Еще в памяти, что автобус из Турков высаживал людей возле него —
ехать было опасно. Теперь: «собрано и надвинуто 1021 тонн металлоконструкций,
изготовлено и смонтировано 2521 куб. м сборных железобетонных конструкций,
уложено 4000 куб. м монолитного бетона и более 14 650 кв. м дорожной
одежды». Протяженность перехода — 1400 п. м.
Краеведческий музей на одной площади с кинотеатром «Мир». Тут
еще от руки пишутся афиши. Сегодня «Мой муж — инопланетянин».
Короткий дубовый (?) посох, найденный в начале ХХ века в
излучине Хопра, похож на бесстрастного естествоиспытателя в летяжевском парке.
Несколько раз за поездку вспомнилась Инна Борисовна Миловидова — при словах
«Летяжевка» и «Летяжевский парк».
Доктор Лукаш в очках-велосипедах и ермолке. Из его дома
половина дореволюционных экспонатов.
Людмила Бурлюк, сестра великих футуристов, и ее муж
скульптор-керамист Николай Кузнецов приехали к Лукашу, пытаясь спастись от
голода и вьюги Петро-града, вырыли печь для обжига на берегу Хопра, обложили
кирпичом из старой усадьбы, стали делать формы для ИФЗ, но так и не
воспользовались… Разруха!
Три старинные этикетки аркадакского спиртзавода. Странно, что
народная этимология не приписала происхождение имени города — спиртзаводу. Ведь
«арак» и «аракы» — тюркская водка.
Витрина молкомбината: сухое молоко, сыр адыгейский, масло,
кумыс из коровьего молока, ряженка в стеклянной бутылке — под яркой крышечкой
из фольги!
Спортивный городок на площади перед музеем и кинотеатром
срублен из березовых стволов.
На соседней — главной — площади монумент, Доска почета,
трибуна, администрация и парк.
На Доске почета с одной стороны 14 героев Советского Союза —
черно-белые фотографии. С другой стороны современные труженики — цветные
фотографии. По черно-белым можно понять: кто погиб на фронте, кто остался жить
до старости. Одни герои молодые, другие в возрасте — уже генералы и ветераны —
вся грудь в орденах. Первым — паренек в матросской форме Илья Каплунов. Герой
Сталин-градской битвы. Награжден посмертно — подбил в бою девять танков.
Последний, уже из последних сил, израненный — один на один с махиной.
Его подвиг кто-то запомнил и передал. Там, в дикой стихии
сражения, тысячи подвигов наверняка остались безвестны — тот, кто видел гибель
других, тут же сам мог погибнуть. Кто-то погибал, оставшись последним. Подвиг
матроса Тихоокеан-ского флота аркадакца Каплунова в памяти — на Мамаевом
кургане плита, в разных городах — от Владивостока до Аркадака — улицы.
В наградном листке протокольное описание боя: «12.12.1942
года в бою под населенным пунктом Нижне-Кумский Сталинградской обл.
красноармеец коммунист тов. Каплунов, являясь бойцом роты противотанковых
ружей, проявил исключительную самоотверженность, стойкость и отвагу. При
отражении танковой атаки врага Каплунов из противотанкового ружья и противотанковыми
гранатами подбил 5 немецких танков. <…> Осколком снаряда тов. Каплунову
оторвало левую ногу, но стойкий боец не пал духом. <…> Меткими выстрелами
из ПТР тов. Каплунов подбил еще 3 танка. В это время ему оторвало левую руку.
<…> … истекая кровью, тов. Каплунов противотанковой гранатой подбил 9-й
танк и погиб смертью героя. За героизм, отвагу и стойкость Каплунов Илья
Макарович достоин присвоения ему звания «Герой Советского Союза». Командир 260
гв. стрелкового полка гвардии майор Липатов. 31.05.1943 года».
Это был его первый и единственный бой!
В библиотеке женский коллектив, рукодельные детские книжки,
кабинет Салова и космическая комната. В «кабинете Ильи Александровича Салова»
над столом литографированный портрет Лермонтова — единственное, что осталось от
усадьбы Ивановки — портрет висел над рабочим столом писателя в его имении. В
космиче-ской комнате поделки из подручных материалов: ракеты, луноходы,
межпланетные станции. «Летит-летит ракета, серебряного цвета, а в ней сидит
Гагарин — простой советский парень».
Доска почета, на которой одни герои, и библиотека — напротив.
Впечатление, что все мужчины пошли воевать, а все женщины остались ждать их.
Илья Александрович Салов жил в Пензе, Москве, за границей,
служил чиновником. Последние двадцать лет зиму проводил в Саратове, лето под
Аркадаком. Много публиковался в саратовских газетах, несмотря на то, что его
публикаций ждали столичные журналы.
Хозяйствовал и размышлял в Ивановке и Петушках. Ценился и
читался всей Россией. Знал русскую деревню, любил природу. Склонялся то к
Тургеневу, то к Салтыкову-Щедрину. Те времена были схожи с нашими.
Патриархальный крестьян-ский уклад после реформы стал катастрофически
разрушаться — капитализм не знал и знать не хотел ничего старого и святого,
деревня «отдана была буквально на поток и разграбление капиталу и фиску»
(Салов).
«Ходатай мужицких интересов» умер в саратовской богадельне,
согласно завещанию, был похоронен в сосновом гробу и простой рубахе между
матерью и женой — в Ивановке. На могиле просил поставить камень из палисадника
в Петушках, к нему прикрутить табличку со своей двери. Дом сожгли, церковь
сломали, на кладбище построили овчарню. В Грачевке до сих пор живет крокодил.
Аркадак. Жирные помещичьи земли и вольные казачьи.
P.S.
Вот емкие слова чиганакских жителей из донесения 3 августа
1862 года мирового посредника «Об отказе крестьян села Чиганак принять душевой
надел по Уставной грамоте и о сопротивлении землемеру»: «…исполнять требования
не согласились, причем староста того села Гоголев и крестьяне Иван Андреев
Щербаков и Иван Денисов Бухтин говорили, что общество их никакого надела
помещичьей земли с платою по два рубля за десятину принять не желает, а потому
и уполномоченных к обмериванию земли не дадут, кроме того, обратясь к старшине
с ожесточением сказали, «что вы нас замучили, нам жить нельзя».
<…> …и при всем моем желании согласить их миролюбиво выполнить требования
правительства <…> не успел в своем предприятии, а напротив, получил
совершенный в этом отказ… <…> одним словом, со слов их я заметил неуважение
к их волостному старшине и недоверие к себе, так что опасаюсь на будущее время
всякого от общества села Чиганака законного выполнения требования начальника. В
это же время я получил отношение от главного управляющего имениями г.
Нарышкина, что крестьяне села Чиганака распахали под озимый посев хлеба землю
за чертою их надела, почему и просил объявить им, что если они землю ту
намереваются засеять, то заплатили бы за десятину по 5 рублей и составили о том
в их конторе контракт, отношение это я на сходе прочитал, но крестьяне на это
не обратили никакого внимания, а крестьянин Иван Краснощеков сказал при этом: «За
что мы будем платить, земля и так вся наша».
