Кирилл Ковальджи.
Дополнительный взнос. — М.: Библиотека журнала «Дети Ра», 2012.
Две вещи всегда наполняют душу новым и
все возрастающим удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее
занимается ими размышление: звездное небо надо мной и нравственный закон во
мне.
Иммануил Кант, «Критика практического разума»
Автор
этой книги как будто живет по соседству с читателем и спокойно, неспешно, без
витийства и преувеличенных эмоций рассуждает о жизни, и в рассуждениях этих
мудрость сочетается со взглядом детски-наивным, способным удивляться каждому
новому мгновению бытия.
Глядя на воробья
философствую я:
как бессмысленна жизнь и прекрасна!
В то время как значительная часть современных стихов
стремится к усложнению, затуманиванию образов, искажению и смещению смыслов,
отказывается от традиционной рифмы, автор «Дополнительного взноса» создает
предельно прозрачные и внятные образы, избегает недоговоренности, нередко
пользуется, когда это уместно и необходимо, традиционными рифмами и в то же
время — с легкостью играет ритмом, размерами, формой (в небольшой по объему
книге органично сосуществуют сонеты, верлибры, афоризмы-одностроки.
Стихотворения Кирилла Ковальджи можно сравнить с произведениями пластического
искусства, настолько непосредственного они требуют восприя-тия — практически
визуального. В интервью журналу «Дети Ра» Кирилл Владимирович отмечает, что «в
поэзии язык — это сама цель!» («Дети Ра», 2013, № 6 (104)). В его собственной
поэзии слова возвращаются к своим изначальным значениям, очищаясь от иных
смыслов.
За «пластическими» строками и рифмами Кирилла Ковальджи —
всегда человек, при всей своей экстравертности и откровенности — никогда не
навязчивый, не ищущий своего читателя и слушателя, но терпеливо его ожидающий.
В созданном поэтом мире действительно некуда торопиться и ни к чему суетиться:
жизнь в нем сложна и прекрасна — не только своими счастливыми минутами, но и
трагическими, а смерть — не окончательна. В том, как автор говорит о жизни и
смерти, заключена, как представляется, главная загадка книги: с одной стороны,
речь идет о жизни самой обычной, человече-ской, полной человеческих забот и
волнений, человеческих чувств и человеческих разочарований — таких, казалось
бы, незначительных в масштабах Вселенной! — о жизни, рассказанной по-философски
скромно и просто, почти без применения метафор; с другой стороны — эта обычная
человеческая жизнь не обрывается в никуда, не растворяется бессмысленно в
углеродном цикле, но, вплетаясь в пеструю ткань бытия, становится частью
вечности и сама обращается в вечность.
Возникну когда-нибудь, как я возник
из небытия. Я теплый, пощупай.
Доволен я мыслью мудрой и глупой:
не кончится миг.
Уйдя — со всех наплываю сторон,
и вы без меня — навеки со мною.
Я буду нигде, раскинут судьбою
во весь небосклон.
Кирилл Ковальджи печатается уже около шестидесяти лет (первый
сборник его стихотворений «Испытание» увидел свет в 1955 году). За этот период
в поэзии появилось множество направлений и течений, однако творчество Кирилла
Ковальджи все это время развивалось в рамках традиционной русской поэтической
школы. Творческий путь поэта можно определить несколько измененными строками из
его собственного стихо-творения: «…в поэзию после Пушкина и Пастернака — и
все-таки…». Как заметила Татьяна Бек, «Кирилл Ковальджи — один из немногих в
нынешней русской поэзии органичных выразителей психологической нормы, “добра и
света”. На фоне трезво симулированной патологии и артистично сыгранного бреда
это представляется мне смелостью, твердостью и верностью себе» («Антология
шестидесятников», 1994).
«Дополнительный взнос» — книга о старости. Поэт предельно
честен с собой и с читателем, и в этой, казалось бы, безжалостной честности —
источник его оптимизма. Лирический герой стихотворений Ковальджи с одинаковым бесстрашием
смотрит в прошлое и в будущее; Замысел, согласно которому устроен мир, не
подавляет и не ужасает его своим величием, но неизменно восхищает, и тайна
смысла жизни оказывается понятна в своей непостижимости:
Но позвольте —
кто-то зачем-то старался для нас,
чтобы именно мы увидели мир
не тогда, не потом,
а сейчас!
Кирилл Ковальджи устремлен к свету, отрицая тьму; его герой
иронизирует, когда другой впал бы в уныние, прощает, когда другой бы проклинал,
любит и тогда, когда другой, быть может, возненавидел бы. О христианском
восприятии жизни «как величайшего подарка» говорит в своей статье о творчестве
Кирилла Ковальджи критик Эмиль Сокольский, сопоставляя произведения поэта с
творчеством Евгения Винокурова, Олега Чухонцева и других поэтов («Независимая
газета», 14 мая 2009 г.). Горький сарказм и угрюмая озлобленность чужды
лирическому герою Ковальджи так же, как раздражение и стремление поучать
других. Scio me nihil scire. Я знаю только то, что ничего не знаю.
Вселенная стремится к холоду,
А жизнь — к теплу.
Не говори, что все расколото
На свет и мглу.
Болит душа, стремится к большему,
Туда, где Бог,
Прибавить хочет к свету Божьему
Свой огонек.
Бывает поэзия не о любви, но поэзии без любви, наверное, не
бывает. «Дополнительный взнос» — книга о любви, написанная с любовью, о любви к
жизни. Женщина в стихотворениях Кирилла Ковальджи предстает такой же тайной,
как сама жизнь: к ней можно приблизиться, даже дотронуться до нее, но она
всегда остается недостижимой и неразгаданной:
Я люблю эту девочку, эту девушку,
я замираю, когда ее вижу,
но мне семь лет,
мне нельзя.
(…)
Я люблю эту девушку, эту красавицу,
я замираю, когда ее слышу,
но я уже умер давно,
мне нельзя.
Лирический герой Кирилла Ковальджи во многом похож на Дон
Кихота: он остается рыцарем в век, когда рыцарство давно кануло в прошлое, и
говорит о смыслах, когда все смыслы, казалось бы, отвергнуты и разрушены.
Только, в отличие от благородного испанца, он не безумен, его речь внятна и
полна уверенности: за горизонтом еще не вечер.
