Инна Лиснянская

Нежная свеча

Об авторе | Инна Львовна Лиснянская родилась в 1928 году в Баку. Пишет не только стихи, но и прозу. В “Знамени” опубликованы повести “Величина и функция” (1999, № 7), “Отдельный” (2005, № 1) и монороман “Хвастунья” (2006, № 1). Лауреат Государственной премии (1998), премии Александра Солженицына (1999), премии “Поэт” (2009). Предыдущие публикации в “Знамени” — № 9 за 2009, № 8 за 2010, № 8 за 2011, № 4 за 2012, № 11 за 2012 год.

Поплакать хочется и мне.
Сыграй, земляк, мне на зурне.
Сыграй медлительно, сыграй,
Я потеряла отчий край, —
В шелковы сети заманя,
Край чуждый не обрёл меня.
И как судьбу мою ни взвесь,
Я и не там, я и не здесь.

Слышу я музыки только начальные такты,
Дальше вся музыка сходит с накатанных рельс,
И впереди неё мечутся голые факты,
Нотные знаки и прочих условностей лес.
Я в чемодан затолкаю последние шмотки, —
Очень мешает сознанию лишняя вещь,
Снова наткнусь своим слухом на первые нотки
И догадаюсь, что звук абсолютен и вещ.
Так что спасибо ему и спасибо предметам.
Так я богата, что даже богатства бегу.
Что-то случится чрезмерное нынешним летом,
То, что ещё не случалось на нашем веку.

Всё, что недавно мучило, ушло.
Печаль моя отпета.
И в память, как в игольное ушко,
Продета нитка света.
Она как будто нежная свеча,
Свеча поминовенья, —
На мне и шуба с твоего плеча
И даже точка зренья.

Нет ничего беспринципней, чем старость,
Нет ничего беспризорней.
Это в тебе вековая усталость
Неблагодарности чёрной.
Ты оказалась потомкам ненужной, —
Слишком накладной заботой,
Что не придёт тебе полночью южной,
Полночью тысяча сотой?

Преклонный возраст — это путы.
Я дожила до той минуты,
Где стала грузом неподъёмным
          Для самых близких.
Вкруг глаз в житье послепотопном
          Синеют брызги
Луны и моря. Дождевая
Струится влага, как живая
С новорождённой Афродиты
          Морская пена.
Все в доме на меня сердиты, —
          И даже стены.

Никаких нет прорех в моей бедности —
Только чёрные пятна ворон.
Избегают торжественной медности
Купола жёлто-розовых крон.
Задержаться в сторожке мне надо бы,
Ведь не справлюсь я, как ни крути, —
На пути моём ямы и надолбы
И ритмичное чудо в груди.
Сердце вроде домашнего счётчика
Отмечает энергорасход.
Но порыв то ли ветра, то ль почерка
Эту трату в расчёт не берёт.

Во сне мелькающие лица
Кропит веснушками эпоха.
Меня не будят утром птицы,
Поскольку я полуоглохла.
Моя снотворная настойка
Даёт мне высыпаться вволю,
Но мир расширится настолько,
Насколько я ему позволю.

Который час, который день,
Который год, который век?
На гвоздик календарь надень
И смело заходи в ковчег.
Который месяц мы плывём?
Я потеряла числам счёт.
В прибое снега тонет дом,
Часы бегут наоборот.

Мы сидим тет-а-тет
Непонятно на чём.
Пахнет свечками свет,
А свеча — кирпичом.
Обострился мой нюх,
А мой слух отупел.
У подобных старух
Много слов, мало дел.

Не прошу, не плачу, не жалуюсь
Вся романтика — скорлупа.
Я прощаюсь с тобой и радуюсь,
Золотых мгновений толпа.
Ждёт меня вторая вселенная,
Путь укажет мне звёзд табло.
Я прощаюсь, жизнь драгоценная,
Жизнь моя, прощаюсь с тобой.

Ты больше себя не казни,
Ты — века лежалый продукт,
Прошли лучезарные дни,
Печальные — тоже пройдут.
Настанет ещё череда
Твоих усреднённых сред,
Где всякая ерунда
Теряет собственный след.

Закатного солнца обруч
Исколесил окоём.
Сижу на балконе, как овощ,
В уединенье своём.
Не мыслю и не читаю,
А просто на мир смотрю,

А просто ворон считаю
И жалуюсь фонарю.

Я — страдательное причастие от слова “потеря”,
Сижу потерянно на летнем балконе.
Птицы поют, в свои песнопения веря,
Тучки дрожат на утреннем небосклоне.
И при счастливом стечении обстоятельств
Тоже пою раннее благодаренье, —
Мне повезло: нет смерти и нет предательств.
Как хорошо таких обстоятельств стеченье!
Всех обстоятельств стеченье — двух рёбер поломка,
Это, пойми, — ерунда, — я два метра летела.
Это ещё великая головоломка, —
Как при таком паденье лицо уцелело.
Камень костей не жалеет, — скала — не пончик.
Я это знала, житейская растеряха.
Но повезло мне: целёхонек позвоночник.
Больно, конечно, но боль предпочтительней страха.
Птицам — Осанна, осанна прозрачности света,
Господу слава и слава всем человекам,
Я проживаю на самой макушке лета
Здесь, где солнце дрожит под облачным веком.

Нарушен порядок вещей и действий.
Это случалось в далёком детстве
И теперь на старости лет.
Но неудачам в таком соседстве
Толку живого нет.
Всё, что случилось, с ног уже сбилось.
Стало порядком то, что случилось.
Детства печальный след.

Крещена я в армянском храме.
Храм сожжён и затоплен слезами
Всей армянской диаспоры, впрочем,
Мы уже истерично хохочем.
Море за кипарисовой кроной, —
Для стихии морской своя в доску,
Крещена я в водице солёной,
И под мой истеричный оклик
Очень медленно движется ослик.
Жизнь как жизнь, много снов, мало лоску.
Жизнь как жизнь. Тень от пальмы в полоску.

Я столько глотала обид, что больше нельзя,
Я столько рыдала, что мне нельзя уже больше.
Как будто змея, ползёт моя колея,
И если отвечу не я, то кто же, то кто же?
И то, что досталось мне, заслужено мной вполне,
И эта решётка в окне, и за дверями — двери.
Так могут жить и при самой малой вине
Не только люди, но даже хищные звери.

Всё уравновесилось, солнце с неба свесилось

И луну затмило.

Всё уравновесилось, стало сердцу весело

И рассудку мило.

Приходи пополдничать, славно почаёвничать
Или покофейничать, — как тебе угодней.
Приходи кофейничать — дело будет вечером,

Вечером сегодня.

Солнце такое, что зрению горячо,
Море такое, что губы солоноваты.
Как хорошо, что у друга крутое плечо, —
Как повезло, что не выбрали в депутаты.
Как повезло, что рутинная жизнь хороша!
Как повезло, что рутина моя — не болото.
Лебедь плывёт, и моя замирает душа,
Как хорошо, что ещё мне поплакать охота.

Тишина и заломленных пальцев хруст,
Тишина, я лишаюсь последних чувств,
А была я на них богата.
На пригорке дрожит олеандра куст,
На него смотреть жутковато.
Он откуда-то из допотопных мест,
Он дрожит, и песочек дрожит окрест,
И волна вдалеке в прибое,
А из миски котяра и пьёт и ест,
И глядит в ничто голубое.

Изумительный покой —
Золотой полдневный час,
И летает над рекой
Бабочка Павлиний глаз.
Сочная голубизна —
Голубой за речкой лён,
И следит за полем льна
Бабочка Наполеон.
Никну головой седой
Над рекой лицом черна —
Приголублена бедой,
Горем удочерена.

Я не люблю этой смеси
Неразрешимых задач.
Весело если — смейся,
Если печально — плачь.
Но сразу то и другое —
Мой не осилит дух.
Думаю о покое,
Где правит одно из двух.

Нельзя ли потише? К чему так громоподобно
Заявлять о себе самом
И описывать столь подробно,
Свой участок, сарай и дом.
Нельзя ли потише? К чему подымать свой голос
На третью октаву, на ре диез?
В поле беззвучно кивает тяжёлый колос
Самодовольства не без.

Сколько пены
Я допустила в строфы
От начала вселенной до катастрофы
От прихода и до ухода меня
В пламень ночи и в сумрак дня,
Где луна была спрятана, как запчасти
В тот гараж, где машины нет.
Сколько мнимого горя (какое счастье)
Заключает в себе рассвет.
Ветер рвёт занавесок оконный ситец…
Уходи! Мне не надобен очевидец
Умираний моих и побед.