кони свободны

над речкой стояла изба кузнеца
под копотью плотной и потом
никто различить не пытался лица
мы знали по грохоту кто там
страшней колдуна и кощея худей
он плуги прямил обувал лошадей
как ворон кувалда летала
под чёрную песню металла

ночные куранты над скудным жнивьём
в ноябрьской предательской жиже
мы слушать к плетню приходили втроём
ни порознь не смея ни ближе
там пламя ночами пылало года
и если он спал мы не знали когда
гремела печаль вековая
всю правду из недр выбивая

но только однажды он лёг на кровать
покорной сказав половине
что больше коней не намерен ковать
что кони свободны отныне
и мы прибежав с ежедневным огнём
лицо человека открыли на нём
нездешним отмытое светом
мы вскоре окажемся все там

наутро сказала что будет ничья
и сгинула как не бывала
соперника вскоре нашли у ручья
украдкой родня отпевала
не мой ли черёд позабросив дела
куда эта песня упрямо вела
где кони без шрамов на коже
свободны и всадники тоже

в александрийском пасмурном окне
зигзагами змея на женской коже
открой шекспир кто эти люди мне
сквозь прорву лет и километров тоже
сам кесарь экстерьером невысок
соскакивает с лодки на песок

с историей поди поговори
через гряду оврагов и откосов
но в мыслящем отсеке головы
неувядаем внутренний философ
он говорит что витгенштейн неправ
что физику из космоса убрав
там всё равно останется немало
жаль что змея тогда не понимала

эллада в ауте притих еврей
трепещет перс усмирена пальмира
и кесарь к усыпальнице скорей
похвастать перед мумией кумира
с чьим именем в своём предместье рос
но у кумира отвалился нос

повымрет вся у кесаря семья
падут державы новые режимы
развеет в прах но мы внутри себя
усидчивы и неуничтожимы
нам время только временная месть
мир вовсе не таков какой он есть

угомонись философ не бубни
путь к истине составлен из агоний
пускай пока останутся одни
царица с аспидом и марк антоний
портальный кран на пристани гремит
заезжий нестор кроет глянцем фото
но всё-таки с вершины пирамид
нет-нет и глянет вниз ужасный кто-то
пять тысяч лет а ведь и тех не дашь
ошибка смерть вся физика мираж

ушастые ряшки свиней на базарных лотках
шеренгами женщины в жалких советских платках
ты помнишь как были они некрасивы тогда
в лишайной вселенной в намеренном мире вреда
в котором столкнуло на площади мать и отца
и жил бы казалось но не конвертируется
в такую энергию тёмная масса
мы все уроженцы большого атаса

по метрике сам я из тех бесполезных людей
тех паспортных фото что собственной тени худей
и если прореху побег образует в строю
смыкается строй забывая утрату свою
а беглый не помнит что собственным строем забыт
но даже в изгнании корчит его и знобит
желание сбиться в шеренги и пары
чтоб зорче глазели с трибун аватары

я был из пучин человеческой поднят рекой
но в братское устье не буду снесён на покой
я шомполом божьим брезгливо изъят из жерла
где выбыл отец из реестра и мать умерла
служить доказательством недра излазить кротом
съедая улики личинок я жил но потом
когда в своей колбе вольфрамовый космос угас
но это случилось без вас

приятно спать или плескаться в душе
приятно кошке мять кошачьи уши
блуждать в лесу пока не поседел
ноябрь нумеровать на солнце пятна
с товарищами водку пить приятно
и просто жить но жизни есть предел

ещё бредёшь подробностей не зная
ещё пестра от птиц листва лесная
в расчёте отдохнуть с какой-нибудь
наташей предположим или катей
с кем было жарко раньше от объятий
но дальше одному проложен путь

и к высеченному на камне году
как бы войдя в темнеющую воду
ложишься навзничь в вековечный ил
зачем глазам теперь привычка к свету
неужто даже кошек больше нету
и кто на суше подтвердит что был

там ящерицы в точности как мы
встречать своих сбегаются к воротам
и вечности песчаные холмы
усеяны их маленьким народом

в стеклянных подземельях города
припомнит кто без счёта проходил их
и монументы ящерицы да
на бронзовых по росту крокодилах

здесь время ветер но и он притих
из глаз и спин мозаика на мили
припоминай в слезах как мы любили
в каком-то из стеклянных из таких

молва и слава медные гроши
где голова за каждый хвост в ответе
и мы с тобой на свадебном портрете
не чудо ли как оба хороши

ещё девятнадцать в колонке века
двадцатый в пустую не вписан пока

хрустальные звёзды в арденнах видны
и не было этой проклятой войны

в одессе акация не отцвела
весь дрезден в заре хиросима цела

со временем кафка напишет роман
о жизни где видимость всё и обман

потом нам платонов расскажет о том
что цель пролетарского рая фантом

но здесь мы ещё не предупреждены
и наши любимые не рождены

под линцем убийца пока не подрос
есть время задать неизбежный вопрос

так небо светло и прозрачна вода
зачем же всё это случится тогда

вообще-то с утра обещали
вещая из нескольких мест
что лето вернётся с вещами
но близок повторный арест

однако и этот короткий
возврат не прошёл на ура
с порога забрали в колодки
неправду сказали с утра

в окно словно в прорезь колодца
взирая на бег бытия
я верил что лето вернётся
напрасно надеялся я

там небо с впечатанной башней
колдует зеницы слезя
нам даже на вечер вчерашний
надеяться больше нельзя

последняя птица в потёмках
наотмашь ища где светло
как тщетная память в потомках
влетает в ночное стекло

последний к знобящему вязу
глазами визит обходной
и лета не жалко ни разу
за вычетом птицы одной

зрачку безразлична преграда
под наст и в забвение впасть
где даже прогноза неправда
всей истины точная часть

мы собирали раковины на
жемчужном побережье океана
из них моё внимание одна
изяществом сугубым приковала

я знал что в ней существовал червяк
он по линнею был моллюском то есть
но сдох и лучше так как он чем так
как мы закончить жизненную повесть

я грустно осмотрел свои штаны
и выразился на чистейшем русском
сообразив что судьбы не равны
и в ящик веселей сыграть моллюском

поскольку в светлом будущем никто
в своём уме палеонтолог даже
не примется в песке искать пальто
не станет собирать штанов на пляже

пусть червяка не вспомнит ни один
но кто несокрушимую как атом
обдует и положит на камин
подержанную челюсть с имплантатом

ты скажешь селяви но лучше б ты
молчала в тряпочку наступит утро
ни геометрии ни перламутра
от нашей не останется тщеты