Нина Горланова, Вячеслав Букур

Алекс

Об авторах | Горланова Нина Викторовна и Букур Вячеслав Иванович родились в Пермской области. Закончили Пермский университет. Прозаики, эссеисты; печатались в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь” и др. Переведены на чешский, шведский, французский, китайский и другие языки. Живут в Перми.

Еще на окне в баре был такой яркий цветок, что казалось: кусок пространства прожжен.

Алекс после все понял: у человека с десятью лицами уже была полная информация о нем.

Десятилицый являлся Алексу в разных вариантах. В первый раз он был почти хомячок, у которого в защечных мешках — кажется — сокровенно светятся бриллианты. Потом, когда вышли, его вид скатился до акулы бизнеса. Через неделю у него оказалось лицо, принюхивающееся к миру.

Месяц спустя он приплыл манящей походкой чуть ли не с подмазанными глазами… и наконец, через полгода Алекс вообще не узнал его, пока тот не заговорил: подошел такой помятый неудачник, словно им что-то очень долго протирали.

А в последний раз оказался с мелированным ирокезом, и, кажется, дыша марихуаной.

Потом еще он померещился в толпе: с бородой-когтями, по три когтя на щеку.

Также у него случались разные голоса — от рыка до мурлыканья… Однажды голос был не голос, а — медная валторна! Это он говорил про охоту с гончими на лося:

— Сука моя порезала лапу… где она этот острый камешек выкопала… рылась, дура.

Алекс в первой жизни был настройщиком пианино. В этот день, перед встречей с десятилицым, он в одном доме раскрыл пианино — мышата побежали в разные стороны. Там оказалось гнездо мышиной мамаши. А со вторым пианино сначала была тупиковая ситуация. Ливень, холод, заныл зуб… И еще хозяйка говорит:

— Дочь забыла оставить деньги… Извините. Нечем заплатить.

Поразительно! Что за люди! Вот уж неудачный день — так до конца!

Но профессиональное любопытство взяло вверх, и Алекс со вздохом раскрыл инструмент.

Престарелая дама удалилась готовить чай, громко обещая прилить апельсинового ликера. А он начал выдирать паутину — из-под нее устало посмотрел на него изобретатель громоотвода Франклин! Стодолларовые купюры были кое-где потрачены молью. Но они вполне годились. Ему очень хотелось их взять: как раз нужно было расплачиваться с сиделкой жены. Но все же отдал хозяйке, а потом поменял три струны (за это отдельная плата!) и сделал огромный глоток чая с ликером.

— Просто апельсиновая роща, — просипел он. — Будто в детство попал.

Она заплатила ему долларами в пересчете на двести евро и немного сверху. На этом основании он и зашел в бар с цветком-ожогом, оправдывая себя: закажу горячее пиво с корицей, полечусь от надвигающейся простуды.

Когда-то он сказал жене:

— Деньги — лучшая роль второго плана. Не главное в жизни… но среди второстепенного — на первом месте.

Анна тогда рассказала, что в десять лет не мечтала иметь миллионные миллионы, а хотела зимой работать в трамвайном депо — стекла вагонов руками… согревать, чтобы лед растопился, и людям можно было в окна смотреть. Мать ей говорила: “Да, я знаю: ты мечтаешь простудиться, лежать в больнице и ждать, чтобы много людей пришло тебя благодарить: ведь ты протаяла им такие горизонты в окнах! А потом они все стали бы твоими друзьями. И все вы такие благородные, хорошие! И только недобрая мать, угрюмая от недосыпа, должна думать, где брать средства на лечение!”

— А у тебя, Алекс, какая у тебя была мечта?

Он не сразу ответил, воображая протаявшие трамвайные окна в их общем городе детства.

— Я мечтал стать ловцом жемчуга, — наконец спохватился он и засвистел модулированно из оперы “Искатели жемчуга”.

Но вот Анна заболела, и оказалось: нужна сиделка, а лучше две. Да еще сделать бы ремонт — от балкона дует так, что сдувает с ног. Деньги уверенно вышли на первый план, на главную роль! Он даже обратился к племяннице. В свое время, когда старший брат с женой попали в ДТП, Алекс и Анна много лет помогали им, а племянницу вообще на три года забрали к себе жить. Анна тогда открыла небольшую танцшколу, и, в общем-то, хватало.

Теперь племянница — бронзовый призер по женскому боксу, выпустила книжку “Женственность и самооборона”… Она минут пять молчала: ставя брови торчком, затем опуская их к сломанному носу, показывая, что нужно еще сделать пластическую операцию, а дело это непредсказуемое… наконец отказала.

Алекс хотел закричать ИЗ ВСЕГО СЕБЯ: “Ты плакала, узнав о смерти слона в зоопарке! Но Анну тебе не жаль! Она похудела, вся уже как циркуль!” Но промолчал. Ведь отец ее — старший брат Алекса — тоже был не из щедрых. “Миллион миллиард бережет” — любимая его поговорка…

В баре из зеркальной двери на него посмотрел человек, похожий на ребенка, которому хочется дать конфет. Неужели это я?! В конце концов на лице будет четко написано: дайте мне денег!

И вспомнил старую историю. Однажды его вызвали настраивать пианино три женщины: бабушка, мать и дочь. Когда он раскрыл инструмент — сразу стало видно, что лет тридцать не настраивали.

— Что здесь за шкатулка? — крикнул он.

Все три поколения прибежали, подняли резную крышечку: кольца, браслеты, сережки, много бриллиантов.

— Так вот где старый козел прятал все! — закричала бабушка.

О, если бы быть прорицателем! Уговорил бы эту шкатулочку, наплевал бы на честность! Хватило бы сейчас на сиделок!

В своей жизни он взял тайком только один раз. И это был скелет крысы. Не хотел молодой девушке его показывать. А то получился бы намек: как у вас все запущено. Завернул хрупкие кости в бумагу, чтобы тайком выбросить. Эта девушка была Анна…

Он ей сказал, как обычно:

— Не трогайте инструмент в течение часа. Пусть подсохнет все.

А она забыла наказ, сразу села играть Малера. Он с лестницы как закричит: “Я же просил!” Выглянула и виновато пригласила его на чашку какао… Анна тогда получила небольшое наследство от дяди: вот этот домик, вместе с пианино и каким-то антикварным буфетом. Сейчас-то он знает, какой это был буфет. Его ампирные веночки с перламутровыми вставками оплатили сиделку на первые полгода болезни Анны.

А гипсовую Венеру, у которой была прабабушка из Милоса, никто не покупал, и она по-прежнему стоит возле крыльца, вся в пыльных язвах.

И тут-то к нему подсел “хомячок” с какими-то мерцающими миллионами в защечных мешках:

— Первые седые волосы у меня появились, когда разоружал горящий самолет, — сказал он и медленно погрузил верхнюю губу в прихотливую пивную пену.— А от моего друга, механика, вообще ничего не осталось. Весь боезапас как громыхнет!

Алекс же сидел в своей горящей жизни. Он должен вынести из этого пожара Анну, у которой теперь один глаз все еще светит надеждой, а в другом — ночь тоски. Врач уже намекал, что можно стволовые клетки выделить и размножить… но цена неподъемная.

У “хомячка” сделалось подчеркнуто доброе лицо.

— Разумеется, вы знаете, рядом с каким забором вы пьете этот “Будвайзер”?

Алекс верил, что спасение придет, и наконец судьба посылает ему шанс! Он закивал, помогая случаю:

— Да, да.

На самом деле он понятия не имел и не интересовался, что за такой забор появился рядом с баром год назад, какая там начинка у кукурузины многоэтажной. Но ради спасения жены он готов стать человеком с двойным дном. Ведь экономический кризис проделал в ее страховке огромные дыры.

Буду попутно и родину защищать, прикинул Алекс: буду хитрить, сведения искажать, потом сдамся нашим, когда Анне будет легче. Не расстреляют же меня.

“Хомячок” сказал, что пойдет отлить, и вдруг вернулся уже в “аляске”. При этом лицо его стало лицом акулы бизнеса. Предложил прогуляться. Гонимый предчувствием шанса, Алекс шел и слушал своего Мефисто:

— Нужно просто считать, сколько фур выезжает за сутки. В основном изделия вывозят ночами…

Молнией пронеслось: преуменьшу количество фур, которые выезжают, — подумают, что у нас маловато защиты, и нападут… тут-то мы и покажем им!.. Или наоборот — лучше преувеличивать? Когда мы защищены чрезмерно — никто не нападет!

— Вы будете не один считать. Найдите помощников — можно до десяти. В деньгах ограничения не будет.

Алекс возразил:

— Десять — мало! На сутки нужно три человека, а еще они должны отсыпаться и работать — для пенсии, для медстраховки… И сами понимаете — выходные нужны! Ну и отпуска.

Признаки акулы смягчились и поплыли с лица спутника.

— Зовите меня Майком, — сказал он. — Фамилии ваших помощников я не спрошу, но клички мне сообщайте. Ни с ними, ни со мной — ни слова по мобильнику!

Они свернули за угол. Майк протянул ключи:

— Вот тут мы купили помещение якобы под мастерскую. Там есть бронированный ящичек, а в ящичке — деньги на первое время, для вас и помощников. В следующий раз увидимся через неделю в это же время в привокзальном ресторане. Тогда обсудим тонкости нашего банковского расчета. Скорее всего, вы станете наследником неизвестного богатого родственника, с чем я вас заранее поздравляю.

— А другие — у них тоже объявится целая толпа усопших родственников?

— Через неделю, все через неделю. Обычно открываем подставные фирмы… Да, бинокль лежит там на столе.

Тут Алекс вспомнил недавний сериал:

— Ярлычки с одежды нам спороть?

Акула еще больше смягчилась:

— В компьютерную эру это… бесполезно. Просто старайтесь не попасть никуда в виде хладного тела.

“Предупрежден — значит, вооружен”, — подумал Алекс фразой из сериала. Но все-таки холодок пробежал от копчика до лысины.

Они попрощались.

— Ну вот, — сказал Алекс облупленной Венере (с тех пор как жена заболела, он вел с ней ежевечерние беседы). — Говорят, существует шестьсот видов женских слез. Я их все разом отменяю. Вместо этого — терапия стволовыми клетками и две сиделки. И ремонт!

Хорошо, что мама этого не видит, подумал он. Она скончалась два года тому назад. А если видит, то все поймет.

Мама как-то сказала, что любовь уменьшает ужасы прогресса. Что она помогает сохранить трепет жизни драгоценный. Счастлив тот, кто хоть одного человека сделал счастливым…

Но теперь все изменилось. Любовь превращается для Алекса в опасное колдовство. Да, он жить не может без Анны. Но ради этого придется подчиняться оборотню Майку… Можно ли перехитрить оборотня? Об этом фольклор умалчивает.

На другой день он надел отглаженный пиджак, что означало чуть ли не смокинг, и сказал жене:

— Иду в театр на встречу с одним пианистом — хочет отремонтировать антикварный инструмент.

На самом деле он пришел на склад и взял все купюры — новенькие, как бы тоже в смокингах.

Через день он положил Анну в медицинский центр. Она с удивлением смотрела на мужа: откуда деньги? Но все же не возражала, а только качала головой, как китайский божок…

Ну а он на сутки засел с биноклем у окна напротив многоэтажной кукурузины. Подсчитал грузовики, прибавил еще тридцать процентов, сжег бумажку с цифрами… Чувствовал себя отвратительно, как в сериале.

Через неделю он с вальяжной усталостью доложил Майку, что уже завербовал одного, кличка Рыжеусый. И представил цифры за двое суток. Он следил напряженно за своим куратором, как за учителем у доски, стараясь узнать по его лицу: насколько безнаказанно можно раздуть ответ?

Алекс подозревал, что завод еще и сам маскируется, выпуская пустые фуры и таким образом преувеличивая мощь страны…

К своему счастью, по лицевому дисплею Майка было видно, что пока прокатывает.

Через год и месяц Анна почти уже выздоравливала, покинула коляску и ходила с костыльком. Но кольцо обручальное у нее было все еще на мизинце — отеки пока не сошли.

Алекс рапортовал Майку, что завербовано девять информаторов. Больше всего сил было потрачено, чтобы придумать каждому бесплотному духу убедительную кличку. Алекс похудел, плохо спал, ворочаясь, бормотал:

— Рыба? Землеройка? Раптор? Богомол? Прыгун?

Причем однажды Майк его спросил:

— Вы случайно не стали двойным агентом?

— Нет! Почему такие подозрения?

— Ведете себя, как будто на крючке: часто подавлены и, кажется, иногда врете!

“Пора сдаваться” — пронеслось в голове Алекса.

Однажды вечером, выпроводив рабочих, которые закончили ремонт балкона, он задремал в кресле… И услышал, как уходя, один рабочий говорит другому:

— Слышал, со спутника проверили этого. Количество не совпадает.

Молодой плотник вынул гвоздик изо рта и удивленно поднял брови:

— Разве спутник может ночью разглядеть эти фуры?

Мудро закурив, старший ответил:

— Существует уже такое — улавливают тепловое излучение от двигателя.

Алекс резко катапультировался в явь. Сидя на кровати, подышал, успокаивая бубнящее сердце. Ни в какую.

Сон был настолько реальный! Только что у декоративного граната, который рос в их доме, во сне не три, а два гранатика болтались…

Начали сниться сны шпиона, подумал он. Но спутник не может ничего ночью увидеть! А вдруг? Наука так быстро идет вперед.

А, вот в чем дело! В последнюю встречу с Майком в кафе Алексу показалось: бармен с лицом умного пуделя что-то заподозрил…

А однажды ночью, завывая сиреной, что-то испугало Алекса и Анну. Они вскочили, но оказалось, что новый китайский пылесос сам включился и стал работать. И снова мысли были про то, что пора идти с повинной… Кажется, пора. А то вон прочел: ребята из “Моссада” вогнали пулю в мозг ученого, который хотел построить стратосферную пушку в одной авторитарной стране…

Пытался разглядеть фольгу над кабинами машин: может — есть все-таки экраны? И ночью спутнику их не увидеть!

Но все равно он устал оглядываться и лгать про завербованных людей…

Написал на всякий случай прощальное письмо жене. Положил в “Фауста”, который был тоже из дядиной библиотеки.

Очередную встречу Майк назначил в лесу.

— Приходите в семь утра и с корзинкой — якобы мы по грибы. А то вы все время бледнеете при виде меня… на людях.

В лесу их обнял прекрасный денек, тут и там уже подсвеченный желтеющими листьями. Но, когда выходили из леса, унося с собой шар лесного запаха, дорогу преградили полицейские. Алекс попытался мгновенно отключиться от страха: вообразил в руке пульт, который вырубает все плохое. Но полицейские просто осмотрели и обнюхали каждый гриб в корзинках, сверяясь со своим справочником. Не все грибы оказались доброкачественными — кое-что было выброшено. И их с миром отпустили. У ног полицейских слабо светились кучи бледных поганок.

Иду сдаваться! Все! Завтра же. А вдруг… родина скажет: молодец, продолжай эту игру? Дезинформируй врагов, а нужные цифры мы будем тебе подсказывать и нужные суммы платить.

Но родина, умница, поступила как надо. Только скрыла, что Алекс сам сдался:

— В общем так. В СМИ пройдет якобы утечка, что это мы вас доблестно разоблачили. Фамилию даем и фотографию! В разных таблоидах — разные фотографии. Это вас спасет от мести тех, кто стоит за Майком.

— Но если фотографии будут… то вы Майка уже не найдете! Он скроется навсегда.

— А гарантий нет в любом случае, что схватим его. Зато (добродушное подмигивание) — если мы раскроем хотя бы одного — получим и ордена, и внеочередные звания.

Да, так и есть: каждый любит родину согласно своему бизнес-плану… Как говаривал отец Алекса: человек человеку — инопланетянин, друг друга-то не можем понять, зачем нам еще искать непонятный разум в космосе…

Но вдруг случилась неувязка, и прокурор потребовал двадцать лет! “Так не говорил Заратустра”, стучало в мозгу Алекса. Однако быстро начали упирать на сотрудничество с родной контрразведкой и в конце концов дали два года условно.

Жизнь приятно заскользила у Алекса между пальцами, как шелк.

Утечки опять же были грамотные: появились его портреты в четырех таблоидах. Пришел вежливый запрос из Голливуда с намеками на будущие блага: не хотите ли дать некоторые детали нашему сценаристу? Да хочу, с удовольствием, но через двадцать лет.

На горизонте вдруг появилась и родная племянница Алекса:

— Вот деньги привезла. У вас долги за адвоката?

Каждая часть тела у нее словно возведена на пьедестал. Она протянула им чек, подергивая свежерассеченной бровью:

— Чтоб все у вас было хорошо и ноги в тепле!

Письмо жене, заготовленное ранее, он хотел уничтожить. Но в Гёте его не оказалось. Неужели положил в Шекспира? Перетряс все тома стратфордского гения — по нулям.

— Что ты ищешь? — спросила Анна.

— Да так, пустяк.

— Может, какое-нибудь письмо?