Денис Драгунский

Веселое фарфоровое снятие, или Мир понарошку

Веселое фарфоровое снятие, или Мир понарошку

Я жил в СССР. Я даже при Сталине жил, представьте себе. И у нас дома, конечно же, были фарфоровые статуэтки. Большие и маленькие. Хозяйка Медной Горы, конь с золотой гривой, артисты и летчики, школьники и фигуристки. Я их прекрасно помню.

Но я совершенно не помню, каковы были значение и смысл этих фигурок. Какая там была художественная семантика и культурологические ассоциации. Даже не знаю, с чем их сравнить в нынешнем интерьере. У меня сейчас, кстати, довольно много всяких фигурок — оловянные тамплиеры, фарфоровые собачки и бронзовые домохозяйки. Но это просто украшения, или сувениры — то есть память о тех людях, кто подарил. Наверное, когда-то и советские фарфоровые статуэтки были просто украшениями и сувенирами.

А вот теперь они стали символом всего хорошего, что было в советской стране.

Да, да, да, конечно, в советской стране, при всех ее уродствах и кошмарах, было немало хорошего. Теоремы, оперетты, заводы и пароходы. Не говоря о любви, которая бывает при любых диктатурах. О, бессмысленная раздвоенность объективного взгляда! С одной стороны, с другой стороны. Но тут-то тебя и ловят. Вспоминаешь лихие дни юности, пишешь о студенческой любви на фоне университетской лепнины — ах, как она вблизи виднелась из окон общежития! — а тебя строго спрашивают: а почему забыл про мрак тоталитарного режима? Хорошо, извините, ладно. Вот вам посадки, психушки, парткомы и талоны на сахар. А в ответ тут же: а вы что, только самиздат читали и вычисляли стукачей? И не понятно что отвечать. Разве что затворяться на даче и писать роман, толстый и мудрый. Но уже некогда. В смысле — оставшейся жизни точно не хватит.

Поэтому лучше полюбоваться на фарфоровые статуэтки из коллекции Льва Симкина, которые так чудесно смотрятся на фотографиях Анатолия Степаненко. Вдобавок они украшены стихами Барто, Маршака и прочих мастеров советского словесного примитива (здесь нет порицания или насмешки, здесь только восторг, как перед картинами Рауля Дюфи и Рене Магритта, которые сумели переплавить мастерство в наивность).

Полюбуемся на этих прелестных уродцев, которые лучше всякого романа снимают (совсем по-гегелевски, “aufheben”, то есть диалектически отменяют, вбирая в себя) противоречие между ужасами и чудесами недавнего советского прошлого.

Они изначально, в замысле — милые уродцы. Их кажущийся реализм — с изначальным подмигиванием, с некоторой иронией, заложенной в задачу серьезного советского мастера. Реалистическое изображение людей, пусть даже в виде маленьких фигурок? О, нет. Сделать это нетрудно, но это совсем другая скульптура. Перед нами не просто люди, а персонажи, картинки из социальной азбуки СССР. А также литературные персонажи, вылепленные в соответствии с каноном. Но при чем тут ирония? Ведь изображены такие, вроде бы, серьезные фигуры, как Ученик, Работник, Спортсмен, Солдат, Юный Патриот, Процветающий Нацмен, а также А.С. Пушкин и его герои. А ирония — притом что перед нами, повторяю, не люди, а игрушки, куколки.

Иван Дмитриевич Шадр и Ромуальд Ромуальдович Иодко лепили хотя и разных, но реальных — то есть идеальных — то есть более чем реальных — Девушек с Веслом. Каждая советская девушка хотела быть с Веслом, стать красавицей идеальных пропорций. Столь же идеально-реальными были Пионеры и Пионерки, Лыжники и Воины, изваянные из гипса (точнее, отлитые в гипсе) и еще до сих пор нет-нет да и белеющие в зеленых сумерках уцелевших провинциальных парков. Живые пионер и пионерка хотели стать вот такими, как эти, торчащие на клумбе среди кустов. Но никто не хотел стать — и никто не хотел, чтоб кто-то хотел стать — таким, как комичный первоклассник или жеманная фигуристка из фарфора, живущие в серванте среди бокалов. Даже Пушкин был немножечко смешной, даже дедушка Калинин и старичок Мичурин были чуточку забавные. Все было как будто понарошку, шутя. Как бы резвяся и играя.

Недаром фарфоровых статуэток Ленина и Сталина не было. Вернее, так: были бюсты Ленина и Сталина из фарфора. Была одна фарфоровая фигура Сталина и две — Ленина (взрослый и “Ленин маленький с кудрявой головой”). Но сходство размеров не должно обманывать. Все это было совсем в другом жанре. Ленин и Сталин были одноцветными (белыми), и нужных пропорций — хоть сейчас увеличь — и на постамент. Поэтому они были маленькими скульптурами из фарфора, а не расписными фарфоровыми статуэтками советского стиля — почувствуйте разницу. Ленин и Сталин — на полном серьезе. А означенные статуэтки — всегда чуточку шаржи. Хотя, конечно, очень дружеские.

Фрейд говорил, что анализировать надо посредственных авторов. Они более шаблонны, более стандартны и поэтому отчетливее отражают психологические комплексы эпохи. Наверное, тем самым они сильнее предсказывают будущее культуры. Иногда кажется, что великие тексты советской эпохи — хоть романы Шолохова, хоть повести Платонова — остались в своем времени. А рассказики Ксении Львовой и фельетоны Семена Нариньяни очертили абрис сексуальных и социальных переживаний нашего соотечественника на полвека вперед, вплоть до рубежа столетий. У одних — всечеловек, у других — совок. Кто более матери-истории ценен? Конечно, совок. Потому что всечеловеков хоть лопатой греби, от Одиссея до Леопольда Блума: инфляция всечеловечности. А совок определен во времени и месте. Тем и дорог.

Что нам сейчас советская скульптура большого и серьезного стиля, что нам Шадр, Коненков, Меркуров, Мухина и Манизер? Музей, не более того, и музей скучноватый. А маленькие статуэтки безвестных (известных только коллекционерам-знатокам) мастеров — это и есть СССР в своей желанной целокупности. О котором приятно рассказывать внукам. Чтоб без слез и причитаний, но и без лишних восторгов. Этакий славный, не совсем настоящий мир веселых человечков.

О, бывшие советские люди! Не смейтесь над фарфоровыми статуэтками, берегите их, любуйтесь ими, ибо они и суть овеществленное бессмертие вашей — нашей! — ушедшей эпохи. Другого бессмертия у Бога для нас не оказалось.

Но ничего. Во-первых, статуэтки сами по себе хороши. А во-вторых, посмотрим, какие штучки из наших дней будут коллекционировать через полвека.

Денис Драгунский