монетка-барнаул

Лонись матушка-нужда копытом торкнула мне в спину.
Ведь мой карман давно прожгла последняя монетка-барнаул.
И значит — что? Бери ружьё — иди стреляй дичину.
Но ослепла старуха-винтовка, прям караул.

Пищаль заложена в ломбард, у штуцера целик мал,
Моя коническая пуля стреляет всякую страмину...

Ну положенье — ети ж твою мать!

Эх, засадил первача — придал себе куражу.
По подошвам гор и голым еланям,
По логам и падям кружу.

Скырлы-скырлы.
Отнекьваю собачьи грибы,
Чтоб не лезли в мои следы.

Сказал красное словцо на солнозакат
И сразу понял — будет мне фарт.
Достал из кармана колоду карт.

Сударь валет — до полу уда — будешь мне слуга вплоть до Божия Суда.
Всё смолкло. Не зукают и комари. Покрещусь на потух вечерней зори.

Раз пошла такая стрельба по месяцу — шестёрочке-суке приказ повеситься.
Поди ты, шестёрочка, в чащу, исделай петлю настоящу.

Четыре дамочки-хлопуши — вот вам в нос и серьги в уши.
Вы подите, вы подите — кого хотите приведите.

Зверь, ты, зверина, ты скажи своё имя.
“Я заюшка-ушкан”. Ну полезай ко мне в карман.

Туз пиковый — хулиган — поставь мне тёплый балаган,
Чтоб острый хиус в бок не колол.

Король пиковый, ты пойди — кого хочешь приведи.
Зверь ты, зверина, ты скажи своё имя. “Я есть крупная птица тетерев глух
(По-вашему косач)”. Взял его, братца, за толстый клюв.

“А я копалуха — глухая тетеря, его жена,
Кушала пупочки хвойных дерев и стала сочна и жирна”.
Ну поди сюда.

“А мы копалята малые птички, любим муравьиные яички”,
Не нарастили узорно-серое перо. Не наклевали сизо-зелёный зоб.
Ладно, сгодитесь мне в суп.

“А мы копалята дружные ребята
Прикатили тебе яиц глухариных... Глянь-ка — вдвое больше куриных”.
Ладно, сгодятся мне на яишенку.

Королёк червей сохатого привёл.

Королёк бубей хорька-черногруда.
Королёк трефей — летягу.

Семерочки-мунгалы шакжоя ведут.
Восьмёрочки-сыбыры Мишу ведут.

(И медвежий корень в лапе).
Девяточки волка-серка да волка-князька.

С десяточками сам бабр пришёл.
Кровь изо рта каплет. Говорит:

“Хватит с тебя снедного зверя.
Проваливай. Хозяин недоволен”.

Всё-всё. Ухожу.
Теперь бабки есть — добуду в Нерчинске свинцу.
К Афанасьеву дню собрался на Обдорскую ярмарку.
Да вообще перед смертью не худо бы поездить —
Посмотреть Евразию.

лонись — вчера вечером.
монетка-барнаул — сибирская монетка, которую чеканили в Барнауле.
отнекьваю — диалектизм, ну, вроде бы как отговариваю.
сыбыры — удивительный народец сибирских пигмеев.
шакжой — тигр.
хиус — пронизывающий ветер.

Объяснил нам Антипушка, что кодеин фосфат вполне совместим с алкоголем.
Подмигнула селёдка измурудным глазком, и поехали радостным полем.

Посреди метели стоит клетка железная с колесом.
И такое приволье, и такая метель, довольные, закусили огурцом.

Посреди метели пустая пролётка, а лошади не видим, должно умерла.
Так чудесно-весело этой зимой и мы катимся, как варёные яйца со стола.

Настоящая водочка, светлая, горькая. Последняя бутылка открылася.
А мы как вербочки, ещё не пушистые, ляжем в церкви у левого крылоса.

Настрелять бы воробушков по переулочкам.
Полюбоваться бы на дедушку косматенького.
В сыру-землю вылить бы чару питьица медового.
Исхлопотать вечного прощеньица
У батюшки-микробца да у матушки-микробицы.
И прощеньица-благословеньица у ямы глубокой,
У красна солнышка, копья боржамецкого,
У палицы булатной, у добра коня,
Да у своей у буйной головы.
Голова гудит, как Киев-град.
Голова дубовая, стольне-киевская.
Голова совершенно белокаменная,
Голова моя кирпичная,
Голова моя сер-горюч камень.
Головы моей Сокол-корабль
По морю Хвалынскому скроется вдаль.

Два старых хиппи стали сборщиками картофеля.
В 6 утра они выходили на грязные поля.
А кормили их жидкой похлёбкой из маркофеля.
По таким законам живёт Сердцевинная Земля.
Сердцевинная и сердцевидная —
Из космоса напоминающее огромное остановившееся Серое Дце,
Розами увитое, стрелами пробитое.
Его умирающий и наблюдает в самом конце...

К вечеру муравьи опять прогрызли ноосферу.
А мы с соседом Мишей Панюковым выпили 4 бутылки водки.
Хоть, рассуждая офтальмологически, водка вредит глазомеру,
Мы чётко видели за окном чёрно-белые фотки.
Мы чётко видели за окном Западно-Сибирскую равнину.
Мы видели, как настучали по бороде одному гражданину.
Мы чётко видели отсутствие демократии и наступление на права трудящихся.
Видели серую пустоту в конце всех этих дней, длящихся и длящихся.
А потом уснули и над контурной картой, летели орлами (если уместна такая
                                                                                                                        аллегория).

Всё же ошибался Альфред Коржибски: карта — это уже территория.

Любовь, как огромная жирная рыба, идёт, хохоча, через все затоны.
И по всему составу поезда “Москва — Хабаровск” валяются использованные
                                                                                                                        гондоны.

Монографию Кастельса “Галактика Интернет” мне пришлось пустить на
                                                                                                                         самокрутки.

Вот как мы выехали на берег Амура — а там незабудки! а там незабудки!
Это ничего, что с годами происходит уменьшение полового члена
И рано или поздно нас настигает абсолютная импотенция.
Зато смерти нет. Нет ни праха, ни тлена.
И в поезде дают простыни, наволочки и полотенция.

Один раз сосед Виталя помер.
Смотрит — а мало что изменилось,
Только разве что девки меньше пристают.
Он поехал в Ёбург, снял в гостинице “Исетск” одноместный номер.
А там чистота, тишина и почти что кладбищенский уют.
Включил телевизор, ну а с экрана
То ли серые тучи, то ли волны свинцовые — только держись!
И понял Виталя, что это не лето закончилось, а закончилась вся его глупая жизнь.
Виталя берёт телефонную трубку —
В трубке лопаются пузырьки и дышат заждавшиеся зверьки…

* * *

Каждый день я проезжаю Бабарынку.
Там когда-то жил странный человек по имени Мух.
А там на холме, затянутом в нечистую дымку,
Жили муж и жена, людоеды, они ловили и ели местных старух.
В XIX веке здесь протекала чистая речушка
И архимандрит отец Владимир даже разводил в ней раков.
А теперь мы видим мутный, грязный ручей, протекающий
Вдоль обветшавших болгарских пансионатов и деревянных бараков.
И как-то поехал я на семнадцатом, и вдруг вспомнилось невспоминаемое.
Какое-то чё-то такое невнятное, как книги Сергей Сергеича Минаева.
Такое что-то древнее, разухабное, как мне ударили копьём по голове
И вот именно здесь несколько веков назад я лежал и умирал в сухой траве.
Тут вышел какой-то вроде бы в пункерских штанишках, похож на глиста.
И сказал: “Лет через триста, парнишка, тебе понравятся эти места!”

12 лет назад товарищи в Париже познакомили меня с Бодрийяром.
А я пил всю ночь с двумя туристками и изо рта был жуткий перегар.
Я хлопнул виски, зажевал его ирисками. Вот тут в комнату и входит Бодрийяр.
Я стушевался, поправил галстук и неожиданно спросил его, как действует Судьба.
Честно говоря, не помню, что он ответил.
Однако мне в скором времени не пришла труба.

Люди умирали, уходили всё дальше и дальше,
И усиливалась моя с ними разделённость.
Но непостижимо в информатизированной нашей Вселенной
Крепла всех со всеми неразлучённость.

Когда у Джойса совсем засвистела фляга,
Он пишет свой роман “У лис”.
Знал, чем поразить публику, старый стиляга.
Вот так ты с дерева падаешь вниз.

И острая боль в повреждённой пятке.
Сидишь неразборчиво на осенней листве.
И всё теперь уже не в порядке
И в Саранпауле и в Москве.

Из мира, полного смертью, уничтожением и инвалидством,
Никуда не шагнуть на повреждённой пятке.
И вдруг из леса приходят лисы,
Похожие на членов перестрелянной милицией тюменской десятки.

Жизнь несправедливая, но такая красивая.
Короткое, но, эх, несмурное времячко.
Потри веселей своё лысое темячко.

Я читаю перед сном геном паутинного клеща.
А потом не могу уснуть, лежу во тьме трепеща.
А если вдруг усну, меня несёт гераклитовский поток, и рядом тени, возможно, щук.
В животе темно, и в илистое дно не вцепишься, как клещук.
И тогда остаётся пойти на кухню и выпить Aqua Minerale полный стакан.
Или поехать на революцию, или поехать и палёной водки накупить у цыган.
И выйти со дна реки с горящей свечой
И ваши бренные останки обернуть красной, жёлтой и синей парчой.
Много вижу за всю свою жизнь. Однако кое-что определённо снится.
Например, великанская пятнадцатихвостая для пуганья детей лисица.