Ольга Бугославская

Любовь и бедность

Тема любви ушла из большой литературы в масскульт? Разве? А как же “НРЗБ”, “Бог дождя”, “2017”, “Санькя” и “Грех”, “Письмовник”, романы Людмилы Улицкой и Дины Рубиной…?Скорее можно говорить о том, что в пропорциональном отношении любви на страницах романов и повестей действительно стало меньше. По сравнению с предыдущим историческим периодом, то есть до социальных катаклизмов. Тогда любви и в литературе и в кино было очень много. Во-первых, существовала цензура, и любовь в рамках благопристойности имела больше шансов дойти до читателя или зрителя, чем художественно оформленные размышления на социально-политические темы. А, кроме того, сам социально-политический фон был относительно спокойным, что тоже способствовало пристальному изучению проблемы “Он и Она”. В 50—80-х годах масскульт и искусство рассмотрели вопрос всесторонне: любовь первая, зрелая и поздняя, настоящая и ложная, взаимная и безответная… Любовь и ревность, любовь и обман, любовь и долг, любовь и расчет, любовь и дети от первого брака, любовь в городе и на селе… В главных ролях: Николай Рыбников и Нина Иванова, Николай Рыбников и Инна Макарова, Олег Ефремов и Татьяна Доронина, Олег Ефремов и Люсьена Овчинникова, Ирина Алферова и Александр Абдулов, Александр Збруев и Ирина Купченко, Ирина Купченко и Василий Лановой, Ирина Мирошниченко и Альберт Филозов… не говоря уже об Андрее Мягкове и Алисе Фрейндлих и так далее. Тогда никто не посягал на Любовь и ее носителей. Любовь при всех обстоятельствах была прекрасной, светлой и возвышенной.

С началом перестройки вопрос “любит — не любит” перестал быть самым насущным. Взорвался спокойный фон, предельно обострились общественные проблемы, при этом отпала цензура, и произведений собственно о любви стало значительно меньше.

Можно опять же сказать, что любовь перестала быть главной темой даже в тех произведениях, где любовная история выведена на первый план. Как, например, в романах “2017” и “Синдром Петрушки”, где от накала страстей едва не дымятся страницы. Но при этом “2017” писался в то время, когда актуальны были симулякры, копии без оригиналов, матрицы (в романе вместо “матрицы” — “молекула”) и прочее. Соответственно, главное здесь — поглощение подлинного мира миром неподлинным, изображенное в форме антиутопии. В “Синдроме Петрушки”, коль скоро речь о куклах и кукольнике, главное — тема подражания Творцу и состязания с ним. Далеко не только и не столько о любви повествуют романы Улицкой, Шишкина и Прилепина. Но ведь “Евгений Онегин” и “Анна Каренина” тоже не только о любви, а, в конечном счете, о смысле жизни.

Возможен упрек в том, что в иных произведениях, особенно в тех, которые стремятся ухватить, так сказать, самый нерв сегодняшнего дня, много искусственного и надуманного. Видно, что авторам хотелось сделать что-нибудь эдакое. В тех же “2017” и “Синдроме Петрушки”. И там, и там возникает любовный треугольник. В одном случае его составляют Он — Она и Хозяйка медной горы, в другом — Он — Она и кукла. Тому, кто сегодня вздумал писать о любви, приходится, конечно, нелегко. Нужно проявлять изобретательность. Но эдаким и странным все кажется только на первый взгляд.

В той и в другой книге странное и выходящее из ряда вон сопрягается с типическим. Главные действующие лица романа “2017” — хитники, промышляющие нелегальной добычей драгоценных камней на Урале, а также горных дел мастера, работающие в нелегальной же камнерезке. Их единицы. Все они принадлежат миру подлинному и сопротивляются всепоглощающим мнимостям. А раз так, то они оказываются героями времени. Несмотря на свою малочисленность и нетипичность.

То же самое у Дины Рубиной. Ее герой — кукольник, который к тому же страдает формой аутизма и общается с миром как раз с помощью кукол. Человек, прямо скажем, из ряда вон. Однако кто сегодня является в полном смысле слова героем дня? Конечно, сумасшедший. Не клерк, не бандит, не адвокат. Не богатые или бедные, как предлагает думать масскульт. Вернее, это вообще не определяется социальной или профессиональной принадлежностью. Любой клерк или адвокат вполне может стать объектом, достойным внимания, если сойдет с ума. Правильнее сказать не “если”, а “когда”, поскольку это почти неизбежно. Поэтому, как ни оригинальны персонажи Ольги Славниковой и Дины Рубиной, но они тоже дают почву для обобщений.

Любовь из литературы никуда не уходила. Любовь там разная: трагическая (“НРЗБ”), героико-романтическая (“Санькя”), нежная (“Грех”), мистическая, с налетом колдовского приворота (“2017”), психопатологическая (“Синдром Петрушки”), легкая и ни к чему не обязывающая (“Асфальт”) и так далее.

Что действительно ушло из литературы, так это любовь счастливая. Ушла вместе со счастливым мироощущением. Влюбленные герои либо оказываются в разлуке в силу неодолимых обстоятельств, либо вообще физически умирают. То, что дело не кончится добром, всегда ясно с самого начала, и у читателя не успевает зародиться даже призрачная надежда на условный марш Мендельсона (“НРЗБ”, “Бог дождя”, “Санькя”, романы Улицкой и т.д.).

За “счастливой любовью” действительно нужно обращаться в коммерческий ларек. Тиражи и общий объем любовных романов и основанных на них телесериалов очень велики, просто громадны, и все они представляют продукт индустрии под условным названием “кино для бедных”. Такая индустрия существует и процветает во всех странах с невысоким уровнем жизни большей части населения. (В кризисное время она начинает выходить на доминирующие позиции повсеместно). “Любовь” во всех этих странах примерно одинаковая, и держится она по-прежнему на двух “романтических” сюжетах. Первый — “Золушка” или “Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца”. Как демонстрирует одиозная киноэпопея про Няню с Анастасией Заворотнюк, актуальная для постсоветского пространства “Золушка” — это носительница сокрушительного жлобско-плебейского обаяния. Что ж! Каждая эпоха порождает своих чудовищ. Наше время породило Няню — смесь Прони Прокоповны c Дракулой и куклой Bratz. Каждая серия этого кинопроизведения представляет огромную кучу мусора, которую не вывезти и десяти мусоровозам. А серий мно-о-ого. В итоге урон окружающей среде Няня нанесла просто катастрофический.

В иных случаях к “Золушке” может что-нибудь примешиваться, например “Гадкий утенок”, а к Гадкому утенку — self made woman, как в теленовелле “Не родись красивой”. В любом случае произведения данного типа содержат призыв: “Давайте помечтаем!”. О том, как разом решить все свои проблемы за счет богатого жениха. Это для девушек попроще. Или о том, как сначала достичь престижного статуса бизнес-леди, а уж потом выйти замуж за равного себе и тем самым удвоить капитал. Это для девушек посложнее.

Сюда же, то есть к “Давайте помечтаем!”, примыкают “практические” руководства, очищенные опытными авторами от “художественной” мишуры. Классика жанра — “Как соблазнить любого (читай “богатого”, любой никому не нужен) мужчину” Лены Лениной. К тому же разделу относится прямая трансляция свадьбы принца Вильяма и Кейт Миддлтон с последующим обсуждением в студии: “А не повторит ли Кейт судьбу леди Ди?”. Сюда много чего относится, раздел очень обширный.

Другой вариант кина для бедных провозглашает: не в деньгах счастье! Здесь красавица влюбляется в простого парня, отвергнув всех состоятельных ухажеров. Один из самых неудачных опытов в этой области — продолжение “Иронии судьбы”. Не потому даже, что там отчаянно плохо играют даже хорошие актеры, а потому, что это вранье. “Ирония судьбы” хоть и рождественская сказка, но она соответствовала духу своего времени. Сегодня об этом говорить смешно. Смотрится как издевательство.

Более свежий образец — “Свадьба по обмену”. Новые “Сердца четырех”, то есть в буквальном смысле “А не замахнуться ли нам на Вильяма, понимаете, нашего Шекспира”. Главная красавица — фотомодель. Уже хорошо — интересно и неожиданно. (От Анны Меликян таких пошлостей, откровенно говоря, не ждешь). Поскольку ассоциативный ряд, связанный со словом “фотомодель”, весьма сомнителен, то специально сообщается, что героиня — не пластмассовая кукла, как все остальные модели, а девушка с живой и отзывчивой душой. “Простой парень” — офисный клерк. Там тоже за скромной оболочкой скрываются разные доблести. Богатый ухажер без доблестей — телевизионный шоумен. Глянцевая красавица, то есть пластмассовая кукла, — девушка из офиса. Такое вот “романтическое двоемирие”.

По идее, в романтическом произведении должны как-то проявиться мечта и поэзия того времени, к которому оно относится. Если, конечно, этому времени, хоть в малой степени, мечта и поэзия свойственны. В данном случае успешно выразились серость и мелкое убожество нашей недокапиталистической действительности. Офисный служащий “со средней зарплатой и сомнительной внешностью” не может быть романтическим героем. Даже если он классный и лихой парень, способный на большое чувство. Для того чтобы стать таковым, ему совершенно необходимо так или иначе офисного служащего перерасти. В советское время был фильм под названием “Карьера Димы Горина”. Рассказывал он про бухгалтера, который бросил работу в Сберкассе и отправился на северную стройку. Там он трансформировался из советского офисного клерка в мужественного героя-строителя и тем самым заслужил право на руку и сердце девушки своей мечты. В целом это не очень удачный фильм-агитка, который, тем не менее, продемонстрировал понимание того, что бухгалтер в широком смысле — не кандидат в герои-любовники. А если кандидат, тогда невеста — либо бесприданница, как в “Жестоком романсе”, либо “немолодая и некрасивая женщина”, как в “Служебном романе”. Но рядовой бухгалтер и сногсшибательная красавица противоречат законам жанра. Водитель трамвая или водопроводчик, как противоположный социальный полюс, подошел бы больше. А вот клерк никак.

Отважные летчики и моряки, увы, не являются героями нашего переходного периода. Поэтому им неоткуда взяться в фильме “про наших современников”. Да и заставить фотомодель полюбить кого-то из них было бы слишком сказочно.

В бессмертной “Собаке на сене” слуга-секретарь должен был возвыситься до графини. Что такое в наши дни “возвыситься”? Заработать денег. Это бы было бы ближе к делу, но мы ведь знаем, что “не в деньгах счастье”.

Чтобы топ-модель отказалась от шоумена в пользу клерка, шоумен должен предстать карикатурным недоразумением. До такой степени, что начинаешь задавать себе вопрос не о том, почему она не вышла за него замуж, а о том, как она вообще могла об этом думать. Это как раз удалось воплотить в полной мере.

Из этих слагаемых — модели-некуклы, влюбленного клерка и гротескного шоумена — рождается “подвиг высокой любви”: модель, презрев выгоду и глянцевый блеск, соединяет свою судьбу с клерком. Ура!

Внутри обоих потоков — “Золушек” и “Богатых невест” — существуют свои антиварианты, где намечающиеся сказки разбиваются о жестокую и грубую реальность. То есть исходные данные и общая система координат здесь те же: выйти за принца или жениться на принцессе было бы здорово. Загвоздка в том, что это нереализуемо. Один из примеров жесткой “Золушки” — роман Оксаны Робски “Про любоff”. Здесь, кроме Золушки и Принца, присутствует еще жена Принца, что радикально сужает Золушкины горизонты. Образцом страшной сказки про богатую невесту может служить фильм из сериала “Каменская” — “Смерть и немного любви” по роману Александры Марининой. Девушка из богатой семьи влюблена в скромного, но очень талантливого аспиранта. Жених вырос в неполной семье, мать воспитала его одна. По ходу устанавливается личность отца. Он оказывается психически ненормальным типом, маньяком (“ужасная ужасть”), а болезнь его передается через поколение. Таким образом, богатой невесте и бедному жениху нельзя иметь детей. Она выходит за другого. Но это все “правда жизни”. В сказках все заканчивается счастливым мезальянсом.

“Кино для бедных”, втискивая многострадальные архетипы в оболочки “наших современников”, производит муляжи. Муляжи любви, счастья, вечных ценностей… Чем этих муляжей больше, тем меньше места для собственно любви, счастья, вечных ценностей... Счастливая любовь ушла из искусства не в масскульт. Она просто ушла. Исчезла.