Шиповник, жимолость

Я еду в поезде — татарник, сосны, тени,
Крапива, изгородь… О Господи, мне знанья
Хватает этого, довольно рассуждений!
Шиповник, жимолость — мне нравятся названья.

Как жмутся лютики к заборам этим новым!
Я существую, но… не думаю, а верю —
Тычинкам розовым и пестикам лиловым,
Щенку соседскому, сторожевому зверю.

Сегодня волю дам сердечному горенью,
Бездумной радости, подвижному параду —
Развилке, клеверу, траве, стихотворенью!..
Я верю насыпи, листве, а не Сократу.

В сплетенье солнечном сегодня я лелею
Зерно горчичное горячего покоя,
Несётся весело еловая аллея,
Деревья — стоики и умирают стоя.

Какое синее и как бежит навстречу
Стекло воздушное! Смотрю на очертанье
Небесных айсбергов, трясу судьбу за плечи —
Продли, раздатчица, блаженное незнанье!

Этот лист вылезает, как шпага из ножен,
И блестит — оживает растенье!
Почему моя встречная радость похожа
На прощанье — щемит восхищенье?

Почему так понуры черёмухи прутья
На пороге цветенья, в начале?
Мы, рождаясь, уже обзаводимся сутью,
То есть смертью, сестрою печали…

А листок так блестящ, так пронзительно зелен,
Словно вечен, бессмертен, как боги!
Постою перед ним, как доверчивый эллин,
Помолюсь божеству у дороги.

Мне никогда таких не написать стихов.
Нездешние, они пришли невесть откуда.
Пересказать нельзя: сюжет нелеп, таков,
Что не дотронуться — растает это чудо.

Старинных перечень утраченных имён
Зачем волнует так, как звуки труб победных,
К ногам положенных поверженных знамён,
Насквозь простреленных парадных шапок медных?

Не воинские, нет, приватные вполне —
Зосима, Феоктист, Ефим и эта фраза
О снеге, что пескам подобен и волне,
Он чудным образом с их именами связан,

Необъяснимым! Вот — порхает белый снег,
А имена смешно топорщатся и лезут
Из восемнадцатого в наш практичный век,
В наш календарь, на стол, где пластик и железо.

И более того, сказалась в них душа
Без слов, без лишних слов, одним перечисленьем,
В них столько воздуха, насыщенным дыша,
Как бы взволнованы совместным появленьем…

Душевным опытом мы сходны, ты и я,
Но есть у душ такой неповторимый норов,
Жестикуляция и мимика своя,
Сама поэзия рождается в которых.