Бумага не виновата

Есть неразрывный круг,
даже круговорот:
путь до калитки, луг —
и опять до ворот.

Летний дачный маршрут:
поезд вперёд-назад,
неподалёку пруд,
всюду хозяйкин зад.

Я ускоряю шаг:
мостик, рябь на воде…
В этом краю, дурак,
ты не живёшь нигде.

Я помою посуду и выбью ковёр,
Вытру пыль и бульон заварю,
Из окна погляжу на истоптанный двор
И еду приготовлю зверью.

Я бумаги свои на столе разберу:
Что там было в минувшем году?
И пойму, как люблю тебя, в крик заору.
И уйду.

* * *

От сознанья, что ли, дилетантского —
Только расхрабрюсь и нагрублю:
Я люблю поэта Левитанского,
А поэта Рильке не люблю.

Мир — не приложенье к Часослову,
Часослов — не ключ для всех дверей.
Мне интеллигентскую основу
Лучше объяснит один еврей.

Скажет он: “Мы все молились истово.
Веры много, с жизнью всё никак.
А гулять и чижиком насвистывать
Не научит мрачный австрияк!”

Самому-то разве не наскучит:
Всюду Бог и всё предрешено.
Не внимать, а видеть кто научит?
Как там у другого про кино?

Наша жизнь почти что на ладони,
Но один любил и воевал,
А другой смотрел в глаза иконе
И земных путей не узнавал.

Эх, надеть штаны велосипедные,
С горки разогнать велосипед,
Позабыть соображенья вредные,
Накатавшись, съесть большой обед,

Не ходить путями богомольными,
Сны свои рассказывать врачу,
Сделать рассуждения крамольными,
А в саду элегий — не хочу.