Два стихотворения

Федеральный агент не у дел и с похмелья
узнаёт о киднепинге по CNN.
Кольт — на задницу, по боку зелье —
это почерк NN!

Дальше — больше опасных вопросов.
Городской сумасшедший сболтнул, где зарыт
неучтённый вагон ядовитых отбросов.
“Dad!” — взывает девчушка навзрыд.

В свой черёд с белозубою шуткой
негр-напарник приходит на помощь вдвоём
с пострадавшей за правду одной проституткой —
и спасён водоём.

А к экрану спиной пожилой господин
весь упрёк и уныние моет посуду
(есть горазды мы все, а как мыть — я один) —
и следы одичания видит повсюду.

Прикрываясь ребёнком, чиновная мразь
к вертолёту спешит. Пробил час мордобоя.
Хрясь наотмашь раскатисто, хрясь!
И под занавес краля целует героя.

И клеёнчатый фартук снимает эстет.
С перекурами к титрам домыта посуда.
Сказка — ложь, но душа, уповая на чудо,
лабиринтом бредёт, как в бреду Голливуда,
окликая потёмки растерянно: “Dad?!”

А самое-самое: дом за углом,
смерть в Вязьме, кривую луну под веслом,
вокзальные бредни прощанья —
присвоит минута молчанья.

Так русский мужчина несёт до конца,
срамя или славя всесветно,
фамилию рода и имя отца —
а мать исчезает бесследно…