|
Анастасия Ермакова
Анатолий Аврутин. И свеча… И музыка… И взгляд…; Анатолий Аврутин. Свет вечерний
Колебания ровного почерка
Анатолий Аврутин. И свеча… И музыка… И взгляд…: поэзия, переводы, проза, эссе. — Минск, 2008;
Анатолий Аврутин. Свет вечерний: сборник стихов. — Минск: Литература и Искусство, 2008.
В обеих книгах Анатолия Аврутина — избранное. В “Свете вечернем” — избранные произведения последних лет, в другой книге — из написанного за три с половиной десятилетия творческой работы.
Произведения Анатолия Аврутина, лауреата многих литературных премий, с 2006—2007 учебного года включены в программу средних школ Беларуси. И вполне заслуженно. Некоторые его стихотворения достойны того, чтобы их выучить наизусть. Например, вот это:
Купалась женщина в реке.
Звезда груди ее касалась,
Смывалась горечь и усталость,
Луна скользила по щеке.
Купалась женщина в реке.
И лес притих.
Дремали птицы.
Зеленоватые зарницы
Стыдливо гасли вдалеке.
Купалась женщина в реке.
Реальность небылью казалась.
А женщина в реке купалась,
И что-то дрогнуло в груди,
Когда плыла она нагая,
Руками звезды раздвигая,
Плыла по Млечному Пути.
У ровного творческого почерка Аврутина множество колебаний, но два — ярко выраженных. Одно, как в приведенном выше стихотворении, — в мир прозрачно-акварельный, зыбкий, с легкими, размытыми контурами. Второе — в реальность сюжетную, выпукло-зримую, детально прописанную.
Стирали на Грушевке бабы,
Подолы чуток подоткнув,
Водою осенней, озяблой
Смывали с одежки войну.
Из грубой дощатой колонки,
Устроенной возле моста,
Прерывистой ниточкой тонкой
В корыта струилась вода.
От взглядов работу не пряча
И лишь проклиная ее,
Стирали обноски ребячьи
Да мелкое что-то свое.
И, дружно глазами тоскуя,
Глядели сквозь влажную даль
На ту, что рубаху мужскую
В тугую крутила спираль.
(Грушевка)
Для Аврутина гармонично и то, и другое. Более того, он далеко не всегда так серьезен — есть в его стихах и игровые вариации: палиндромы, нарочито выраженная звукопись: “И шамкали шаманы, / И шкрябали шампуры, / И шлюхи по шалманам / Плели про Шуры-муры”.
Спектр его писательских интересов поэзией не ограничивается: в книге “И свеча… И музыка… И взгляд…” представлены профессиональные, большей частью удачные переводы из античной, американской, белорусской, еврейской, испанской, немецкой, польской, французской, чилийской, японской поэзии. Есть также эссе: о поэтах Николае Минском и Вениамине Блаженном; о жене Вячеслава Иванова, хозяйке знаменитой Башни, поэтессе весьма талантливой, на взгляд автора, Лидии Дмитриевне Зиновьевой-Аннибал. Эссе написаны убедительно, с точно найденной мерой объективности и субъективности, с ненавязчивой и вместе с тем взволнованной интонацией.
Отдельно хочется сказать о прозе Анатолия Аврутина, а именно о “Человеке из книги Гиннесса” (главы из повести о Николае Чергинце).
Первая часть — война. Сорок первый год, четырехлетний Коленька едет с двухлетним братом, старшими сестрами и матерью зимой, в метель, на санях — голодные, замерзшие, через немецкие кордоны… Из Украины им надо попасть в Минск, домой, где ждут их еще две взрослые сестры и третья — грудная. Написано безыскусно, без витиеватых метафор и изощренных стилистических ходов, но… Вот рядом идут к виселице мать и ее трехлетняя девочка. Вот другая мать выкупает дочь Зинку, искалеченную, полуживую, у солдат гестапо… И оттого, что излагается все это эмоционально сдержанно, эффект очень сильный. Первая часть — это, на мой взгляд, вполне законченная повесть.
Есть интересные главы и во второй части, где действие происходит в мирное время. Главный персонаж — Николай Чергинец, человек, несомненно, уникальный. Вторая часть рассказывает о его карьере футболиста, о первой любви. Трагический накал там исчезает — что, конечно, естественно, время-то уже мирное — но вместе с ним почему-то уходит что-то глубинное, стержневое, и местами многослойная прозаическая ткань истончается, рвется, в местах разрывов громоздится многословное перечисление событий…
Когда автор пишет и стихи и прозу, и тем более когда он помещает их в одной книге, невольно начинаешь сравнивать и размышлять, из какого начала — поэтического или прозаического — вырастает его творчество. Анатолий Аврутин, конечно, прежде всего поэт. Пусть вполне традиционный, временами вторящий любимым голосам представителей “тихой лирики” 60-х, но имеющий собственную узнаваемую интонацию.
Анастасия Ермакова
|
