Валерия Пустовая

Инстанция общего смысла

Об авторе | Валерия Ефимовна Пустовая — литературный критик. Окончила факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (2004), кандидат филологических наук. Публиковалась в журналах “Знамя”, “Новый мир”, “Континент”, “Октябрь”. Сотрудник журнала “Октябрь”. Живет в Москве.

Для начала стоит заметить главное: сам разговор о смысле и принципах литературно-критической работы возможен только в рамках того “формата”, который мы в очередной раз беремся обсудить. Это качественно выделяет журнальную традицию на актуальном фоне. Полезный навык — задумываться над существом того, что ты делаешь, — подменен в обществе принципом быстрого результата. Скорой прибыли (закон экономики), однодневной помпезности (национальная идея), удовольствия сейчас (жизненная философия). Более долгие проекты требуют не результативных, а смысловых гарантий. Но пока рыба прет, ловцы остаются рыбачить.

И вот толстый журнал принимается думать за себя и “того парня”. Как заметил в тему критик Топоров, когда мало платят — остается “ваять нетленку” (http://www.chaskor.ru/p.php?id=8184). Предлагая тем самым дьявольски остроумный выбор: гонорар — или вечность. Каждый волен выбирать: не получить прибыли за серьезное исследование — или зарабатывать эстрадного уровня юморком, прочитывая критические статьи в таком духе: “Ничтожный гонорар прибавляет руке, сжимающей вилы, благородной ярости. <…> Молодому критику (в данном случае молодой критикессе) хочется воскликнуть: “Ё… твою мать!” — а получается у него (у неё): “Свято и тать”.

Перефразируя Булкину: теперь-то я понимаю, что такое “газетный формат”, остается только выразить свое к нему отношение… Тогда формат “толстожурнальный” можно от противного определить как тип критики, в которой столь простодушное глумление не удастся выдать за полемический аргумент.

“Гонорарное” остроумие Топорова так же поистаскано и притворно, как читательская наивность Булкиной, характеризующей журнальную статью как “длинную и скучную”. Вряд ли эти образованные люди всерьез не понимают, что жанровое мышление в творчестве — совокупность факторов внутренних, а не внешних. Жанр в критике, как и, скажем, в прозе, включается одновременно с замыслом высказывания — форма заготавливается не в отрыве от смысла. Для тех же, кто сомневается в существовании и выживании “толстожурнальной” критики как жанра, — уже проведен вразумляющий эксперимент. И не кем-нибудь, а признанным символом легкой/быстрой/результативной критики Львом Данилкиным.

В последней книге рецензий Данилкина “Нумерация с хвоста” меня прежде всего заинтересовали вступительная и заключительная части. Книга открывается одноименной обзорной статьей, в которой критик предлагает обобщающие выводы о литературной ситуации 2008 года, сделанные им на основе отрывочных наблюдений за книжными новинками.

Что мы видим? — переплавку рецензий в обзор, мысли оперативной — в медленную, сиюминутность, вытянутую в будущее. А главное, фрагменты, из которых составилось целое, — за счет смысла, не содержавшегося ни в одной из частей, а возникшего только при их соединении.

Вступительная статья Данилкина сочетает в себе черты всех обобщающих критических жанров, перечисленных в заметке Булкиной. Но этого мало. Важно то, как развертывание собирающего, обобщающего жанра — будь то “годовой обзор”, “проблемная” статья или “монографическая” — обеспечивает включение пластов, не задействованных в рецензиях: социальной (у Данилкина даже “классовой”) мысли, политической инвективы, культурологических метафор, эссеистических излияний, наконец, формулировку “долженствований” литературы. Продолженный, заглянувший за сиюминутную действенность, “задумавшийся”, а не только воспринимающий Данилкин оказывается вдруг, против намерения, толстоформатен.

Что же такое толстожурнальный формат в критике? Не длина, не экономический статус издания, не сниженная оперативность определяют его — они, скорее, в той или иной степени являются следствием его существа. Главное же в “толстожурнальном формате” — задача культурного обобщения.

Аспекты обобщающей мысли критика — эстетический, социальный, политический, мифотворный — могут выходить на первый план или терять остроту в ту или иную эпоху. Но задача собирания целостной картины духовной реальности из ее фрагментов всегда зовет критика сложить книжные новинки в литпроцесс, слова — в культуру, импульсы — в идею, читателей — в общество, дни — в судьбу.

Критик “большого” формата, таким образом, принципиально не “ситуативный” критик — как аттестует себя Булкина в финале своей статьи.

Возможно, именно “ситуативность” критического сознания Булкиной мешает ей решить элементарную журналистскую задачу — разделить в тексте тему (поток фактов) и проблему (сила, придавшая потоку направление). В статьях, где обобщение сделано критиком на основе тематического подбора материала, она не умеет усвоить проблемный план, постановку вопроса отличить от повода к нему.

Дар считывания обобщающей мысли, как и дар ее собирания, постепенно утрачивается критикой. В словах Булкиной о “замещении “большой статьи” как жанра” есть тыняновская правота.

Вот и в обзорном вступлении Данилкина, несмотря на одномоментные приподнимания над потоком фактов, все же не родилось “долгой мысли” (цитирую высказывание Н. Богомолова о толстых журналах — “Знамя”, 2008, № 1). Закольцевав в финале статьи заглавную метафору “длинного хвоста”, критик не исправил зияния долгой мысли, и собранное было целое на наших глазах распалось на составившие его фрагменты. Саму же книгу симметрично завершает “большая” статья по-данилкински — подбор “кликов”, которые читатель может сделать самостоятельно, следуя предложенным “Вариантам маршрутов”. Критик приводит списки литературных явлений года “в тему”, “в тенденцию” — например, “герой нашего времени”, “высокая фантастика”, — создавая виртуальную “проблемную” статью, потенциальный обзор, но реальную работу по обобщению перелагая на читателя.

Вот и в одной из прошлогодних статей Белякова “Правда, увиденная своими глазами” (“Новый мир”, 2008, № 1) “оптика” современных писателей представлена в ярких, но все же фрагментах. Несмотря на объем и место публикации, это, несомненно, статья “газетного”, малого формата: ее части легко представить опубликованными врозь, газетным сериалом, потому что нет обобщающего смысла, который бы сложился из этих частей, закрепив их местоположение в единой аналитической картине.

Да, может быть, “большая” критика — уже только доставшийся нам в культурное наследство “стереотип”, вымирающий жанр, ушедший на периферию, как и взрастивший его тип “толстого” журнала. Пусть так — я думаю, и при таком культурном раскладе уместен мой оптимизм, основанный на убеждении, что — в том ли именно виде, в каком мы узнали и унаследовали ее, или в подправленном, обновленном выражении — инстанция обобщения, собирания смыслового целого в литературе будет существовать. Не через десятилетия, в диссертациях и монографиях, а прямо сейчас, в живом литературном и журнальном бытии.

Ради таких статей, как “Книги необщего пользования” И. Роднянской и В. Губайловского; “Астенический синдром” М. Ремизовой; “О критике вчерашней и “сегодняшней”” С. Костырко; “Алексия: десять лет спустя” Вл. Новикова; “Клондайк и клоны” Н. Ивановой; “Цена опыта” Е. Ермолина…

Ради таких людей, которые не отступают в поисках смысла.