Поэтом можно и побыть
Григорий Данской. Зимний футбол — Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1997.
Антон Колобянин. Центр дождя — Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1997.
Сергей Стаканов. Граница дня — Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1997.
Недавно московский поэт Дмитрий Быков обратился к уральским коллегам с гневной инвективой. Решительная критика их новой антологии заканчивалась призывом: лучше “пейте водку, ребята”. Но ребята не сдаются. Они продолжают одновременно и пить (что понятно из текстов), и дело разуметь. Еще три пермяка, Григорий Данской, Антон Колобянин и Сергей Стаканов, не послушались “столичного товарища” и выпустили по маленькой книжечке в серии “Сигнальный экземпляр фонда “Юрятин”. Такой напор нельзя игнорировать. Быков широким жестом объединил всех “претенциозных, провинциальных и заносчивых авторов”. Может быть не очень интересно, но хотя бы поучительно будет попробовать более пристально взглянуть на некоторых из них, тем более что только один из перечисленных поэтов участвовал в антологии.
Да, действительно, их творения иногда грешат длиннотами, и Мандельштама авторы слишком любят цитировать, и “тусовочность” им не чужда. Но все-таки это не “дурные” постмодернисты, от которых “никому нет житья”. В стихах пермяков скорее прослеживаются традиции “серебряновечного” модернизма. Например, в стремлении к разнообразию форм. Правда, относительная формальная смелость — в выборе размеров, замысловатой рифмовке, игре слов — оборачивается смысловой несвободой. Зачастую поэты выглядят несколько старомодными. Все-таки после Блока, Брюсова, Северянина были еще Жданов, Парщиков и Еременко, на опыте которых вполне можно поучиться тому, как из провинции выходят на звездный уровень.
Сборники уральцев похожи на тетрадки с ученическими упражнениями. Задания выполняются очень старательно, стихи объединяются определенными темами и мотивами: сад, дождь, дом, смерть, судьба поэта. Например, сборник Григория Данского называется “Зимний футбол”, значит, половина стихотворений — про зиму: “А после двинемся и мы, // со следом след сличая, не чуя под собой зимы, // иной судьбы не чая”, или:
Когда ж зима закончится дождем
и дом наш будет занят непогодой,
мы не растаем, не уйдем, мы подождем,
чтоб пятое увидеть время года.
Авторская фантазия всех трех поэтов эксплуатируется нещадно: в стихах соединяются левиафан и жасмин, бог и Бах, “зеленые глаза” и чуть ли не “яблоки на снегу”. Иногда случаются и конфузы, типа рифмы “бытиё — твоё” (хорошо, что не “ё-моё”). За “полеты воображения” в Перми особенно ценят Сергея Стаканова:
Веленьем времени волшебная природа
Преображается. В душе расстроенной
Смыкаются в кристаллы призрачного
рода
Огни сердец, вживляясь в путь
проторенный.
Стаканов трепетно описывает свою прекрасную незнакомку, правда, традиционные “перья страуса склоненные” и “упругие шелка” сменяются несколько пошловатой “стремительных туфелек безудержной парой”.
Антон Колобянин ближе других к земле, именно в его произведениях находим приметы молодежного быта: водка, сигареты, анаша, винил, песни Б. Г., жаргонные словечки: “От гипсовой Вселенной // я лишнее откалывал. // Я плакал просветленно, // а думали — прикалывал”. Честно говоря, иногда кажется, что Колобянин действительно “прикалывает”. Так, он подозрительно часто употребляет нецензурные выражения и описывает свои эротические переживания. Объяснение находим на обложке: оказывается, это были “очередные “пощечины общественному вкусу”. А мы и не почувствовали. В наше время нужно иметь руку еще потяжелее, чем у футуристов, а то читатель больше не подставит другую щеку.
Один из ориентиров поэта — Владимир Высоцкий. Колобянин в своей надрывности силится подражать барду, но нерв стиха натянут недостаточно:
И у меня есть песня под рукой.
Там хриплый крик работает киркой.
И он твердит, что верит в чистоту
снегов и слов. И эту простоту,
как ни бесись, я усложнить не в силах.
Я с текстом на ножах и сам с собой
на вилах.
В творениях уральцев мы не находим выразительных реалий современного провинциального житья-бытья. Их творческая интенция — поэтическое преобразование, украшение действительности. Из родного города они переселяются в самодельные воздушные замки. Пускай эти замки недолговечны и не слишком изящны, но искренне-мучительный опыт их строителей в какой-то степени может пригодиться более удачливым творцам будущей поэзии.
Лиза Новикова