Анна Кузнецова

Виктор Пелевин. П5: Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана. — М.: Эксмо, 2008. (Новый Пелевин).

Пять повестей в уникальном пелевинском жанре, представляющем собой органический синтез зубодробительной политической сатиры с буддийским бесстрастием. В самой интересной действует типический для постсоветской России наивный герой, он же маленький человек — проститутка Лена. Она попадает в исключительные обстоятельства — на высокооплачиваемую работу в бордель, открытый ФСБ для бизнесменов, где девушки получают успокоительные инъекции, заставляющие их убивать клиентов.

Екатерину Донец интересуют необычные люди в обыденной жизни. Цикл “Страна Бомжария” — рассказы о бомжах. Герои, живущие не столь экстравагантно, одарены избыточной нервной энергией, воплощающейся то в крылья за спиной, то в способность увидеть свою “единственно возможную половинку” в помятом пятидесятилетнем мужике в поезде метро в час пик — и осознанно с ней разминуться. Повесть “Фидель”, опубликованная в “Знамени” (2007, № 5), — история разрушенной любви с массой задействованных в сюжете второстепенных персонажей: частных детективов, давних любовников, актеров… Эту нелепую историю делает странно правдивой фантастическая ненужность всего происходящего в ней — точно схвачено новое качество современности.

Новый роман украинских писателей, в котором из живых людей делают компьютерные игры, помечен жанровым подзаголовком техно-фэнтези. Подросток Арсений с головой ушел в виртуальную жизнь. Он зарабатывает виртуальные деньги продажей виртуальных собак реальным компьютерным пользователям, которым одиноко, это половина его жизни; другая половина — онлайновая игра, которой он живет, забросив школу и забыв обо всем. Днем он спит, ночью играет, по утрам для родителей делает вид, что идет в школу, дает им уйти на работу и возвращается к компу… Однажды из школы звонят его родителям. На следующий день они провожают его до школы, а когда он оттуда возвращается, компьютера в его комнате нет. Но в сознании своем он гораздо более министр, опутанный интригами в виртуальном городе, чем четырнадцатилетний школьник, пропускающий занятия в реальном; сейчас — самый напряженный момент его карьеры, а он не может войти в свой министерский кабинет… Закатив родителям истерику, он убегает из дома и проводит ночь в интернет-кафе, с чего начинаются все его беды и приключения.

Роман дополняется повестью, в которой герои компьютерной игры, наделенные всеми качествами живых людей — страстями, чувством долга, любопытством к миру, — получают унизительное знание о своем мире и о том, что они всего лишь элементы программы. В романах и повестях Марины и Сергея Дяченко, кроме разве что самых ранних, всегда прочитывается подтекст, заставляющий задуматься о мире и человеке в нем.

Тринадцать фантазий: повести и рассказы. Составление: С.В. Василенко, И.С. Горюнова. — М.: Астрель, Олимп, 2009. (О любви).

Еще раз к вопросу о женской прозе. В сборнике — тринадцать новелл тринадцати писательниц, как давно известных (Марина Палей, Ольга Славникова), даже забытых (Валерия Нарбикова), так и молодых (Наталья Рубанова, Наталья Ключарева), даже начинающих (Алла Юрьева, Алиса Поникаровская). Сборник антиглянцевый, хоть и поблескивает обложкой: во всех историях — избыток глубины и трагизма, без которых невозможна художественная достоверность, самый тонкий и гармоничный в этом отношении — рассказ Ольги Татариновой (1939—2007) “Умирать приятно” о последних днях женщины-калеки, талантливой пианистки и композиторши, променявшей женское счастье на творчество, любимый ученик которой поступил наоборот.

Дебютная книга молодой писательницы, в которую вошли полудетские опыты, впечатляющие именно этим неизбежно утрачиваемым качеством полудетскости — доверием к сказке, наивностью, приматом искренности над выдумкой. Интересно будет сравнивать с будущими книгами — куда двинется прозаический дар?

Сборник малой прозы представительницы новой украинской литературы, под этим грифом переведенной на много языков. “В груди клокотали рефрены ссоры” (“Поцелуй в попку”) — на переводчика такое повесить не могу, видимо, на Украине модно так писать. Еще цитата: “Мужики — это зло. Мужики — это горе. Жизнь в одиночестве — не мед, но надежная гарантия от синяков под глазами и абортов” — “…повесть “Без мужика” считается чем-то вроде манифеста украинского феминизма” (анн.). До чего же феминизм безлик и безнационален…

Евгения Берлина, недавно ушедшая из жизни, запомнилась в 80-е многим кураторам молодых писателей и даже стала лауреатом отдела сатиры и юмора “МК”. Судьба ее складывалась непросто, писательский дар не получил должного воплощения, а дар был немалый. В изящно изданной посмертно небольшой книге ее малой прозы — в основном короткие рассказы той глубины и силы, которая заставляет вспомнить Чехова. И прием у нее чеховский: в основе каждого рассказа — драматургическая сценка, а герои, как правило, — люди ущербные или душевно неразвитые.

Рассказы очеркового приема, сильные авторской наблюдательностью, проницательностью, умением находить точные штрихи для сложных психологических портретов. Самое ценное в них, наверное, — утопия детской памяти: “…пусть этот остров будет безымянным, не названным никак, не принадлежащим никому, словно бы и не существующим вне моей памяти” — маленькой героиню программного рассказа взяли на волжский остров на ночную рыбалку, и остров, название которого она не запомнила, слился в ее сознании с понятием “родина”.

Лауреат международной “Русской премии” 2008 года Елена Скульская, дочь заслуженного писателя Эстонии Григория Скульского, пишет артистичную модернистскую прозу, часто на автобиографической основе, с реальными персонажами, имеющими известные фамилии. В этом причудливом сплаве реалий и метафор есть прочный каркас — аналитичность, удерживающая фантазию в рамках способности к коммуникации и почтения к трагедии. “Никто не знал, что самым страшным жанром двадцатого века станут хроники. В них сошлись те, кто записывал трагедию своей кровью, не расходуя чернил. (…) Торопясь, они перекидывали через забор сначала узелок с пожитками — воображение, — а потом и свои имена в мгновенную гибель” (из книги об отце).

“Библиотека “Огонек””, издаваемая с 1925 года, никакой системной концепции не имеющая, на этот раз сводит под одну обложку три рассказа (пошлейшую эротическую фантазию на мотив биографии Иннокентия Анненского, нечто очень похожее на “В ночном море” Бунина и банальную версию явления девушки Ольги посреди теракта на представлении “Норд-Оста”) и рекламный постпринт первых глав детектива, вышедшего в издательстве “Терра — Книжный клуб”. Олег Суворов — кандидат философских наук, автор более сорока книг, теперь еще одна причтется.

Книга аллюзий, автором которой кажется Лева из битовского “Пушкинского дома”: в сознании человека, влюбленного в литературу, истории литературных героев и биографические подробности писателей “золотого века” переплетаются в единый сюжет, построенный по логике сопоставлений и гораздо более занимательный, чем собственная жизнь и современность.

Книга новых стихотворений Владимира Салимона делится на три цикла: “Птицы падают на ветки”, “Любители пения” и “Узкая полоска между штор”. В основном это камерная лирика примитивистского приема, сосредоточенная на загадках мироздания, построенная на параллелизмах состояния природы и настроения человека, но самонаблюдения бывают и такими:

У Вадима Месяца особенный подход к стихописанию, позволяющий ему, обладающему в прозе хорошим чувством формы, предаваться безудержному, ничем, кроме услужливой рифмы, не стесненному самовыражению на грани фола, “определяя этот способ творческого существования как самый честный по отношению к себе и другим”. Что получается — то и получается. Иногда впечатляюще — самые удачные стихи выглядят почему-то как хорошие переводы французской поэзии, начиная от Проклятых. Иногда ужасающе — чемпион по количеству банальностей — цикл “Безумный рыбак”, недавно выходивший книгой. Но больше всего удивляет авторская философия: может, человеку, которому тайно захотелось украсть, честнее по отношению к себе и другим украсть? А тому, кому захотелось убить, — честнее убить? Может, все примитивные импульсы стоит честно вываливать напоказ, как плохие стихи, которые в изобилии полезут из любого поэта — только попусти?

Эти стихи можно оценить как графоманию, а можно номинировать на премию Андрея Белого: “Сожженные бегонии за занавеской. / Как осыпается изъеденное пылью волокно! / простуженная паутина / бесшумно отделяется от цвета и от складок, и окно / квадратно, резко и необходимо. / Забредило, забрезжило предсонье: / “у человека слабость — какова?” / Не разберешь, где спор, где соглашенье, / где мята, а где мятая трава, / где переход из лета в межсезонье / и есть ли на него вообще права”…

По-моему, автор все-таки талантлив. Дар его на той стадии становления, когда зерна от плевел еще не отделяются, но зерна эти есть: “Оформились кроны, и моторки пошли в разнос”, “Солнце совпало с тучкой” — дару есть из чего расти. А вот вырастет ли, не соблазнится ли “честностью” (см. выше)?

Третий сборник молодого поэта. “За последние годы произведения В. Коркунова публиковались в журналах “Юность”, “Арион”, “Знамя”, “Российский колокол”, “Студенческий меридиан”, “Пролог”, в альманахе “Истоки”, “Литературной газете”. В 2007 году он становится лауреатом литературной премии журнала “Студенческий меридиан”. В 2008 году — обладателем стипендии для молодых литераторов Министерства культуры РФ. Член Российского профессионального союза литераторов”. Это аннотация.

А вот стихи: “С добрым утром! Все — сердце заштопано. / Гордость в жилках стучится: “уйди”. / В легких тапочках, тапочках стоптанных, / до дверей навсегда проводи // Проводи. Ничего не досказывай. / Наша “сказка” не так уж нова. / Все слова будут вычурной слабостью, / как и все на прощанье слова”. И еще около тридцати стихотворений примерно такого же уровня. Может, если все лучшее уже опубликовано, стоило подождать с новой книгой? И, может, несмотря на министерскую стипендию, не стоит пока чувствовать себя мэтром и зарифмовывать каждую отрыжку?

Первые стихотворные опыты юноши с очень хорошо развитыми мышцами (фото на фоне агрегата, на котором их качают) из города Горки Могилевской области. По большей части косноязычные — вот, от точки до точки: “Любовь не запирайма и отчасти”. Что бы это могло значить? Не всегда лады и с комбинаторикой, и с согласованием падежей. Но вдруг такое наблюдение: “Осенним утром говорят / Все однаково по-разному”. Или такое признание:

В конце книги — самое трогательное: посвящения большим поэтам. Иосифу Бродскому, Борису Пастернаку, Александру Блоку, Николаю Рубцову, Артюру Рембо… Такая плотная литературная среда обнадеживает.

Дополнительные сведения, проставленные на обложке: “256 страниц, 98 стихов с комментариями. Без картинок” и на шмуцтитуле: “Лауреат премии Кормильцева 2008 года”, “Издано при содействии Марата Гельмана”. Лирический герой — двойник Дмитрия Александровича Пригова, только моложе и меньше слов знает, поэтому пользуется универсальными. Так что за “без картинок” — отдельное спасибо.

Сборник, знаменующий учреждение в 2007 году регионального молодежного поэтического конкурса им. местного поэта С.И. Петрова (1914—1941) и другие инициативы литературной группы “Зеркало” из г. Кимры, представляет стихотворные подборки и прозаические миниатюры тридцати двух начинающих литераторов и стихи, победившие в двух розыгрышах конкурса. Почти все ребята умненькие и культурные, грамотно складывают стихи; но поэзия — это другое. Это брезжит только у троих: что-то есть в интонации у Любови Кукушкиной, в архитектонике у Дарьи Смирновой и в сравнениях у Романа Гурского: “…колеблет ветер пустые качели, — / как цифру римскую, как проем / окна, куда мы шагнем вдвоем”.

“Ни одна смерть, если не считать ухода Бродского, не отозвалась в последнее пятнадцатилетие стольким количеством стихотворных строк”, — аннотация сборника стихотворений на смерть Бориса Рыжего. В сборнике — пятьдесят поэтов, принесших на эту могилу цветы и стихи. Позвольте и мне положить свои рядом.

Илья Эренбург (1891—1967), широко известный мемуарной книгой “Люди, годы, жизнь” и публицистикой военного времени, всю жизнь писал стихи и считал себя прежде всего поэтом. Его поэтическое наследие достаточно велико. Активный участник первой революции, с 1908 года он спасался от каторги за границей, и первую книгу стихов, костюмно-масочных, ученически-модернистских, он написал в 1910 году в поразившем его Брюгге, куда попасть, как ему казалось, опоздал на пять веков. Дальнейшее становление Эренбурга-поэта связано с накоплением жизненного опыта и сменой исторических перипетий. По этому принципу книга и структурирована: “Стихи 1910—1923”, “Стихи 1938—1948”, “Стихи 1957—1958”, “Стихи 1964—1966”. В отдельный раздел выделены переводы, и дополняют том эссе о поэзии и поэтах и литературные портреты. Книга снабжена большим предисловием и комментариями.

Собрание философско-критических работ, дополненное перепиской, советского эстетика, “последнего марксиста”, ярого противника модернизма (авангард и модернизм в концепции Лифшица не различаются), считавшего это явление тупиком человеческого духа, виновником и прародителем идеологии фашизма. В предисловии В.Г. Арсланов резко полемизирует с Б. Сарновым по поводу оценки концепции модернизма Михаила Лифшица и заявляет, что она обладает важнейшим качеством научной теории — предсказательной силой, приводя в подтверждение серьезное отношение нынешних музеев к поп-арту и тонким душам О. Кулика и А. Бреннера. Говоря все эти верные вещи, он совершенно серьезно, от себя, употребляет удивительный для меня эпитет “реакционный”, вполне нормальный в лексиконе Лифшица, но требующий, на мой взгляд, оговорок у современного исследователя.

Издание прежде всего интересно впервые вводимыми в научный оборот трудами самого Лифшица, не выступавшего публично с 1940 года, когда постановлением ЦК ВКП (б) был закрыт журнал “Литературный критик”. В заметках 1967 года о булгаковском “Мастере”, только что опубликованном, писанных для себя, а не для опубликования, читаем: “Мало того, что основы научного атеизма нарушены в его произведении, он касается работы советских учреждений в самых вольных ракурсах и слишком легко обходится с такими сторонами жизни, которые требуют сугубой серьезности”. А ведь почти убедили, что он умница…

Специально для сборника М.М. Кораллов, в 1966 году работавший в “Литературной газете”, написал воспоминания об обстоятельствах публикации программной статьи М. Лифшица “Почему я не модернист”, название которой отсылает к памфлетам Бертрана Рассела.

“Не стремление к однозначному этическому действию, определенной нравственной максиме или системе заповедей отличает дидактику художественного текста, а рассмотрение нравственных стратегий, возможных в пространстве произведения” — определяют авторы свои задачи. Сборник выходит с 2005 года, третий выпуск подготовлен в союзе с филологами из Уфы. Предисловие А.В. Татаринова передает взволнованность ученых состоянием гуманитарных наук: “Современный мир нуждается в экономии и гарантиях. Литература не знает экономии (ни времени, ни сил), гарантии — не ее стихия. Многие десятилетия именно литература сохраняла для нашего читателя память о христианстве, дарила шанс на возвращение к утраченным истокам. В общественном, массовом варианте возвращение состоялось. Церковь сейчас нужна государству, литература — эта архаичная идеология, так и не достигшая высоких степеней рационализма — государству не слишком нужна. Зачем прагматической цивилизации российский интеллигент с его недоверием к общественному пафосу, с его вечным неумением прочно и навсегда войти в Церковь, с нежеланием всей душой полюбить государство? Да и нужна ли литература — это пристанище интеллигентов, их внутренний дом — тем, кто думает о политической предсказуемости и финансовом результате?”. Порадовал сборник и внятным языком, не перегруженным ненужной терминологией, и вниманием к сегодняшней литературе, одна из самых интересных статей — “Эволюция мифологемы крови и роман В. Пелевина “Ампир В”” Е.В. Болдыревой.

Все обидное, что в романе Рушди “Сатанинские стихи” говорится в адрес мусульманских святынь — а они за абсурдом легко читаются: имена жен пророка Мухаммеда совпадают с именами проституток в романе, в городе Джахилия (ар. — “невежество”) угадывается Мекка, — должно нивелироваться жанром романа — сонный абсурд. Тем не менее: “Такого скандала из-за художественного произведения не знала история. Никакая книга не получала столь чудовищного резонанса, какой выпал на долю бестселлера 1988 года — “Сатанинские стихи” Рушди”, — пишет автор, ученый-индолог, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, разбирая феномен писателя, сформированного культурной эклектикой современной Индии. Рушди, родившийся в Бомбее (теперь — Мумбай), считает себя одновременно индусом и мусульманином, при этом пишет на английском, ест свинину и иронизирует над догмами Корана.

Автор этой прихотливо построенной публицистической книги со множеством вставных новелл, больше похожих на лирические отступления, разбирая палестино-израильский конфликт, утверждает, что он порожден интеллигентскими замашками израильтян — наследием советского и европейского воспитания. Прослеживая его от времен, когда Палестина была никому не нужной пустошью, А. Воронель утверждает, что с переселением туда евреев арабское население прибывало примерно в той же пропорции в связи с оживлением экономики — в поисках заработка, и особое внимание обращает на политический парадокс: “…первый шаг к миру удалось сделать именно правому правительству Бегина, а не миролюбивому правительству Рабочей партии. Воинственная риторика правых, может быть, и раздражает арабские правительства, но остается им вполне понятной. Мирные предложения левых ставят их в тупик из-за невозможности уловить, в чем же их обманывают…”. Основная мысль: цивилизации арабов и евреев в корне различны и настолько, что мир в регионе в принципе невозможен, а главная проблема в том, что это не понятно самим израильским администрациям, с первых дней образования государства Израиль изощряющимся в миротворческих инициативах, превратно понимаемых арабской стороной.

Сборник материалов “круглого стола” “Культура и искусство как ресурс развития города” Пермского экономического форума по теме “Новые метрополии: города, которые выбирают”, дополненный статьями и эссе, написанными по итогам дискуссии.

Открывает сборник доклад Марата Гельмана, директора музея современного искусства Permm (Москва — Пермь), открывающегося в Перми, о том, как он видит музей современного искусства. А видит он его узлом социальных коммуникаций, формирующим креативную городскую среду, и разговор он пытался держать в прагматическом русле утилитарной стороны культуры. “Как она может помочь, условно говоря, продать город”.

Далее речь шла о возможности создания в Перми арт-проекта вроде “Винзавода”, о том, как “эстетически бездарная среда” индустриальных центров может помочь интеграции современного искусства в общественное пространство, о стратегиях привлечения в города “креативных социальных групп”... Особенно интересны приложения: имиджевые паспорта захолустных городов, модели их презентации потенциальным жителям… Ведущий специалист программы “Культурная столица Рур-2010” Герхард Хорн сообщил, что для подобного развития Эссена и других городов Рурской области понадобилось 30 лет. Возможно, когда-нибудь и нашим креэйторам удастся оттянуть народ от мегаполисов в малые города.

Воспоминания об учебе в Московском станкоинструментальном институте в первой половине 50-х, ценные деталями, как любые свидетельства о том фантастическом времени.

Прославленный сенсационными журналистскими расследованиями, легшими в основу самых популярных телесериалов, автор собрал их в эту толстую книгу и предварил историческим контекстом — главами “Лихие люди на Руси и преступники дореволюционной России” и “Ни имени, ни роду — одни кликухи поганые (бандитская Россия советского разлива)”. Самое интересное, конечно, — разгул криминала 90-х годов ХХ века и его сегодняшняя конфигурация.

Исследование, созданное на материалах международного проекта “Российская металлургия в переходный период”. В предисловии автор отказывается от термина “олигархи” как не отвечающего своему первоначальному (древнегреческому) значению, а значит, трудноопределимому, но тем не менее все время к нему возвращается. Рассмотрев аргументы за и против олигархов и биографии основных представителей финансовой и промышленной олигархии (“семибанкирщины 90-х”, Усманова, Абрамова, Абрамовича, Махмудова, Мельниченко, Дерипаски), проанализировав их карьеры и роль государства в этих карьерах, автор останавливается на стиле их деятельности и роли в экономике, особенное внимание уделяя судьбам руководителей “ЮКОСа” и последствиям дела “ЮКОСа” для становления демократии и просто законности в России. Самые захватывающие главы книги касаются этапов приватизации.

Книга интервью журналиста перестроечного “Огонька”. Название, взятое из стихотворения Владимира Соколова, звучит общим контекстом судеб интервьюируемых. Большинство из них — именитые литераторы или связанные с ними люди, но есть и безымянная собеседница, в юности угнанная в Германию, а самое любопытное, конечно, интервью с экс-олигархом Березовским, хотя партия интервьюера в нем порой удивляет: “…А чисто внешне мне не видится, скажем, могучей личностью владелец разных “менатепов” Михаил Ходорковский. На вашем фоне он, скажем так, бесцветен”. И квазимодо Березовский, без боя сдавший власти все позиции, соглашается: “Да, возможно, внешне он не яркий человек, это правда, но…” — дальше идет восхваление деловых качеств.

Новое прочтение “вареннской загадки”, которую, как считает автор, не разъясняют учебники истории. Политики века Просвещения считали наиболее верной стратегию сопряжения сложившихся обстоятельств с политическим расчетом, а наиболее эффективным политическим орудием — интригу. Поэтому в первой части книги разбираются обстоятельства, при которых сложилась последняя супружеская пара французских монархов, а в последующих — сопряжения этих обстоятельств, вызванные с помощью интриг, наиболее яркие и мифологизированные из которых — скандал с ожерельем Марии-Антуанетты и бегство королевского семейства в Варенн.

“Ленинграду-Санкт-Петербургу приходится жить с двумя лицами: одно, загримированное и красивое, повернуто к туристам, другое, серое и отталкивающее, обращено к собственному населению” — пишет бывшая ленинградка, автор этой книги, сложенной из разножанровых исследований физиологии Петербурга, преломленной через время, от первых лет существования града Петрова, через имперскую мифологию и мифологему “фантастического города” к советскому и постсоветскому его бытованию, пытаясь найти для них общий контекст. И приходит к выводу, что нет единой петербургской культуры, а есть “архипелаг культур и субкультур под названием Старый Петербург — Ленинград — Новый Петербург”.