Борис Вайль

С.Г. Сизов. «ХХ век — не для камина»: историческая реконструкция судьбы репрессированного литератора Бориса Леонова

“У кого-то, возможно, мое желание подробно реконструировать судьбу этого человека вызовет недоумение, — пишет автор в предисловии. — Ведь главный персонаж книги не был знаменитым литератором и театроведом, не был он и выдающимся партийным деятелем или известным диссидентом (стоит, видимо, сказать, что он не является и моим родственником). И в этой связи может возникнуть вопрос: нужно ли было писать книгу о жизни малоизвестного человека, пусть и пережившего трагедию репрессий?

Должен заметить, отвечая на это, что историку интересны не только главные фигуры общественно-политических и культурных процессов. […] представляют большой интерес и персонажи второго и третьего плана […] они во многом определяют настроения более широких слоев общества… […] Мне хотелось рассмотреть судьбу Б.Ф. Леонова комплексно: в контексте прожитой эпохи…”. (Заметим здесь, что автор книги Сергей Сизов — омский профессор, доктор исторических наук.)

Борис Федорович Леонов родился в 1900 году на Орловщине в семье сельского священника, притом, видимо, он — отец Леонова — был священником уже не первого поколения. “С детства, как и было положено поповичу, старший сын помогал отцу, участвуя в службах”. Немудрено, что отец отдал первенца сначала в духовное училище, а затем и в духовную семинарию. Однако именно в семинарии Леонов расстался с верой в Бога. К этому же времени относятся и первые пробы Леонова на ниве поэзии. Он покинул семинарию, не закончив ее, весной 1918 года.

Автор размышляет о причинах того, что революционное брожение коснулось и духовных заведений. Между прочим, приводятся цитаты — от них сразу повеяло чем-то до боли знакомым! — из “Орловских епархиальных ведомостей” против литературных и философских кружков в семинарии: “Опыт давно показывал, что все ученические кружки, лишенные надзора начальства и руководства преподавателей, какое бы громкое название они не носили, делаются орудием политической агитации и антирелигиозной и безнравственной пропаганды. Поэтому такие кружки никогда не будут дозволены ученикам, сколько бы петиций они не подавали”. (Это писалось в 1909 году.)

В октябре 1918 года Леонов принят в “сочувствующие” РСДРП (б), а уже в ноябре того же года он принят в партию большевиков.

Хотя от карьеры священнослужителя юноша Леонов отказался, тем не менее он стал как бы “духовным лицом” на большевистский лад: ведь идеологических работников партии можно приравнять к священнослужителям.

Леонов именно становится бойцом идеологического фронта (пусть меня извинят за длинный перечень, но в названиях должностей отражается эпоха): инструктор гарнизонного клуба, инструктор-организатор по работе в деревне Орловского уездного комитета партии. Политпросветработник 21-го стрелкового полка, участвовавшего в “усмирении” тамбовских повстанцев (1920 года). Помвоенком, заместитель начальника политодела 9-й бригады 2-й Особой армии. В 1921 году он в Ростове-на-Дону состоит в должности “начальника агитотдела отделения агитпунктов политотдела Кавказского фронта”. Затем Леонов возвращается в г. Орел в управление местной железной дороги, там его должность называлась “комиссар отдела подготовки железнодорожных агентов”. Затем там же, в Орле, он служил на комиссарской должности: “начальником отделения подготовки политсостава подива 6, а затем начполитпросвета подива 6” (“подив” означает “политотдел дивизии”).

В 1920 году Леонов — продолжая работать на комиссарских должностях — поступает в Орловский пролетарский университет. В 1922 году в Орле было основано Тургеневское общество, Леонов стал членом этого общества. Общество использовало его имя как прикрытие — когда ОГПУ потребовало список членов, то он открывался фамилией Леонова (хотя вообще-то он не входил в первую десятку членов данного общества).

Где-то в начале 1920-х годов в мировоззрении Б. Леонова происходит некая перемена, некий скепсис возник у него по отношению к Советской власти. Впрочем, биограф не может назвать точной даты, когда это случилось. Да вряд ли это знал и сам Леонов: такие события могут датироваться лишь приблизительно.

Как было сказано, писать стихи Леонов начал с юношеских лет. До 1921 года они — в общем — полны оптимизма. Но в 1921 году он пишет стихотворение “Вариант” — по мнению его биографа, “разительно непохожее не все предыдущие”, там есть такие строки:

В стихотворении “Эскиз”, вошедшем в сборник поэтов Орловской губернии, вышедшем в 1922 году, Леонов пишет:

Что-то не очень похожее на “начполитпросвета подива”… Что-то — упадочническое, декадентское, не правда ли?

Тогда же Леонов начинает писать и пьесы. И пишет их до конца жизни.

В 1923 году Леонов демобилизуется из РККА по болезни. С этих пор его деятельность связана с железными дорогами, но опять же — культпросвет, идеология. В 1924-м переезжает в Москву. Посылает свою повесть в журнал “Красная новь”, редакция отказывается ее печатать по идеологическим причинам (действительно, в повести действуют некие оппозиционеры — тема к тому времени — 1928 год — уже довольно скользкая).

Все эти годы пишет пьесы, прозу и литературоведческие статьи — большинство из которых — “в стол”. В книге Сизова анализируются все сохранившиеся произведения Леонова. Биограф пишет, что “новому миру” Леонов “посвятил свою юность, воевал за него, служил ему […], но был им весьма разочарован. И не смог принять жестокую реальность, в которой, кроме всего прочего, потерпели крах его личные литературные планы, не воплотились его юношеские мечты и идеалы”.

В 1935—1936 годах Леонов работает в “Омской правде”, сначала на скромной должности литконсультанта, затем завотделом. Здесь он смог печатать свои рецензии на спектакли местного театра. В 1937 году будучи в отпуске в Московской области, Леонов жил у своего старого товарища. Это обернулось тем, что хозяйка — жена товарища — написала донос в Омский горком ВКП(б) о том, что Леонов вел “антипартийные разговоры”. Первого октября 1937 года он был исключен из ВКП(б) “за антипартийные, контрреволюционные разговоры и как случайно попавший в партию”. В связи с этим потерял работу, под угрозой ареста находился без работы в течение нескольких месяцев. Дальнейшая карьера Леонова связана с омскими театрами юного зрителя и областным драматическим. В облдрамтеатре Леонов работает зав. литературной частью.

Четвертого мая 1944 года Леонов арестован сотрудниками НКГБ. В тюрьме он дал собственноручные показания, где написал, что не имеет “выдержки, стойкости, чувства коллективизма” и стал “с какой-то надрывной остротой видеть вокруг себя одни отрицательные явления современной действительности […], непомерно преувеличивал размер и характер этих недостатков”.

Приговорен Омским облсудом по ст. 58—10 и 58—11 к десяти годам лишения свободы с поражением в правах на пять лет и с конфискацией имущества. Отбывал наказание в лагерях Омска, Челябинской области, на Колыме. Освободился чуть раньше срока по зачетам, но не мог сразу выехать “на материк”.

Лишь в 1956 году Леонов возвращается в Омск к жене и дочке. Работает на случайных должностях. В 1958 году снова арестован и снова приговорен по той же 58—10 к десяти годам лишения свободы и пяти годам поражения в правах. До 1960 года отбывал заключение в Озерлаге (Иркутская обл.), с 1960-го — в Дубравлаге (Мордовская АССР). В 1963 году парализован: отнялись правая рука и правая нога. Продолжает писать, даже в условиях лагеря. В 1965 году — это уже после падения Хрущева — был досрочно освобожден и реабилитирован сначала по последней судимости, затем по “делу” 1944 года. Вернулся в Омск, где и умер в 1977 году.

Литературное наследство Б.Ф. Леонова только сейчас становится известно публике благодаря — прежде всего — Сергею Сизову. Он добился от ФСБ по Омской области передачи рукописей Леонова в местный архив. Сизов — автор целого ряда статей и книг, где рассказывается о Леонове, анализируется его творчество. В приложении к книге “ХХ век — не для камина…” помещено несколько произведений Леонова, а также библиография его работ. Огромную работу проделал Сизов в процессе подготовки данной книги: ездил в Орловскую область, изучал архивы — в том числе в Орле, и в Омске, и в С.-Петербургском ИНЦ “Мемориал”, встречался с людьми, знавшими Леонова…

Что многие мысли Леонова до сих пор не устарели, свидетельствует цитата, приводимая Сизовым: “…централизация. Авторитарность. Строгая конусообразная иерархия всех звеньев государственного аппарата. А на самом верху пирамиды — обязательно единый вождь, альфа и омега всего существующего.

Казалось бы, где тут место общественному пафосу?

А ведь он был.

Это был пафос подчинения, пафос солдата, высшая доблесть которого — точное выполнение приказа. Пафос — руки по швам”.

P.S. Не могу не упомянуть об одной мелкой ошибке автора: Молоствовы — с которыми был дружен Б.Ф. Леонов — не были ссыльными. Просто их не брали на работу в городах, и они предпочли работать в сельской местности, где учителей не хватало. Так что, говоря языком сталинской эпохи, они как бы были в “минусе”.