Елена Холопова

Улыбка президента

Об авторе | Елена Степановна Холопова родилась в 1951 году в Сыктывкаре. Живет в деревне Коквицы Усть-Вымского района, Республика Коми. Журналист, литератор. Последняя публикация в “Знамени” — № 4 за текущий год.

Была у меня раньше квартира в городе, но теперь там живет мой сын, его жена и двое моих внуков.

Женился сын не на городской невесте, а на безквадратнометровой девушке из села. Выросло население квартиры — выросла и плата за нее. За эту не первой молодости квартирку в двухэтажной деревяшке платить пришлось почти столько же, сколько в далеком канадском городе Ванкувере платит из пособия семья русских переселенцев из четырех человек за двухуровневую квартиру, занимающую целый подъезд.

Платить, конечно, надо, о чем речь? Квартплата — это священный долг каждого российского гражданина — в том случае, конечно, если он квартиру имеет. Ведь главное для человека — это его жизнь, а чтобы жить, надо иметь жилье… Для всех российских граждан в Ванкувере места не хватит, нечего и думать, — значит, надо как-то выкручиваться в родной сторонушке.

Плохо было только, что работал в нашей бездельной семье один лишь человек — мой сын, а остальные были бессовестными тунеядцами. Невестка почти шесть лет не работала: то с одним ребенком дома сидела, то с другим. И дети, понятное дело, по малолетству тоже откровенно бездельничали, а их заразительному примеру последовала, выйдя на пенсию, и я. Я вообще просто взяла и укрылась от тесноты и бесконечных семейных проблем в своем старом деревенском доме за сотню километров от города.

Чтобы сын не платил за мое отсутствие, я взяла да и зарегистрировалась в деревне, по месту пребывания. Схитрила: совсем из городской квартиры не выписалась, рассудив, что впереди — дряхлость и болезни, а в деревне не то что медицины, а и простого аптечного киоска нет. И если что — помирать мне под моим деревенским забором... А так, по городской прописке, можно в случае чего и воспользоваться благами цивилизации — наведаться в городскую поликлинику. Чтобы за меня не начисляли плату за газ, воду горячую и холодную, за канализацию и что-то там еще, я взяла в сельсовете справку и предъявила ее в городском расчетном центре.

Фокус удался, и жила я себе в свое удовольствие: печку топила, воду носила да кашу варила. А священный долг, то есть квартплату, понес на своих плечах мой взрослый сын. И все бы хорошо, но бездельное население квартиры не понимало святости долга: каждый день просило есть, норовило порвать на коленках ползунки и колготки и нахально вырасти из них, а иногда и нагло простужалось, что безотлагательно требовало денег на лекарства.

Несмотря на покушения на святыню со стороны несознательных этих жильцов, сын мой всячески изворачивался, но исправно за квартиру платил, главным образом для того, чтобы отвязаться от кошмарных сновидений, в которых видел, как его с семьей выселяют из их шикарной деревяшки и отправляют в ссылку за город, в барак.

Читатель, если таковой вдруг возьмет, да и прочитает сию дребедень про зарплату и квартплату до середины Днепра, может, конечно, воскликнуть: вот дурак этот сын! Ему просто надо взять и оформить субсидию на оплату услуг ЖКХ. Просто взять да и собрать для этого необходимые документы: справку о составе семьи, оригинал и копии документов, подтверждающих правовые основания владения или пользования жилым помещением, документы о доходах всех членов семьи за последние полгода, трудовые книжки и их копии, собрать счета-квитанции о суммах платежей за жилье и коммунальные услуги, ну и, разумеется, сделать с них копии, паспорта и свидетельства о рождении, предварительно сняв копии с 2, 3, 5, 14, 15, 16 и 17 страниц паспортов, и в завершение принести оригинал и копию свидетельства о браке и номер счета в отделении Сбербанка. Делов-то!

Это и мы в конце концов сообразили. Одно плохо: собрать все справки требовалось быстро и к определенному времени, а потом они устаревали. Самой большой проблемой оказалось вовремя выпросить в собственной бухгалтерии справку о зарплате и вовремя заплатить по квартирным счетам. Поэтому попасть в списки счастливчиков глупому моему сыну все никак не удавалось. Но однажды он собрал-таки все необходимые бумаги с печатями, сделал с них необходимое число копий и сложил все аккуратно в одну папку. Отпросился с работы и отправился в центр по начислению субсидий. Ждало его там два сюрприза.

Один касался меня, укрывшейся в деревне его мамани. Справка о том, что я живу в деревне, не подействовала. Необходимы были все мои документы: паспорт, все копии со всех нужных страниц, трудовая книжка, доказывающая наличие отсутствия работы, а также справка о размере пенсии за последние полгода. С трудовой книжки, ясное дело, тоже нужно было снять копию.

Второй сюрприз ожидал в хитром расписании конторы. После выходного дня в среду следовали еще два дня, когда контора не работала, а потом шли суббота и воскресенье — выходные дни. Отворот сыну сделали в понедельник, так что на все про все ему оставался только вторник, а потом бумаги устаревали, вот такие пироги. И тогда разворачивалась перспектива собирать справки и за тот месяц, в котором эта сказка-быль происходила. Ферштеен?

Сначала сын решил плюнуть на всяческие субсидии, но вечером, поостыв, пожалел собранную зря кипу бумаг в папке и решил это дело продолжить. Позвонил мне, нанял машину, потому что автобус в деревню не каждый день ходит, и поехал за мной. Я шустро собралась, а наутро следующего дня уже стояла в первых рядах в Пенсионном фонде в очереди за справкой о размере пенсии и философствовала сама с собой, коротая время:

— Угораздило сына стать не финансистом, не нефтяником-газовиком, не экономистом и юристом, а плотником. Казалось бы — хорошая, нужная, по-настоящему мужская профессия. А прокормить семью из четырех человек и платить по всем счетам ему удается с большим трудом. При тощем кошельке он имеет огромный по продолжительности рабочий день, почти полное отсутствие выходных дней и полное отсутствие отпусков. Грустно сознавать, что он — та самая дешевая рабочая сила, которой хвалится правительство, зазывая в страну иностранных инвесторов.

Постояв еще немного, философствовала дальше:

— Интересно, почему в магазинах уже нет очередей, а в государственных конторах — тьма? В Пенсионном фонде, в паспортном столе, в собесе, в центре по начислению пособий, в Бюро технической инвентаризации, в Федеральной службе регистрации — везде, где нужна человеку государственная бумага, — везде сидят девушки в окошках, не покладая рук, не поднимая глаз, трудятся, как пчелки, собирают мед в госказну или, наоборот, скупо распределяют его меж гражданами. Собирают, понятное дело, куда ретивее, чем раздают...

Получив нужную справку, я быстро справилась и с проблемой копий, а потом, тертая баранка, заняла очередь в той конторе, куда и прибежал позднее сын, во второй раз отпросившийся с работы у неласкового начальства. Я бы и сама все бумаги сдала, но гордая контора имела дело только с ответственным квартиросъемщиком, а им был сын. Очередь, наконец, подошла. Еще чуть — и право на субсидию у него в руках!

Я сидела в коридоре, ожидая сына и изучая стенды со всяческими сведениями, но главного ни вычитать, ни понять так и не смогла: почему мою пенсию, которую я трачу в деревне на себя (а больше моей пенсии все равно бы ни на кого не хватило ввиду ее скромного и даже застенчивого размера), засчитывают как наличность в городском кошельке у сына? Но глупые мысли прервались, потому что из кабинета, наконец, вышел чересчур спокойный сын. Оказалось, что и на сей раз девушка в кабинете снова нашла непорядок: справка о детских пособиях была предъявлена не той формы, что установлена, нужна другая, а также и сберкнижка на имя жены, имевшаяся в совместном хозяйстве, тоже не годилась.

Сын хотел было бежать на работу, но я потащила его закончить начатое: заставила пойти и оформить новую книжку на свое имя, а сама шустро смоталась в Горсобес, наивно надеясь получить справку о детских пособиях на своих внуков. Однако в собесе моей претензии удивились и вежливо отказали: такие справки вправе просить и получать только получатели пособий. А в данном случае это была невестка. Можно, конечно, и бабке такую справку дать, но только в том случае, если у нее есть доверенность, оплаченная и заверенная у нотариуса. Такой доверенности у меня не было. Но изворотливый ум сразу подсказал выход.

Я позвонила невестке, сидевшей дома с сопливыми детьми, и предложила ей обмен: та летит за справкой, а я — домой, присмотреть за внуками. По пути, на бегу, я встретилась с сыном, который к тому времени уже оформил новую сберкнижку. Узнав о возникшем затруднении, он по простоте души сказал:

— Я сам сейчас возьму эту справку.

— Да тебе не дадут!

— Как не дадут? Я же их отец! Они у меня в паспорте записаны! И свидетельства о рождении у меня с собой.

— А доверенность, заверенная у нотариуса, у тебя есть?

Сын сначала остолбенел, потом бросил папку со справками себе под ноги и закричал на всю улицу:

— Все! Я больше не могу! Я пошел на работу!

Я уговорила сына подождать у Собеса жену, а сама побежала к внукам. Невестка промчалась мимо меня по направлению к Собесу. Но тут в Собесе зависли компьютеры, и получательнице детских пособий посоветовали прийти в другой раз.

Проявив чудеса выдержки и настойчивости, настырная супружеская пара выпросила-таки в приемной Самого Главного Начальника Собеса, где был независший комп, необходимую и правильной формы справку о том, что на каждого из их детей они получают от государства аж по сто рублей в месяц, а за полгода на двоих это составило нешуточную сумму в одну тысячу двести рублей.

Радостные, побежали родители, гонимые расписанием, в контору по начислению субсидий по оплате жилья, и тут, видя такую несокрушимую веру в победу, работницы, стоявшие на страже интересов Государства российского, вынуждены были признать на полгода победителями граждан, а не себя. Ну ничего, они введут еще какое-нибудь новое правило, утешились блюстители государства. Мышь не проскочит, муха не пролетит!

Утирая сопли внукам, я грустно думала, что, забившись в угол в забытой Богом деревне, я не смогла укрыться от всевидящего ока государственного. И не только в случае с зачетом моей пенсии в доход сыну. Государство, соответственно Закону, вынудило меня оформить новые бумаги на старый деревенский дом, и они обошлись мне вдвое дороже, чем покупка самого дома. А чтобы получить эти Государственные Бумаги, мне пришлось несколько раз съездить на автобусе в райцентр за тридевять земель (широка страна моя родная). И еще я отметила про себя, что во всех конторах и во всех “окошках” сидят почему-то исключительно одни хорошо одетые дамы. Они именно что грудью стоят на страже и отпихивают от Государственной Ладьи ручонки тех, кто пытается не утонуть и уцепиться за борт: плыви сам! Государство — эти самые дамочки и есть. И они непобедимы, ну разве только иногда приключаются казусы. А президент все равно хороший человек. И мы сами его выбрали.

Я вернулась к себе в деревню и уселась с кружкой чая перед телевизором, с которого мне улыбнулся президент. А я улыбнулась в ответ. После новостей я выключила телевизор. Улыбка президента еще какое-то время висела в воздухе, а потом растаяла.