Евгений Степанов

Петербургская поэтическая формация.

О “Петербургской поэтической формации”, по-хорошему, надо одновременно писать две рецензии — в одной обозревать стихи поэтов, а во второй — предисловия к сборнику Виктора Топорова и Дмитрия Быкова.

Предисловия и впрямь получились интригующе-негативными, задиристо-полемичными, если не сказать резче.

Циничные издатели рассчитали правильно: кто прочтет книгу, которую хвалят?! Без скандала сейчас никак не обойтись. Технологиями массовой литературы успешно овладевают и доморощенные издатели поэзии.

Смысл предисловий сводится к тому, что хороших стихов в книге немного, “…речь в большинстве собранных текстов мертва, лишена динамики, предсказуема…” (Дмитрий Быков).

Однако если Быков пытается свою позицию каким-то образом обосновать, то Виктор Топоров в качестве аргументов использует преимущественно площадную брань, которой, судя по всему, владеет весьма неплохо.

Лексика предисловия Топорова к сборнику “Формация” в определенном смысле новаторская, — “как два пальца об асфальт”, “соря бабло” (это о московских поэтах), “лысый каламбурист, чувствующий себя в чужом “пежо”, как в жопе…” И т.д., и т.п. Трудно сразу разобрать: что читаешь — то ли предисловие к книге, то ли надписи на заборе.

Самое невероятное даже не в этом.

Топоров пишет:

“(Равны даже Геннадий Григорьев с Владимиром Уфляндом как ушедшие в процессе издательской работы над этой книгой. Хотя один из них был без пяти минут гением, а другой без пяти строк (про водолаза) — фуфлом)”.

Называть подлинного поэта, тем более покойного, фуфлом — это уже за гранью добра и зла. И пусть это останется на совести Топорова и не слишком щепетильных издателей книги.

Теперь по существу.

Я отчасти согласен с тем, что в книге не много хороших стихов. Но разве их бывает много? Сборник “Петербургская поэтическая формация”, точно зеркало, показывает то, что есть интересного (и неинтересного) в области поэзии в городе на Неве. Явных графоманов в книге нет, но есть поэты разного уровня — поэты, которым до сих пор, по большому счету, негде печататься. Литературный процесс (в России в целом, а в Санкт-Петербурге в частности) пробуксовывает, сделав ошибочную ставку на литературные вечера и фестивали (“зрелища”), а не на создание и выпуск новых журналов — “хлеба” литераторов. На смену поколению “дворников и сторожей” пришло не менее несчастное поколение фестивалей. Из догутенберговской эпохи мы разом перепрыгнули в постгутенберговскую. Такой нездоровый перегиб (поэты здесь виноваты меньше всего) не мог не дать своих плачевных результатов.

В итоге мы имеем то, что имеем. “Нева” и “Звезда” публикуют (да и то редко!) по преимуществу авторов старой когорты, маломощные и малотиражные санкт-петербургские журналы поэзии “Акт” и “Зинзивер” выходят нерегулярно, являясь, по сути (будем называть вещи своими именами!), самиздатом, а в Первопрестольной и своих заслуженных-перезаслуженных героев поэтического труда хоть пруд пруди.

Перемены, произошедшие в стране и связанные с кардинальной сменой общественно-экономической формации, затронули поэтическое сообщество (в том числе и питерское), как это ни парадоксально, лишь в малой мере. Главное (а, по сути, и единственное) различие между литературным процессом эпохи “застоя” и нынешним уму непостижимым временем является наличие Интернета. Интернета как инструмента сохранения и тиражирования рукописи. То есть изменилось техническое средство сохранения рукописи, но отнюдь не отношение к ней.

Может быть, отчасти поэтому и постарались составители сборника “Петербургская поэтическая формация” Кирилл Коротков и Арсен Мирзаев дать площадку максимальному количеству авторов. И правильно сделали. Представили разные возрастные группы поэтического цеха, его разные направления, правда, почему-то забыв вездесущего Александра Кушнера.

В книге напечатаны и классики питерского андеграунда 60—90-х годов прошлого столетия — Тамара Буковская, Петр Брандт, Алексей Давыденков, Дмитрий Григорьев, Михаил Еремин, Валерий Земских, Арсен Мирзаев, Олег Охапкин, Виктор Соснора, Сергей Стратановский, Василий Филиппов, Виктор Ширали, Елена Шварц, Владимир Уфлянд, Владимир Эрль, и молодые, но уже довольно широко печатающиеся авторы — Алла Горбунова, Настя Денисова, Роман Осминкин, Дмитрий Ру, Дарья Суховей и многие другие.

Особенного жанрового разнообразия, прямо скажем, не наблюдается. В книге представлены в основном силлабо-тоника и верлибры — словно и не пишут в Питере ни палиндромов, ни анаграмм, не работают активно в области визуальной поэзии. Напечатаны, впрочем, фигурные стихи Михаила Мельникова-Серебрякова и стихотворение-коллаж Александра Горнона “25 кадр, или Стихи не о том (фрагмент)”.

Но, будем объективны, настоящая поэзия в сборнике есть. Очень сильные стихи уже ушедших от нас Геннадия Григорьева и поэта-минималиста Алексея Грохотова.

Геннадий Григорьев, поэт неровный, но, безусловно, значительный, опубликовал замечательное, на мой взгляд, стихотворение “Этюд с предлогами”.

Можно также отметить подборку двадцатипятилетнего Владимира Беляева, одаренного, абсолютно сложившегося поэта-традиционалиста, фрагменты эпической композиции “паруса, и, латники” Ларисы Березовчук, работающей в каком-то собственном жанре, шаманскую прозиметрию Валерия Кислова, игровой, иронический верлибр Арсена Мирзаева.

Замечательное стихотворение нестареющего Глеба Горбовского “На стене — картинки, фотки”, которое показывает, что мастер верен своей старой питерско-андеграундской, неподцензурной манере письма.

Вообще, сборник так и надо, по-моему, оценивать — не по именам поэтов, а по отдельным стихотворениям. Подборки получились на удивление неровными.

Не ожидал, например, что у талантливого Дмитрия Григорьева могут быть провальные стихи — с друзей спрос особый. Есть.

В стихотворении “Старые люди забывают”, не самом новаторском по идее, поэт полностью пренебрегает формальной стороной — в частности, употребляет непонятные рифмы — “привыкли / могилах” и т.д. Это, конечно, недопустимо.

А вот другое стихотворение из подборки — интересное.

Конечно, ярким поэтом был Алексей Грохотов (1964—2008). Он писал преимущественно в стиле танка и хокку, адаптировал эти старинные японские формы к русской действительности. Получалось у него трогательно, доверчиво-беззащитно и живописно — “первый дождь / воробьи / растащили по каплям”.

Интересны незамысловатые стихотворные экзерсисы поэта-издателя Сапеги (Михаила Сапего): “проснулся… — / ну, что ж, / для начала неплохо…” (“Утро”).

Хорошо, что книга сопровождена справочным материалом о каждом из авторов. Хорошо, что эта книга вышла. Она составлена так, как составлена. Пусть кто-то составит лучше — будем ждать.