Об авторе | Алексей Владимирович Зарахович родился в 1968 г. в Киеве. По образованию — филолог (КГПИ им. Горького). Автор книг: “Машины и озера”, “Табукатура”, “Шаббат” (книга в сборнике “Дом с химерами”), “Река весеннего завета”. Отдельной книгой выходила поэма-тавтограмма (все слова на букву “А”) “Аберрация Акакия”. Публикации: журналы “Самватас”, “Радуга”, “Многоточие”, “Дикое поле”, “Крещатик”, “Ковчег”(не-газета), “Соты”, “Шо”, “Київська Русь” и др. Антологии: “Антология русского верлибра”, “Современная русская поэзия Украины”, “Киев. Русская поэзия. ХХ век”, “Русская поэзия Украины. ХХ век”. Автор либретто (на украинском) к пьесам для хора “Небо ? Земле” (“Небо и Земля”) и “Д?ва Весно” (“Дева Весна”) — постановка 2008 г. Автор и режиссер поэтических клипов по мотивам украинской поэзии 20-30 гг. Работал учителем русского языка и литературы, журналистом, тележурналистом и пр. Член НСПУ (Союз писателей Украины). Живет и работает в Киеве.
Стеклодув
1. Воды бродячее стекло
Качает лодку стеклодува
А он забыл про ремесло
… И я забыл про стеклодува
Кому ещё так повезло
На вымостках стоять и видеть
Всю видимость — и сушь и сырость
Весь вымысел — себе назло
Воды разбитое стекло
… На вымостках стоять и видеть —
Оттенки, тайники, приметы
Мальков тревожные полёты
И слышать не тебе советы
И верить — не твои заботы
Так рыбе, взятой под стекло
Приносят воздух в птичьем клюве
… И что ни выдох — ремесло
Трубит о спящем стеклодуве
2. Спал под молочной звездой и смеялся во сне
Снилось — растёт молоко, как цветок на окне
А за окном тополиной охоты рожок
Белого пуха июньский, неталый снежок
Смотришь и видишь, не видишь — глядишь всё равно
Как наливается звоном пустое окно
Это тебе двухколёсное детство звонит
Сердца не чует — всего-то коленкой болит
Снова глядишь и не видишь — глядишь всё равно
Как через край перелившись разбилось окно —
Это забота твоя, запрокинув лицо
Пить, чтоб ни вдоха ни выдоха заподлицо
…Мелко вода пробегает и молоко
Перебежало смеясь далеко, высоко
Так, что и сон в рукаве, и дождь под стеклом
Мокрым снаружи, сухим изнутри сквозняком
Тычутся в руку, покуда течёт на весу
Детская комната окнами на полосу
Шитую ниткой зелёной на голубом
Так чтобы сон в рукаве, молоко перед сном
…А за окном — тополиной охоты рожок
Белого пуха июньский, неталый снежок
* * *
И Слово было жанром, а не жалом
Когда в божнице облако дрожало
“Боян бо вещий…” — вывела рука
Из темноты зарёванную строчку
О, если б знать тогда наверняка
Всю правду накануне многоточья…
Чем утешались, выдумкой какой?
На древнерусских письменах измена
Вот клякса, что проходят по колено
Ночные всадники, ведомые рукой.
Рука дрожит, всё тяжелей страница
Но, облако, не покидай божницу!
(… Ночные всадники, ведомые рукой…)
И Слово будет жанром, а не жалом!
(… Чем утешались, выдумкой какой…)
Утешит нас, чем прежде утешало.
* * *
Тополиного пуха медлительный снег
На себя не похожий
Ни тебе снеговик
ни тебе человек —
Просто вымысел божий
И от этого вымысла всё хорошо
Всё беспечней ненужность
Словно сердце в холодную воду вошло
И нырнуло поглубже
И на месте его — пустота
По краям передместья
Мост растёт на крови. У моста
Машет удочкой детство
Если влево кивок, то чехонь
Если вправо, то жерех
…Всё ты взрослая гладишь ладонь
Завоёванный берег
* * *
В этой реке невысокой на вид
Два или три этажа без подвальных
Слышишь, звенит колокольчик трамвайный
Слышишь, уже не звенит, не звенит
Сколько же вечности этой на вид
Как посмотреть, если с лодки, то много
Светишь фонариком — длится дорога
Путают вёсла сигнальную нить
Если с моста осторожно, слегка
Только взглянуть, так чтоб капля зрачка
Не соскользнула в своё отраженье
Видишь — себя повторяет движенье
Круг на воде продолжает кружить
Может быть рыба? Всё может быть…
Зеркало
1. Где медлит невод и мелеет омут
Полночный карп как зеркало расколот
Червлённый путь надрезав плавником
От берега до берега — вдвоём
Взамен единства — противостоянье
Воды надорванной по мокрому лучу
Воды надломленной на сгибе замерзанья
…Вода двоится, заслонив свечу
Карп неподвижен, берег неподвижен
И дом окном закрывшийся недвижим
И недвижимы слёзы за окном
… Ни рыбака ни облака… Над нами
Заплещет утро и пойдёт кругами —
Тогда воды зеленоватый шар
Встаёт над озером и озеро пустое
Открыто и доступно всем — гляди
Как жизнь пускает к солнцу пузыри
Пузырь растёт и лопается вскоре
…На вымостки поднявшееся море
Засветится окошком изнутри
2. Этих лиственниц медленный темп
Этот долгий, протяжный и зыбкий
Парохода прошедшего день
По серебряной нитке
Или так: на виду, на весу
Перевёрнутый вверх по теченью
…Будто овцы в дремучем лесу —
Этот день, преломляющий хлеб
Сам не ест, чтоб отдать половину
…Не дожили, но жили, мой друг
Так что выточил, вытончил спину
Близкий ветер от машущих рук
Или так: воздух пахнет овчиной
И дожди открывают на стук
3. И медлит невод и мелеет омут
Полночный карп как зеркало расколот
Но присмотрись — и сами потекут
Цвета и звуки, подчиняясь форме
Сосуда лёгкого, что берегом зовут
Что не сумел бы надышаться морем
Иначе длится пресноводный срок
От паводка до паводка — лениво
На выдохе, подхватывая вдох
Распустит жабры по теченью ива
Так и живём, как будто на весу
Как всякий плод стареющего сада
Не овцы, говорящие в лесу
Но овцы, что спустились за ограду
… Но омут, что, как водится — над нами
Червлёнными сыграет плавниками
Разматывая солнце в пустоту…
Картина
Пароходы на трубе играли
На трубе играли пассажиры
Пар ходил, ходили генацвале
Натянув кудрявые мундиры
В этом царстве Пиросманишвили
На руках стоять, в росе по локоть
Ибо краски не умеют сохнуть
Ибо платят те, кто заплатили
— Не продажных женщин эти песни
Густо пьяных женщин эти песни
— Эти песни дышат перед горном
Раздувают перед смертью горы
Пароходы, как матчиш без фальши
Не звучит — звучит овечье пенье
В лад ему над озером скользящий
Профиль птицы с чёрным опереньем
Чья ты птица, на кого похожа?
Кто отец и мать? — всё остальное
Может быть, — скажу, скажу: Быть может…
Миска… суп… Не отведи земное
Рисование в грозу
Широкие мазки дождя здесь у причала
Немного жёлтого песка в тени навеса
Добавить серого, где свет на фоне талом
И ближний лес уже не лес, но образ леса
Так птица строит дом на дне полёта
Выдавливая лишнее пространство
На край воды упали капли пота
И росчерк молнии в углу грозит остаться
Да, это звук — и всё меняется настолько
Насколько безыскусственны сравненья
…Лишь окон отворяемые створки
Напоминают вымытое зренье
* * *
И не плот-перевертыш, а донные срубы
Тот же злой огонёк в телефонные трубы
Выдувает чернильные пятна с отливом —
На одном поводке человечек с налимом
Говорят ни о чём… Но сколь вымысел ясен
Сколько замыслов, что дотянулись до всплеска
По ночному пути всякий шорох напрасен
Если звук — только звук натянувшейся лески
И твоё отраженье, как пугало рыбье
Головою кивает, со всем соглашаясь
Скажут “жажда” — напьёшься до рвотного сгиба
Скажут “друг” — и в тебе не кончается жалость
Скажут — смертных озёр возникающий купол
И не марево вовсе, а свет недалёкий
…Только удочки справим и сбудется утро
А червей накопаем — аукнется окунь…
* * *
Не паводок, чтоб выплеснуть весну
Ещё в запрудах тычет на луну
Вода — и вдруг уходит — входят сети
И прячутся, пока не смотрят дети
Им снится — ладит звонкий поводок
Гусляр Садко, дабы услышать мог
Любой ушастик чавканье чехони
Чехонь внесли и хлопнули в ладони
И вот она вступает в хоровод
Сквозь чешую, выдавливая мёд
И вертит, вертит невод рыбака
Под визг и плач вязального станка
…В такую ночь, в такие расстоянья
Когда с пути сбиваются желанья
* * *
Полночь… Банальнее нет начала
Обыкновеннее нет причала
Лодки наклон и кивок весла
Водят по ниточке баржу с грузом:
Липким углём, раскалённым арбузом
В лодке то лодочник, то вода
Остановиться… Остаться… Жить
Остановиться, остаться, выжить
Берег един, как церковная известь
Не завоеван, неразделим
Снасти опущены… На теченьи
Слышно чехони тугое тренье
Слышно, как движется не спеша
Перебирая тростник губами
То ли утопленник, то ли душа
С длинными как у сома усами
Жили-были
2. Во глубокие берега
Да невысокие речи
Ходит Баба-Яга
На костры человечьи
Ночью быстрой сквозной
Ты её не заметишь
Ставит рядом с тобой
Свои сети да верши
Рыбаки по старинке
Костры зажигают
Рыбаки по старинке
Себя утешают
— Нынче будет улов
Ни чехонь, ни плотвица
Будет сердце белуги
На вымостках биться
Участь примет свою
Заревую белужью
Встанет утренний пар
Над червлёною лужей
…Что же ты, все ли снасти твои на теченьи
Или правишь на дно прямо в ямы сомовьи
Это выбор, поверь, значит, будут сомненья
Неизбежные, ибо ведомы любовью
Вся любовь твоя здесь, вся вина твоя в этой
Уходящей воде в недалёкое счастье
В камышовое сито, да песочное тесто
Из которого лезут ничейные снасти…
В камышах сквозняки заходили локтями
Плавниками раздвинулись чёрные плавни —
Это карпа червлёного скользкие слитки
Это белых кувшинок озёрные сливки
Это щучьих племён отдалённые громы
Это сом забирается в ближние норы
…Ночью быстрой сквозной
Что ни клёв, то обманка
Словно ветер себя уподобил приманке
Так чтоб длинных удилищ короткие взмахи
Рвали надвое мёртвое горло рубахи
И тогда по хребту позвонки раздвигая
Опускалась за шиворот скользкая стая
— Это страхи, как шарики рыбьего жира
Это жереха жар, это холод налима
Это синих лещей отворённые губы
Это дуют сазаны в подводные трубы
…Это берег молочный, кисельные реки…
Это правда о плачущем человеке
Колодец
1. Птицы гортанное слово над городом вышним
Преображается в слово, подобное вещи
Где же ты вещее слово, что сбудется лишним —
…В домике чистом, где вяжутся долгие верши
Словно пятно на стене или белая скатерть
В общем вагоне под утро, когда перед нами
Спляшет вокзал и уже паче гордости плакать
Или стоять на перроне своими словами
…Снасти натянуты так, что проверить наживку
Нет искушения, замысла, умысла, смысла
Что-то поймается, что-то, что скажется рыбкой
Не золотой так серебряной в домике чистом
2. Вот чужеземец растёт на днепровской земле
Будто идёт чужеземец короткой водой
К самому, самому берегу, к здешней судьбе
Как бы текущих славян или как бы домой
…Словно вся жизнь от намоленной первой слезы
Что продолжает расти за щекою холма
Тянутся хворые, тянутся с верхней земли
— Хвори изыдут — останется мука сама —
Так говорит чужеземец, сквозной человек
Поговорит да походит и снова плывёт
Будто бы тайная рыба, берущая след
К тайному лазу, где Девица-щука живёт
Щуку хранят на весу золотые коты
Ждут чужеземца, подняв золотые хвосты
Яства дымятся, куражит на гуслях Садко…
Разве не это так долго придумывал ты
Чтобы проситься назад — далеко, высоко…
Всяк перевёрнут колодец, а ты и забыл
Будто нездешний глядишь далеко, высоко —
Звонница это, и колокол вымыт водой
…Тот, кто ведро обронил, тот ведро обронил
Слушает звон и не смеет вернуться домой
Киев
