Владимир Радзишевский

Русские писатели. 1800 – 1917. Биографический словарь. Т. 5

“Ну что за пестрая семья!”

Русские писатели. 1800—1917: Биографический словарь. — Т. 5. — М.: Большая российская энциклопедия, 2007.

Пятый том Биографического словаря русских писателей, живших в пору литературного расцвета, вышел через восемь лет после четвертого. По человеческим меркам, срок немалый! За эти годы не стало семи членов редакционной коллегии вместе с главным редактором П.А. Николаевым. Ощутимые потери понес и творческий коллектив редакции. Из полутора десятков сотрудников, которые почти четверть века назад под началом сперва М.Н. Хитрова, а затем К.М. Черного с азартом принялись за подготовку этого издания, теперь налицо лишь Л.М. Щемелева и Н.П. Розин; к концу 1-го тома пришел С.М. Александров.

Судя по тиражу, стремительно сужается и круг владельцев словаря. Поначалу их было под сто тысяч, теперь останется не больше пяти тысяч, то есть в двадцать раз меньше. Неполные, разрозненные, а значит, выпавшие в осадок за пятнадцать лет, пока издается словарь, девяносто пять тысяч комплектов — это ведь необратимые потери и среди самих филологов, и особенно среди людей с филологическими интересами. И даже если тираж следующего, шестого тома не упадет катастрофически до численности его авторского актива, то наглядное превращение филологии в науку для немногих избранных лишь слегка приостановится.

Когда словарь затевался, нужно было уберечь его от идеологической конъюнктуры, избавиться от назойливой опеки не только Агитпропа, но и Союза писателей, чьи функционеры пристально следили, чтобы, скажем, Борис Слуцкий не получил больше строчек, чем, допустим, Сергей Михалков. Так появился в заглавии 1917 год как конечный рубеж, казалось бы, надежно отгородивший словарь от советской эпохи. Соответственно пришлось включать в то же заглавие в качестве начального рубежа 1800 год, кроме двух нулей, ничем не примечательный. Однако предпринятая в первом томе честная попытка оборвать биографию Максима Горького, или Анны Ахматовой, или Георгия Адамовича в канун октябрьского переворота, хотя Горький прожил еще полных 18 лет, Ахматова — 47 лет, а Адамович — 54 года, была заведомо несуразной. В следующих томах создатели словаря от этой практики отказались. И не только Николай Гумилев, погибший на четвертом году революции, но и Борис Зайцев, переживший ее на те же 54 года, что и Адамович, не лишился послеоктябрьской биографии, хотя она и сбивается местами на скороговорку.

В итоге вместо обозначенного в заглавии столетия с небольшим пятый том охватывает больше двух столетий. От рождения в 1762 году А.А. Прокоповича-Антонского, будущего ректора Московского университета и директора Благородного пансиона, — до смерти искусствоведа и книговеда А.А. Сидорова в 1978 году и мемуариста и автора книг по медицине А.Н. Рубакина в 1979-м. И если до Прокоповича-Антонского, заставшего еще Ломоносова, Тредиаковского и Сумарокова, дотянуться можно только воображением, то утонченного, мягко уступчивого Сидорова со слуховым аппаратом я нередко видел то в Доме ученых, то в Музее изобразительных искусств.

— Смотри, — говорили мне, — он был профессором Московского университета еще до революции.

Заглянув сейчас в пятый том Биографического словаря, я узнал, что Алексей Алексеевич действительно преподавал в университете с 1916 года, но профессором стал только в 1925 году.

А Александр Николаевич Рубакин, сын знаменитого библиографа и книговеда, “лоцмана книжного моря” Н.А. Рубакина, в сорочке с расстегнутым воротом и кальсонах, вылезающих из-под штанин, ошеломлял тем, что последними словами поносил книги, загромождающие жилье, собирающие пыль и грязь, передающие болезни и вообще укорачивающие жизнь.

Открывается пятый том биографией прозаика и публициста А. Погорелова (Алексея Сергеевича Сигова, 1860—1920), кому прочили превзойти Короленко и Мамина-Сибиряка; его отец из дворовых дослужился до правителя дел Пожевских заводов; младший брат (биография его помещена в этом же томе), публицист, прозаик и статистик Иван Сергеевич Сигов (1862—1942) состоял в кружке народовольцев, был в 1905 году председателем Союза конторских служащих при Петербургском совете, примыкал к эсерам, а в 1927 году удостоился персональной пенсии. А заканчивается пятый том биографиями дяди и племянника Солоницыных — журналиста, беллетриста и переводчика Владимира Андреевича (1804—1844), некоторые сочинения которого ранее приписывались его сослуживцу и другу И.А. Гончарову; воспитателя Аполлона и Валериана Майковых; одного из первых в России переводчиков Чарльза Диккенса; по всей видимости, прототипа Адуева-дяди в “Обыкновенной истории”, и его племянника, поэта и переводчика Владимира Аполлоновича (1820—1865), ценимого близкими друзьями, но приватным признанием и ограничившегося; прототипа младшего Адуева.

Стало быть, в пятом томе представлены целиком авторы на букву “Р” и лишь частично — на буквы “П” и “С”. Тем не менее, здесь четыреста биографий — почти в четыре раза больше, чем в тех же именных рамках в пятом, шестом, седьмом и девятом томах Краткой литературной энциклопедии.

Помимо Пушкина, Якова Полонского, Игоря Северянина, Константина Случевского, Федора Сологуба и других поэтов, без которых не обходятся литературные справочники, помимо многих известных, малоизвестных и забытых просто поэтов, в пятый том включены “автор стихов” Алексей Радаков; “поэты-дилетанты” Петр Праволамский, Аполлон Редкин, Григорий Ржевский и Александр Римский-Корсаков; “поэты-самоучки” Михаил Праскунин, Иван Привалов, Алексей Разоренов, Иван Дмитриевич Родионов, Петр Рябинин, Михаил Савин, Федор Слепушкин и Федор Смуров и даже “литератор-графоман” Александр Пуговишников (или Пуговошников).

Точно так же прозу представляют не только классики жанра Салтыков-Щедрин, Пришвин или Ремизов, беллетристы и просто литераторы, но и “автор документальной прозы” Николай Соколовский, “автор охотничьих рассказов” Федор Свечин, “военный писатель” Иван Скобелев (дед героя Плевны Белого генерала М.Д. Скобелева), “автор книг для матросов” Артемий Ризников, “низовой прозаик” Александр Протопопов, “автор сочинений для народа” Александр Погосский, “автор книг для народного чтения” Елизавета Свешникова, “сибирский просветитель” Петр Словцов, “автор художественных сочинений из жизни дворян первой трети XIX века” Василий Сиповский и многие другие.

А еще здесь собраны драматурги, переводчики, критики, публицисты, филологи, проповедники, журналисты, педагоги, цензоры, краеведы, фольклористы, хозяева литературных салонов, “авторы записок”, “авторы дневников”, “авторы воспоминаний” и просто мемуаристы. И все они, согласно названию словаря, — “русские писатели”.

Строго говоря, многие авторы включены в это сообщество весьма условно, как, например, генерал-майор Н.А. Саблуков, командир эскадрона Конногвардейского полка при Павле I, автор поздних записок о временах своего императора и его убийстве. Оригинал этих воспоминаний, написанный на английском языке, неизвестен. Впервые они напечатаны в одном из лондонских журналов через двадцать лет после смерти автора, когда у публикаторов, что называется, были развязаны руки. По мнению специалистов, вмешательство английского редактора в некоторых местах записок бросается в глаза. Отечественному читателю этот первостепенной важности исторический документ известен только в переводе. Можно ли считать его фактом русской литературы? Разумеется, в биографическом словаре “Русские историки” статья о Саблукове была бы уместнее. Но пока о подобном словаре и речи нет, как нет речи и о всеобщем национальном биографическом словаре. И хорошо, что Саблуков пока причислен к писателям. Иначе подробная биографическая справка о нем, будь она написана, наверняка затерялась бы в недрах малотиражных узкоспециальных изданий, став добычей клана еще более скромного, чем нынешний филологический корпус.

Но, как ни важна для биографического словаря широта в охвате имен, гораздо важнее широта в охвате документальных источников и тщательность в их проработке. И на страницах словаря “Русские писатели” заявлена такая полнота жизнеописаний и такая фактографическая насыщенность и плотность, каких еще не знавали наши историко-литературные словари.

Авторы наиболее значительных статей вполне могли бы превратить их в книги. Кстати, И.З. Сурат и С.Г. Бочаров, написавшие статью о Пушкине, так и поступили: когда прекратилось финансирование словаря, пятый том завис и, казалось, уже не выйдет, они издали книгу “Пушкин. Краткий очерк жизни и творчества” (2002). Готовится к отдельному изданию и статья В.Г. Сукача о Розанове.

Внимательные читатели, конечно, заметят разнобой в дефинициях, когда, к примеру, Александр Слепцов определен как “автор публицистических статей и воспоминаний”, а Петр Полетика уже как “мемуарист и публицист”. Но если принят жанровый принцип определений, то почему Гаврила Политковский, Александр Полторацкий, Гавриил Попов, Сергей Потемкин, Николай Прокопович-Антонский, Алексей Пушкин, Иван Раевич, Елизавета Сентимер, Дмитрий Сигов названы “литераторами-дилетантами”? И как их отличить от “литераторов-самоучек” (Иван Сибиряков, Михаил Сивачев) или от “литератора-любителя” (Яков Ростовцев)?

И, хотя прах писателей переносили с кладбища на кладбище, но историк С.М. Соловьев, его сыновья Владимир и Всеволод и дочь Поликсена по-прежнему похоронены на кладбище Новодевичьего монастыря, как Л.И. Поливанов или Александр Полторацкий, а не на Новодевичьем кладбище, как Александр Серафимович или Пантелеймон Романов. А останки Салтыкова-Щедрина, напротив, от Спасской церкви Волковского православного кладбища, где они до сих пор оставлены в словаре, на самом деле перенесены на Литераторские мостки еще в 1936 году.

Иногда авторы и редакторы не прочь обойти разного рода щекотливые обстоятельства. Сообщить, что Маргарита Сабашникова вышла замуж за Максимилиана Волошина, “поставив условием отсутствие плотских отношений”, еще удается. Но заметить, что Н.Н. Пушкина не только принимала, но и хранила письма от Дантеса или что Л.П. Сабанеев даже в перечислении рыбных блюд ухитряется облаять евреев, духу не хватает.

Воспользовавшись счетной методикой бывших руководителей бывшего Союза писателей, можно определить рейтинг (по версии составителей словаря) тех авторов, чьи биографии вошли в пятый том.

В первой дюжине с большим отрывом всех опережает Пушкин. Ему отведено почти 27 полос. Далее идут: Салтыков-Щедрин (более 13 полос), Василий Розанов (почти 12), Владимир Соловьев (11), Михаил Пришвин (почти 9), Осип Сенковский и Константин Случевский (по 8 с половиной), Николай Полевой и Федор Сологуб (почти по 8), Алексей Ремизов и Владимир Соллогуб (более 7 полос), Юрий Самарин (более 6). Кроме Пушкина и Щедрина, никто бы прежде из этого списка на самый верх не выбился. Достаточно заглянуть в Краткую литературную энциклопедию. А Самарина, публициста, общественного деятеля и литературного критика, одного из идеологов славянофильства, там и вовсе нет.

Чтобы завершить Биографический словарь, понадобятся, очевидно, еще два тома: для писателей от середины буквы “С” до конца алфавита, а также для пропущенных авторов (их набирается более ста) и сквозных указателей.

Дожить бы только до этого праздника.