Эта женщина умела
Факты с выдумкой связать,
А порой довольно смело
Что-то важное сказать.
И сводила, и сходила
Эта женщина с ума,
И всегда руководила
Своим возрастом сама.
* * *
Боже мой, уже будучи в браке
И совсем уже в зрелой поре,
В общежитии жили, в бараке,
В коммуналке и в прочей дыре.
В темноте ослепительной лёжа,
Где топчан осторожно скрипел
И младенец у нашего ложа
Целомудренно соской сопел.
Улица Инны Гофф в Воскресенске
Порой мы сквозь сон различали,
Как, собственно, невдалеке,
Особенно слышный ночами
Гудел пароход на реке.
Под осень краснели рябины,
И столько случится потом…
На улице имени Инны
Мы жили, не зная о том.
Воспоминания о рифмах
Скромных рифм элегантные пары,
Проходя по аллеям стиха,
Даже если бывали и стары,
Привлекали вниманье слегка.
То под ручку порой, то в обнимку,
На свету или даже в тени,
Придавали любому отрывку
Бесподобную прелесть они.
Одного неизменно росточка
И одна у обеих стезя.
Вам кивнут благосклонно — и точка:
Их забыть уже будет нельзя.
Из детства
В проёме зимнего окна
Висел, на сумерки надеясь,
Пиджак из тёмного сукна,
А, может быть, его владелец.
Густели сумерки. Снежок
Стоял недвижно над дворами,
А мне воображенье жёг
Тот силуэт в оконной раме.
Вновь находясь в его плену,
Хотя и в явном отдаленье,
Я взгляд бессчётно поверну
В определённом направленье.
Позже, в гостях
Позже, в гостях, ни с того ни с сего,
На незнакомой орбите,
Женщина вдруг похвалила его:
— Как вы красиво едите! —
Он удивился: — Какого рожна! —
Даже возникла заминка.
— Вилка на фронте была не нужна,
Только лишь ложка да финка…
Но, подтвердив наблюденья свои,
Женщина снова нависла:
— Видно, что вы из хорошей семьи… —
Спорить с ней не было смысла.
Старость
Хотя мы стали старыми, седыми
И многое нам нынче всё равно,
Ровесницы остались молодыми,
Поскольку мы не виделись давно.
Они среди пылающего лета,
Как прежде, продолжают жизнь свою.
Они ещё сейчас танцуют где-то
С ребятами, погибшими в бою.
Табак
Женщины пахли
Парным молоком.
Впрочем, их патлы —
Чужим табаком.
Но ещё хуже,
Если своим.
Лучше уж вчуже
Будет тот дым.
Ночью, с устатка,
И горький табак
Терпится сладко
На милых губах.
* * *
Просыпаться, твёрдо зная,
Что, хотя ещё мила,
Жизнь давно уже иная,
Чем до этого была.
Наши помыслы благие!
Что возьмёшь сегодня с них?
И друзья совсем другие —
Со скамейки запасных.
* * *
Своей внимательностью цепкою
Сурово вооружены,
Мы заняты переоценкою
Среди полночной тишины.
То ль это вдруг характер портится,
Синдром ли старческий возник,
Но происходит пересортица
Событий, женщин или книг.
Самоубийство и дуэль
Самоубийство и дуэль
(что тоже есть самоубийство),
Одну преследовали цель,
Всегда срабатывали быстро.
И снова горькие слова
О сходстве той кончины броской,
Где Пушкин — Лермонтов сперва,
А вслед Есенин — Маяковский.
* * *
Старым стал
И, согласно законам природы,
Сильно сдал
За последние самые годы.
К декабрю
Привести себя нужно в порядок.
Досмотрю
Этот сон, что недавно был сладок.
Умник
Его считали умником
Ещё в былые дни.
Он вообще был уникум —
Достоинства одни.
Его любили девочки,
Не им его учить,
Зато их все проделочки —
Его заполучить,
Их дурости и шалости…
Не верится самим,
Но чуть ли не до старости
Пробегали за ним.
