Ася Гриднева

Владимир Мишук. Разные чувства. Земфира и Ульяна Лопаткина. Выставка фоторабот

Дрожит воздух от грохота соседней строительной площадки. Холодно в пустых белых залах.

— Вы на бал? — вспорхнул навстречу изящный охранник.

— Нет, мы на выставку фестиваля “Мода и стиль в фотографии”, — охранник осунулся.

Где-то в глубине нижних этажей Галереи искусств Церетели царствовали (наверное) художники. Из-под каменных глыб звучала музыка из фильма “Мулен Руж”. Странно было подниматься по широким белым лестницам особняка князя Долгорукова, когда где-то в подвале “бал”, оттуда доносятся звуки жизни и веселья, а ты идешь наверх, как ребенок пробирается на чердак, один, от скуки, потому что со взрослыми ему нечего делать. Дом отца московского генерал-губернатора Владимира Андреевича Долгорукова расцвел на Пречистенке новым белым цветком. Да, ключевой цвет его теперь белый. Фасад весь светится новизной, кажется, вместо запаха свежей краски — заграничный парфюм, с совершенно новыми нотками, которого сто лет назад дом знать не мог. А в остальном… Мистерия: сиятельных особ изгнали, от них осталась одна-единственная лестница, деревянная, старая, которую трудно найти, она ведет на третий этаж, к скрывшейся там выставке. А над лестницей из чистой белизны (ни горельефов, ни канделябров) таращатся выпуклые, нависающие картины. Алиса поняла бы меня, дом на Пречистенке — нора кролика. Тоннель из одного мира в другой. Из века XIX в XXI.

Наверху, на третьем этаже, музыка из подвалов стала глуше, и чем глубже прячешься в фотографические залы — тем спокойнее, тем кристальнее становится тишина. В зале выставки молчание достигло своего апогея.

Четыре стены. 14 фотографий. Все одинакового размера — ростом с меня. Балерина и Певица смотрят друг на друга из разных углов. Или не смотрят. Фотографии расположены таким образом, словно бы Земфира медленно поднимает глаза. Ульяна смотрит с фото сразу, жестко и неотрывно. Ульяна Лопаткина — прима Мариинского театра. Ей, должно быть, положено так смотреть. Земфире, всегда смотрящей со своих альбомов прямо в глаза, Владимир Мишуков дал взгляд вбок, вниз — мягкий, женственный образ. В нем аскетическая точность черт ее лица вместе с изяществом и одиночеством. В предваряющей выставку статье сказано: “Гламур с человеческим лицом”. Мой друг фотограф сказал, что от гламура здесь одно: на фотографии, полностью повторяющей клип Земфиры “ПММЛ” (размытая вода на заднем плане, песок желтыми импрессионистическими пятнами и один шезлонг вместе с Земфирой), руки лишь наполовину в кадре — просто художник не удержался бы от рук, ведь их любишь так же сильно, как глаза. Я подумала в ответ статье и другу: “Человеческое лицо и чуть-чуть гламура”.

А еще в предварительной статье говорилось, что одежда на Земфире и Ульяне от самых известных кутюрье. Это тоже гламур, этого нельзя не заметить. Но гораздо сильнее знаменитые кутюрье и Земфира вместе на трех фотографиях, замостивших одну из стен. Нельзя выбрать лучшую из этой серии. Цвета холодные и острые: трава зеленая, но с какой-то фиолетовой яркостью, густой темный лес за спиной, а порогом между Земфирой, греющей детские руки, наполовину спрятанные в рукава плаща, перед малиновым костром, и нами — желейная синева воды. Цвета этой фотографии — как сцена для актера — зрителю никогда не преодолеть, не попасть в мир художественного произведения. Зато сами фотографии идут в комнату. Белые стены становятся понятными, я им благодарна — они разрешили Земфире немного пожить со своим лесом, и костром, и морем в зале галереи. И зазвучала ее музыка. Очень вовремя — интересно, кто же тогда включил проигрыватель? Ведь мы были там одни.

Что-то гротескное в фото Ульяны напротив. Как будто фото черно-белое, от белого тяжелого платья, распластавшегося на полу. Поза сегуна — балерине все можно! Она поднимает глаза быстро и с крупных планов смотрит на Земфиру в упор.

Забавно, что сняты они для двух разных, равнознаменитых журналов. Земфира для Elle, Ульяна для Vogue. C французского языка слово “vogue” переводится как “известность, популярность, мода”. Elle — это просто “она”.

Должно быть, непросто было с такими женщинами. Мишуков будто говорит: “Смотрите, что за ящик Пандоры”. Женщины — как два изогнутых сосуда. Причудливая форма, внутри — пожар! Зная, как отказывается всегда Земфира от любого интервью, понимаешь, что фотографу она должна была доверять изначально и всерьез.

Мишукова сравнивают с Борисовым-Мусатовым. Что общего? Наверное, экспрессия и одновременная законченность поз, умение передать импрессионистический воздух и свет. Лиричность и усталая расслабленность женских фигур…

Мы вышли на Пречистенку, затем на Волхонку. Хоронили Ельцина. Уходило время.