Александр Агеев

Недород и как с ним бороться

В декабрьской “Иностранке” тиснули вдруг саркастический эссей Леонида Гиршовича “Квадратура круга?” на давно уже утомившую всех тему — падение рождаемости (или, как автор изящно выражается, не щадя привыкших к округлой политкорректности индивидов, — “Позволю себе высказать некоторые соображения о человеческом недороде в просвещенной Европе, к которой отношу и Россию, несмотря на “особенную стать” в графе “особые приметы” и то, что за единицу измерения принят “необщий аршин””.

Нагнетание тревоги на предмет “человеческого недорода” Гиршовичу, как и многим из нас, смертельно надоело, тем более что в дежурных завываниях по этому поводу политического гораздо больше, чем человеческого: “Ныне бьющих в демографический набат европейских политиков пруд пруди. Их скоро можно будет пускать стенка на стенку с теми, кто бьет в экологический набат, благо они из разных политических лагерей”.

Да, красивая была бы битва, даром что те и эти остервенело борются за продолжение жизни на Земле. Одним, правда, хочется, чтобы человеков было побольше, а другим — чтобы побольше было зверей и мест, куда нога человека не ступала (кроме идеологически и технологически чистой ноги эколога).

Две вещи несовместные, понятное дело, — чем больше людей, тем хуже зверям и природе. Человек же, сволочь такая, дышит, ест и пьет, он не медведь, чтобы жить в холодной берлоге, ему нужен теплый дом и теплая одежда. Вот он и потребляет дефицитный кислород, убивает зверей, бурит разнообразные скважины на предмет добычи энергоносителей, словом, ведет себя безобразно. Когда-то Борис Парамонов написал про экологов злобную статью под названием “Зеленый фашизм”. Погорячился, конечно, философ, но пределы, куда устремляется мысль оголтелых защитников природы, обозначил точно: чтобы натуру сохранить, культуру и цивилизацию (то есть человечество) надо уничтожить.

Оголтелые демографы не лучше оголтелых экологов. Хотя и корыстней. И они, вдобавок, провинциалы, в отличие от “зеленых”. Что, разве совокупное население нашей планеты сокращается? Да оно растет темпами, не совместимыми со стандартами достойной жизни! Если из космоса смотреть, так с деторождением на Земле все в полном порядке, и гипотетические небожители могли бы даже сказать землянам: “Вы помедленнее, кони”, а то скоро рис и муку нам придется доставлять вам в качестве гуманитарной помощи откуда-нибудь с Большой Медведицы.

Демографическая проблема — это проблема не человечества, а нескольких (не очень уж многих) наций, вписывающихся в условные понятия “Запада” (или “Севера”), “просвещенной Европы”, “золотого миллиарда” и т.п. Сокращается численность “титульных наций” богатых и сильных государств (и примкнувшей к ним по чисто культурным причинам бедной и слабой России) — вот отчего головная боль у политиков, которые на словах всячески поддерживают глобализацию, а на деле никак не могут расстаться с идеологией национального государства. На поверхности сознания и на языке — мир един и да здравствует свободное перемещение капиталов и рабочей силы, а в подсознании — неистребимое “Франция для французов” или “Россия для русских”. Или вот Гиршович, живущий в Германии, поминает в своем тексте фрау фон дер Ляйен, министра по делам семьи ФРГ, “которая одержима идеей спасения этой самой семьи. Ведь, как известно, немецкая семья гибнет, Германия в опасности: вот-вот разразится демографическая катастрофа”.

Как там насчет декларации прав человека? Там вроде бы про то, что все люди равны, независимо от расы, пола, цвета кожи, вероисповедания и пр.? Но вот поди ж ты — министр просвещенной европейской державы особо горюет о судьбе “немецкой семьи”. А как насчет турецкой или арабской, которые на немецкой земле присутствуют уже в трех поколениях? Ах, с ними все в порядке, и спасать их не надо?

Если сказать грубо и прямо, демографически озабоченные европейские политики (включая российских) доносят до своих слушателей вот какую простую мысль: то, что “белые” (христиане) перестали “плодиться и размножаться”, — очень плохо, но то, что бурно размножаются черные, смуглые, желтые и прочие инородцы и иноверцы, — еще хуже.

Не очень-то, короче говоря, мир един, если “просвещенная Европа” — при всей своей наработанной веками толерантности — все чаще интеллектуально оскаливается, страшась потерять не то расовую идентичность, не то — что куда серьезнее — власть. Метрополия, которую методично колонизируют ее бывшие провинции, — это ж страшный сон европейского политика.

Леонид Гиршович — не политик, страшные сны вышеописанного типа ему не снятся. Он скептик и начинает свой эссей здраво: “Поскольку неразрешимых проблем нет, то все, что не решаемо, по логике вещей перестает быть проблемой. Против рожна не попрешь. Иначе с равным успехом можно биться над проблемой обращения времени вспять с целью изменить ход истории, направив его в русло сослагательного наклонения”.

В смысле, эта ваша демографическая проблема — не проблема. Так природа захотела, так вы сами себе устроили, творя свою историю. Могли бы, дураки, дабы не попасть в нынешнюю ситуацию, где-то остановиться, подумать, чем обернутся для ваших потомков ваши скороспелые решения, — но ведь не остановились, хотелось вперед и вперед по пути прогресса. Конечно, кучу всего полезного изобрели, придумали и построили. Но зачем же женщину человеком признали? Вот с чего все началось, говорит Гиршович, выступающий с благородных позиций обывательского здравого смысла: “Здравый смысл мне говорит: все началось с того, что на одном из церковных соборов на вопрос, считать ли женщину человеком, был дан утвердительный ответ. Этому предшествовали дебаты, мнения отцов церкви разделились, пока не прозвучал следующий неоспоримый аргумент: коль скоро Сын Божий в Евангелиях зовется так же и Сыном Человеческим, то вторая сторона в этом браке, Дева Мария, — человек.

Прошло еще несколько столетий, прежде чем этот вердикт был осмыслен европейцами, а главное — европеянками. В какой-то момент европейская женщина осознала, что она “тоже человек”, то есть тоже чуточку мужчина — в рассуждении культурных и социальных потребностей, которые всегда было принято считать мужскими (творческая самореализация, политическая сфера, физический отдых и т. п.). Знаменитое mot о невозможности быть чуточку беременной легко перефразировать: невозможно чуточку не беременеть — чуточку быть мужчиной, а чуточку оставаться женщиной. Так женщина обрела право — не юридическое, но, что гораздо важней, нравственное — ограничивать свою природу в части деторождения. Говоря по-народному, предохраняться”.

Культура (или ее производное — цивилизация) в очередной раз победила натуру, и это была победа в ряду тех, что обычно записывают в актив человечеству — изобретение колеса, пороха, бумаги, всеобщего равного и тайного голосования. Ежели женщина — тоже человек, так она потенциально свободна, а свобода — штука для индивидуального употребления: хочу — рожаю, хочу — математикой занимаюсь или в космос лечу.

Так вот оно и случилось с “европеянками”: “Становясь профессионально и материально вровень с мужчиной, женщина приобретает мужские фобии в том, что касается семейной жизни. “Никогда, никогда не женись, мой друг, — вот тебе мой совет”, — говорит князь Андрей Пьеру. Это же могла бы сказать современная княжна Марья Наташе. Современная женщина по утрам, потягиваясь, думает: “Какое счастье, я одна!”.

И такую современную женщину наши политики приглашают рожать, рожать и рожать? Да зачем им эти заботы? Вот разве что Сталин, озаботившись после опустошительной войны демографической проблемой, придумал что-то вроде ноу-хау: “После войны считать мы стали наши раны, товарищей считать” — и поняли, что их катастрофически не хватает. Процитирую одну книжку: “...Надо было поднять рождаемость, для чего лучшее средство — одна общая на всех власяница, под которой жилось вповалку. Такие пройдохи, какие тогда сидели в Кремле, в совершенстве владели техникой психологического парадокса; вспомним хотя бы, как вместе с запретом абортов и отменой алиментов было введено раздельное обучение”.

Раздельное обучение и общая на всех власяница — допустим, это сказано ради красного словца, но запрещение абортов при отмене алиментов не могло не принести плоды, выражаясь фигурально. Когда мужику нечего бояться, он ее брюхатит, когда бабе негде сделать аборт, она рожает.

Интересно, хватило бы сегодня духу повторить сталинский опыт — в стране, где женщины сбились со счета, сколько абортов они сделали, включая подруг и жен тех, кто решился бы этот опыт произвести? Преуспел ли в свое время лучший друг акушеров? Поскольку счет погибшим ведется с точностью беспрецедентной: плюс-минус десять миллионов, то, надо думать, и со статистикой рождаемости дела обстоят примерно так же. Здравый смысл подсказывает, что Сталин преуспел, при условии если ему нужна была пехота. Но если, подымая рождаемость титульной нации (как теперь выражаются), он собирался доказать, что русская земля еще способна рождать своих невтонов, — тогда, конечно, навряд ли.

Да нет, конечно, сталинский опыт никто повторить не решится — у нынешних вождей европейских наций кишка тонка, чтобы так откровенно насиловать историю. Между булатом и златом они давно уже сделали выбор: раз нужное количество детей нельзя произвести по приказу или с применением насилия, значит, попробуем их купить. Тут начинается неравенство — одни государства побогаче, другие победнее, но, честно говоря, купить демографический рост не удалось еще ни богатым, ни бедным.

Ох, нехорошо, непочтительно пишет Гиршович о нашем президенте, который крайне озабочен демографией и делает все, что в его силах: “По сравнению с тем, что фрау фон дер Ляйен готова не пожалеть для возрождения немецкой плодовитости, сказанное Президентом Российской Федерации звучит как “Официант, ириску!”. Только кто относится всерьез к словам немецкой госслужащей в ранге министра, на собственном примере пытающейся доказать, что можно быть дельным человеком и при этом матерью-героиней: произвела на свет семерых козлят. Ее щедрость государству не по карману.

В отличие от нее Президенту России официант, предположим, принесет ириску. Ну и что? Подпитка казенными благами в размере ириски, как и в любом ином размере, не будет стимулировать чадородие, главный враг которому — переизбыток благ. От хорошей жизни не воюют и от хорошей жизни не рожают детей. Правда, хорошая жизнь России не грозит. Тем досаднее расплачиваться наравне с просвещенными народами за те преимущества, коими сам не обладаешь”.

Это что ж — про “материнский капитал”, который теперь по закону положен каждой женщине, родившей второго ребенка? Сурово. Но ведь и правда — “ириска”. И вот еще в чем дело: Россия — страна полиэтническая, и, скажем, в недавно еще мятежной Чечне рождаемость — самая высокая по стране. Да и вообще у наших российских мусульман с рождаемостью все в порядке. А ведь скорбят-то наши политики о сокращении “титульной нации”, вот незадача.

Так что же делать? Есть один выход, только вряд ли он всем понравится: “Можно, конечно, озлиться и перестать быть просвещенным народом. Теоретически это действенней ириски — уйти в глухой православный шариат, благо церковь, мечеть, синагога и иже с ними не признают компромиссов в вопросах деторождения. Но тогда как минимум пришлось бы отказаться от празднования Восьмого марта и встречи Нового года, а на такие жертвы народ не пойдет: он стольким уже пожертвовал... Пришлось бы вдобавок учреждать Святейшую Инквизицию, на манер той, что недавно отменили”.

Словом, радикально изменить демографическую ситуацию — это примерно то же, что изменить ход истории. Заставить больше рожать нельзя никакими “ирисками”, заклинаниями и деньгами. Но можно сделать так, чтобы умирали поменьше, вот тут и впрямь деньги не лишние…

Александр Агеев