Нина Горланова

Мужчины в моей жизни

От автора | Я записываю сны. Бывают и вещие. Например, на 19 августа 1991 года мне приснилось, что путевку — БЕСПЛАТНУЮ! — на курорт дали агенты КГБ. А у меня на руках — и наяву! — была такая путевка. Я мужу говорю: не поеду! А он: брось, это всем снится, спокойно поезжай. И вот в 8 утра в автобусе я слышу про ГКЧП. Сон меня предупреждал! Потом я провела частное расследование — подтвердилось, что хотели меня (вместе с некоторыми другими, кто был активен, митинговал) удалить из города на первое время…

Иногда приснится готовый рассказ — фантастический. Иногда — картина, которую я потом обязательно пишу. Часто в снах за мной гонятся бандиты, хотят убить…

Но удивляют только те сны, в которых мне объясняются в любви известные политики, критики и другие вип-персоны. Наяву я о них совершенно не мечтаю, конечно. Самое странное, что моим дочерям тоже снятся такие сны. Слава говорит:

— Все вы недовольны своими мужьями, хочется, чтоб муж был значительнее.

— Это неправда! Я довольна!!!

Муж ушел на дежурство, а Ельцин тут как тут! Улыбается детской улыбкой, в кепке — для маскировки, наверное. Охрана под окнами в кустах, видимо. Перекликаются: ку-ку.

Первая мысль: это какая-то ошибка! И так моя жизнь полна горестей, только любви президента мне не хватало! Что теперь обо мне скажут! Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь... Ну почему, почему? Всего-то раз наши пути пересеклись: в Свердловске, в восьмидесятом. В “Урале” шла моя повесть “Филологический амур”, и новый главный редактор конфиденциально шепнул мне: благодаря Ельцину ваша проза пошла в журнал — он пропустил! А старый первый секретарь обкома никогда бы...

Нет, нет, причина вот где: сын мой повесил красно-фиолетовую фотографию из зарубежного журнала; там Борис Николаевич целует голоплечую учительницу — при вручении награды. Сын повесил, так как видно, что пальцы у президента оторваны (наши так не снимают). Мол, вот Ельцин в юности тоже взрывал, а вы мне жизни не даете... Давно висит эта фотография — магнит такой. Все снять некогда — сама виновата!

— Нина Викторовна, одевайтесь — едем за город!

Делать нечего, одеваюсь. Привозят в избушку на курьих ножках, которая сама обмахивается огромным веером из перьев. Я думала: новинка ВПК, но оказалось, что ветряк. Такая конструкция: ветер дует, веер ходит из стороны в сторону. Народный умелец сделал. Умелец-то молодец, а мне что прикажете делать? И вдруг решила: прочту свое хокку последнее:

Борис Николаевич делает от гнева глаза больше рта. Меня увозят.

Муж ушел на дежурство, возмущаясь, что дочери начали смотреть “Санта-Барбару”: мол, заставка пошлая — в виде полового члена, причем внутри его движение вглубь — во всем этом есть что-то вагинальное... Не прошло и минуты, звонок в дверь — на пороге стоит Круз Кастильо. Первая мысль: я сошла с ума. Уж лучше посох и сума... Герой из телефильма пожаловал!

— Вы меня забыли? Я Курицын. Мы встречались на конференции...

Конечно, встречались, еще муж меня приревновал к Курицыну. Хорошо, что мужа нет, плохо, что у нас разбросано все (я работаю: использованные записи на пол кидаю).

— Мне бы вот надо меньше статей Курицына читать, а больше в доме прибирать, — говорю. — Ну, проходите.

Шурша листами, гость проходит. Когда два человека разговаривают, истина приближается то к одному из них, то к другому.

— Нина Викторовна, как вы относитесь к постмодернизму? Я хочу написать о ваших рассказах. Лучший из них начинается так: “Жили-были два Грушницких, но каждый про себя думал, что он-то, конечно, Печорин”.

Истина приблизилась к Курицыну. Я ответила:

— Флоренский прав: искусство имеет особую природу...

— Знаковую, — перебил Курицын.

— ...сквозь которую просвечивает Другая реальность, Высшая. — Вдруг истина так резко приблизилась ко мне, и я поняла, как завершить: — Когда я использую жизнь... А постмодернисты делают материалом искусства искусство же... дырочки таким образом перекрываются.

— И сквозь них просвечивает Высшая реальность! — Курицын делает глаза больше рта и уходит, шурша листьями записей на полу.

Муж ушел на дежурство, а нам вдруг дают огромную квартиру — срочно перевозят. Городское начальство суетится! Грузчики вносят в новую квартиру антикварную мебель из запасников музея. Красное дерево в плесени, номера инвентарные там и тут. Мы с девочками начинаем оттирать плесень, и вдруг сын с друзьями еще вносят черную офисную мебель для моего кабинета. Я сразу: “Антон, не знаешь в чем дело? Почему все это закрутилось вокруг?”

— Ма, ну, ты — как всегда — все узнаешь последней! Ведь Солженицын дал телеграмму из Сибири, что по пути — в Перми — навестит тебя! Он прочел в “Детях стронция” твой рассказ про него — “Значок С.”.

И сразу входит Александр Исаевич, крестится на иконы в углу. Достает из кармана ноутбук, и там на экране — будущая жизнь Перми. Все построено на романах Гончарова — вместо истории КПСС их в школе дают. Чтоб все патриархально. Уже вижу: в дворянском собрании Пирожников выступает, “Обрыв” цитирует, говорит, что мы — соль земли...

— Он же против моих рассказов всегда был, считал их непроходимыми, а теперь в гончаровщину ударился. Как мне все это не нравится!

Солженицын делает глаза больше рта и в гневе удаляется.

Я сорвала паутину и приложила к ране Ковалева: мол, еще древние греки прикладывали ее к ранам, чтобы остановить кровотечение. Но сначала муж ушел на дежурство. А я пошла на заседание “Мемориала” — послушать приехавшего Ковалева. Вошла — он говорит. Но его не слышно. Я ближе к трибуне — не слышно. И сразу чувство вины меня охватило: наш народ так груб, шумят, не дают сказать человеку. Потом все поехали на берег Камы — ужин с ухой и прочее. Я, конечно, посуду мою на берегу. Сергей Адамыч подходит: “Что-то сердце защемило — подышу тут”. И вдруг начинает падать прямо в воду! Виском о сук дерева. Я вскочила и держу его в объятиях! Пусть что угодно думают... “Спасибо”. И тогда я паутину сорвала, чтоб к ране... Говорю при этом: “Мне так понравилось, когда перед выборами вы в “Московских новостях” написали высокомерно: “Мы народу ничего не обещаем!”. Ничего не можете сделать для него — так зачем к власти рветесь?.. Вот и победил Жириновский...”.

Ковалев делает глаза больше рта и убегает к костру.

А мне что делать? От нечего делать просыпаюсь. Муж ерничает:

— Опять Гайдар снился? А ты про стипендию сына ему? — и муж запел:

— Нет, — говорю, — Гайдар в прошлый раз, а сегодня... Да что говорить! Почему наяву я о мужчинах вообще не думаю, а они во сне меня все любят? И старше меня — хотя бы в смысле социальном, Курицын ведь критик, то есть тоже как бы начальство...

— Невытесненный образ отца, он же у тебя всегда строгий был.

— Вот именно — всегда. А сны снятся сейчас. Может, мне любви властей не хватает, любви критики? Но тогда почему покойный Капица-то приснился?

— А, начиталась. В “Природе” целый номер ему был посвящен.

— Да мало ли про кого я начиталась, а приснился один... Высшая реальность прольет свет, а?