Андрей Урицкий

Сергей Жадан. Депеш мод

Не приходя в сознание

Рецензию на роман украинского писателя Сергея Жадана “Депеш мод” приходится начинать с малоприятного утверждения: случился скандал. То есть скандала как раз, кажется, не случилось, но ситуация совершенно неприлична. Дело в том, что выпустившее роман издательство “Амфора” “забыло” указать и имя переводчика, и вообще утаило от публики, что роман переведен с украинского. За этой “забывчивостью” скрывается дешевый и пошлый коммерческий расчет. Вот и аннотация к роману выглядит так: “Беспощадная трепанация черепа поколения “Депеш мод”, с любовью и ненавистью проведенная возмутителем спокойствия Сергеем Жаданом, лицом и голосом новой прозы” — здесь должно быть написано “украинской новой прозы”, ан нет, и очевидно, что издатель схитрил, не поверил, что украинскую книгу купят, пошел на мелкое мошенничество. Впору обижаться и переводчице Анне Бражкиной, проделавшей серьезную, значительную работу, и самому Жадану, и обманутым читателям. Впрочем, последние не внакладе — прочтя книгу, они, не сомневаюсь, в любом случае получат удовольствие.

Надо сказать, что противная хитрость “Амфоры” некоторым образом связана с характером прозы Жадана, поскольку нет в ней ничего специфически “украинского”, никаких расшитых рубашек, никаких галушек, беленых хат и национальных комплексов. Это проза большого денационализированного города, проза железных дорог, стройплощадок, заводских коробок, проза железобетона, проза грязных пригородов и прямых проспектов. Жадан описывает родной ему Харьков, но легко представить на месте Харькова Екатеринбург или Новосибирск. Думается, жизнь в 1993 году в этих городах мало чем отличалась для девятнадцатилетних раздолбаев, вечно молодых, вечно пьяных, вечно похожих на героев Жадана. Что они видели вокруг? Умирающие заводы, ларьки, торгующие паленой водкой, драки футбольных фанатов, милицейские дубинки, бандитские разборки… рождение новых государств, больше похожее на травматический выкидыш. С конца 90-х в отечественной литературе стали появляться сочинения вчерашних подростков, предъявляющих счет миру, подростков, потерявшихся в этом меняющемся, сложном, пугающем мире. Молодые литераторы отличаются уровнем способностей, но у них у всех одинаково прищуренный злой взгляд — каждый смотрит на нас сквозь бойницу индивидуального дота. Эти мотивы не чужды Жадану, но Жадан пишет десять лет спустя, он уже пережил свои девятнадцать. “Депеш мод” читается как трезвое похмельное воспоминание о юношеском бесконечном запое.

Роман Сергея Жадана — это описание нескольких летних дней 93-го, прожитых компанией то ли студентов, то ли просто тунеядцев. Прожитых словно в полуобмороке, в пьяном бреду. И здесь бредят не только герои, бредит сама реальность, и, соответственно, текст то и дело превращается в литературу абсурда, прошитую сюрреалистической образностью. Сами персонажи как будто ворвались в мир из тяжелого сна; вот они шествуют, обладатели нелепых кличек, уроды, придурки, фрики (как сейчас пишут в газетных статьях): еврей-антисемит Собака Павлов, неудачливый коммерсант Вася Коммунист, мечтающий продать ящик водки, чтобы купить два ящика и выпить от души, Моряк, ночующий в ду??ше, Саша Карбюратор, толстый гомосексуалист Какао… Несчастные, глупые, по-своему честные, вороватые, знающие лишь день сегодняшний. Равнодушные к себе самим, апатичные, твердо помнящие, что ничего хорошего нет и не будет, они живут как под властью бесконечного и тягучего морока. Новые дети новых страшных дней России — пишу “России” не потому, что плохо отношусь к украинской нэзалежности, а поскольку, как уже говорилось, не вижу разницы между Харьковом Жадана и любым крупным российским городом. В романе есть запоминающийся образ — рыба, выеденная изнутри пчелами: “рыба изнутри прямо выжрана этими хищниками, их там целый рой <…> какая гадость, думаю я, мертвая рыба, мертвая цыганская рыба, выжранная изнутри”. Это, по сути, — символ современного мегаполиса, и это страшный символ современного человека, форма, лишенная содержания, пустота, пугающая пустота. И, учитывая связь этого образа с христианской символикой, отметим, что, кроме прочего, речь здесь идет об обезбоженном мире.

Не обязательно соглашаться с Сергеем Жаданом и разделять его мрачный взгляд на человека и окружающую действительность, не обязательно повторять за ним, что над нами в темных небесах есть наш дежурный сатана, единственный, в кого можно верить, — но надо вслед за автором ощутить тупую, саднящую боль безнадежности и богооставленности: “я лично куда больше нуждался в чьем-то ином присутствии, лично мне важнее было бы чувствовать, что рядом со мной, в воздухе вокруг меня находится не только этот сучий сатана, а кто-то более расположенный ко мне”. Но все эти итоговые слова сказаны в конце книги, а в основном повествование состоит из сумасшедших сценок, идиотических диалогов, часто уморительно смешных, и юмор просветляет роман, приоткрывает в темных небесах окошки и проемы. Если же говорить о чисто литературных источниках текста, то достаточно вспомнить эпизод, в котором герой-рассказчик уснул в электричке и увидел во сне ангелов, и все становится ясно. Сергей Жадан — верный последователь Венедикта Ерофеева, и сочетать иронию с гротеском, лирическую исповедальность с сарказмом, юмор с экзистенциальным ужасом он научился у автора великой поэмы “Москва — Петушки”. С какой стороны ни посмотри, “Депеш мод” оказывается вписанным в российский контекст, и хотя бы потому отечественный читатель не может не найти в этом романе для себя чего-то близкого, родного, и это в очередной раз доказывает близость России и Украины — поверх всех границ.

Андрей Урицкий