Ревекка Фрумкина

Егор Гайдар. Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории

Признаюсь, что книга Гайдара попалась мне случайно. Но, открыв этот толстый том где-то на середине, я уже не могла оторваться. Хотя фактам, относящимся к положению дел в сегодняшней России, в книге уделено немало места, куда важнее развернутый анализ более общего контекста, в который эти факты необходимо поместить, чтобы хоть как-то приблизиться к их пониманию. А контекст этот вовсе не ограничивается ни историей России за последние 200 лет, ни даже историей Европы за тот же период. Оказывается, чтобы действительно осмыслить то, что у нас, казалось бы, перед глазами, надо знать, во-первых, некоторые общие законы экономической истории, во-вторых, экономическую историю своей страны как процесс постоянных “выборов” тех или иных развилок на пути ее развития и взаимодействия с другими народами и государствами.

В-третьих… — впрочем, книгу эту не перескажешь. Лучше всего ее не читать, а штудировать с карандашом в руке, пусть даже кое-что пропуская. Замечу, что мало кто из неспециалистов имеет обыкновение читать книги по экономической истории. Весьма популярны собственно исторические сочинения — от Моммзена до Хейзинги и Гуревича; читают и книги по истории Великой Отечественной войны (именно научные сочинения, не мемуары). Но какое значение для эволюции человечества имело изобретение хомута и стремени, почему ислам так позитивно относится к торговле, какую роль в экономике России сыграла удаленность от морских путей, в чем именно в свое время был прав Маркс — это, как кажется, мало кого волнует.

Неготовность задавать себе вопросы и склонность не к поиску ответов, а к актуализации очередного клише вносит свой вклад в агрессивное невежество, без которого едва ли был бы возможен столь распространенный у нас социальный негативизм. Его наименее болезненным проявлением является позиция “кругом враги” — своего рода антисолидарность, когда “свои” — это в лучшем случае семья. А далее на шкале “социальной неприязни” располагаются разные степени активного негативизма — среди прочего, априорное неприятие всех, кто “выше” по положению и властным полномочиям, от ГАИ до правительства, и далее “по списку”. С этой точки зрения Егор Гайдар, несомненно, фигура трагическая. Не уйди он из политики, куда, прямо скажем, он вовсе не рвался, — его бы ненавидели, как сегодня ненавидят Чубайса… Однако вернемся к книге.

По жанру она ближе всего к учебнику — огромен охват материала, учтена литература самого разного толка, изложение требует минимального уровня предварительных познаний. Таблицы и графики достаточно красноречивы, но тот, кто испытывает к этой форме подачи материала непреодолимое отвращение, может заглянуть лишь в самые существенные. Пишет Гайдар ясно и без затей, много и уместно цитирует по подлинникам или англоязычным переводам, так что книге не помешал бы именной указатель. Такой вот учебник для всех нас — граждан страны, переживающей постсоциалистический переход.

Последовательность изложения на первый взгляд могла бы показаться несколько странной, поскольку автор весь первый раздел посвящает процессу, который называется “современный экономический рост”. Этот термин закрепился благодаря знаменитому экономисту и статистику С. Кузнецу: имеются в виду радикальные перемены, начавшиеся в самых развитых странах Европы приблизительно в конце XVIII — начале XIX века и постепенно охватившие все более расширяющийся круг государств.

Во втором разделе — “Аграрные общества и капитализм” — автор как бы возвращается вспять, поскольку начинает анализ с так называемой неолитической революции. Неолитическая революция — это растянувшийся на тысячелетия процесс, который превратил охотников и собирателей в сложно структурированное иерархическое общество оседлых земледельцев, где постепенно возникло четкое разделение на управляющих и управляемых, на знать и крестьянство. Кратко описаны существовавшие на окраинах аграрного мира, но в тесном контакте с ним горские и кочевые цивилизации.

Небольшая по объему глава посвящена античности, далее следует раздел, посвященный капитализму и подъему Европы. Так конструируется фон, на который в дальнейшем будет проецироваться экономическая история России.

Раздел 3 так и называется — “Траектория развития России”. Здесь перед автором стояла сложная задача — уместить на 150 страницах описание этой траектории от истоков до наших дней. Наиболее любопытным в рассказе Гайдара о цене социалистической индустриализации мне показались не столько факты, сколько обрисованная автором экономическая подоплека политики партии большевиков. В сущности, политика эта характеризовалась постоянными судорожными попытками заставить экономику функционировать путем нажатия одной кнопки, допуск к которой имел один человек — вождь и учитель. Но ведь даже если эта “кнопка” — курок, то до изобретения автоматического оружия и тем более атомной бомбы “ликвидировать” таким способом можно лишь одного человека — одного “кулака”, но не кулачество как класс, одного “врага народа” — но не всех мыслящих сограждан. Поэтому без идеологии, превратившей массы в послушное орудие партии, без ГУЛАГа, реанимировавшего самое жестокое рабство, без истребления цвета нации, а заодно ликвидации всех унаследованных от предреволюционной России институтов, будь то банки или земства, фактор “одной кнопки” не сработал бы.

Великая держава СССР возвела свое величие на костях своих обитателей, которых и гражданами-то не назовешь, поскольку граждане имеют права и обязанности, а статус обитателей СССР в среднем был куда ближе к статусу бессловесных рабов. Рабы были, как известно, временно названы “братьями и сестрами”, но все в целом начало меняться лишь со смертью тирана, притом, что?? и как в разные периоды на самом деле происходило с экономикой, мы стали узнавать совсем недавно.

Кто, например, знает, что между 1970—1980 годами 15 млн. горожан регулярно насильственно направлялись властями в село, чтобы убрать урожай? Зато Советский Союз производил зерноуборочных комбайнов в 16 раз (!) больше, чем США. Что делали эти комбайны, непонятно, потому что к 1985 году СССР импортировал 45,6 млн. тонн зерна. Долгосрочный кризис сельского хозяйства, который, кстати, не удается преодолеть и по сей день, — принципиальная черта “развитого социализма”. Зато вплоть до прихода Гайдара в правительство мы делали больше танков, чем весь остальной мир. Пристального чтения заслуживают статистические данные, приводимые в параграфе “Крах социалистической экономики”. Эти и другие данные позволяют осознать, что оставшиеся без работы в 90-х рабочие таких предприятий как ЗИЛ, Ростсельмаш, да и жители целых городов, десятилетиями кормившихся от “оборонки”, — не жертвы “правительства реформаторов”, а жертвы последствий грандиозного социалистического эксперимента.

Рассказ о траектории развития России завершается главой “Постсоциалистический кризис и восстановительный рост”, принципиально важной для книги в целом. Хотя изложение носит максимально отстраненный характер, автор не мог не отметить, что в этой главе речь идет о событиях и решениях, в которых ему нередко принадлежала центральная роль и за которые он готов нести ответственность.

Кризис последнего десятилетия ХХ века в России возник не в результате демократических реформ. Реформы пришлось проводить из-за кризиса, поставившего под угрозу страну. Надо было обладать незаурядным мужеством, чтобы решиться на либерализацию цен, на создание — по существу, почти с нуля — частной собственности как социального института, а, кстати говоря, и прочих “нормальных” институтов, необходимых для функционирования современного социума. Это нельзя сделать не только в одночасье, но и за несколько лет. И еще более долгое время нужно для того, чтобы в стране появилось полноценное гражданское сознание, действующее, кстати сказать, либо на всех уровнях, либо не действующее вовсе.

Пока устраивают мордобой, чтобы поквитаться с соседом или с кредитором, а то и нанимают киллера, вместо того чтобы обратиться в суд, пока взятка рассматривается как лучший способ решения любых проблем, а чиновник, олицетворяющий государство, воспринимается (не без основания) как наипервейший и злейший враг, во всем будет виноват Чубайс (или Гайдар).

Общепринятые во всем мире неписаные нормы взаимоотношений экономических агентов и шире — делового поведения, рефлексия по поводу собственной деловой этики — все это не может возникнуть даже за полтора десятилетия. А ведь еще живы — и действуют — навыки старой хозяйственной номенклатуры. Более того, эти навыки реанимируются путем свертывания многих свобод, что мы и наблюдаем в последнее время в процессе выстраивания так называемой вертикали власти. Сегодня это — назначенный губернатор, а завтра? Собрание партактива?

Гайдар достаточно детально разворачивает перспективу, которую несет России режим “управляемой” демократии. В “управляемых” демократиях ведущую роль могут играть разные группы элиты — военная верхушка, финансовые магнаты, владельцы крупнейших промышленных холдингов. Но любые такие группы всегда преследуют собственные интересы, поскольку при режиме “управляемой демократии” они не зависят от избирателей. Этим проблемам Гайдар посвятил весьма красноречивую главу 15 “Об устойчивости и гибкости политических систем”, которая завершает последний, четвертый раздел книги — “Ключевые проблемы постиндустриального мира”. Пафос этого раздела в том, чтобы показать, в какой мере многие из самых сложных проблем, стоящих перед сегодняшней Россией, являются общими не только для других стран постсоциалистического перехода, но и для большинства высокоразвитых стран постиндустриального мира.

Динамика численности населения и демографический кризис, миграция, кризис систем социальной защиты, изменения в системах образования и здравоохранения, новые принципы комплектования вооруженных сил — это насущные проблемы, которые мы делим с остальным цивилизованным миром.

На презентации книги “Долгое время” Гайдар в очередной раз подчеркнул, что страны-лидеры показывают нам не картину нашего будущего, но те проблемы, с которыми нам придется столкнуться. Он упомянул концепцию крупнейшего экономиста А. Гершенкрона, некогда писавшего о преимуществе отсталости. Имелись в виду технологические преимущества, связанные с возможностью для менее развитых стран заимствовать технологические инновации, уже созданные в более развитых, и на этой основе обеспечивать более высокие темпы роста, чем у стран-лидеров. Но есть иное преимущество отсталости, связанное не с технологическими, а с институциональными инновациями.

В заключение процитирую несколько фраз из этого выступления Гайдара: “Когда мы выходили из постсоциалистического кризиса (из которого по сей день не вышли окончательно), была иллюзия, что мы вступаем в стабильный мир. Но мы не возвращаемся в стабильный мир. Мы входим в мир другого, более масштабного переходного периода, который называется, с подачи Саймона Кузнеца, современным экономическим ростом. Этот мир динамичный и плохо понятный исследователям. Он продолжает изменяться”. (www.gaidar.org /vremya/htm)