Ксения Александрова

О выставке Леонида Рабичева

“Вечности заложник у времени в плену”

Эта, казалось бы, камерная экспозиция заключает в себе целую историю — судьбу — не только самого художника, но и нашей страны, в разных ее ипостасях, в разных временных и социальных измерениях. Леонид Рабичев — человек, одаренный самым, наверное, ценным талантом — талантом жить; этот дар он пронес через все перипетии своего пути, и, кажется, именно этот талант помог ему пройти эти испытания достойно. Любовь к жизни, творческая энергия, преображенная во вдохновение, необыкновенная жажда познать и пережить все, проникнуть и проникнуться — эти черты характера Леонида Николаевича нашли свое плодотворное выражение в его живописных, графических произведениях, в промышленной графике, в его стихотворениях, прозе и мемуарах. Читатели журнала “Знамя” (2005, № 2) уже знакомы с его воспоминаниями о Великой Отечественной войне, в которой он участвовал, — с одной стороны, проникновенными, а с другой — не сентиментальными, а подлинно благородными и сдержанными. Такими словами можно, наверное, охарактеризовать не только литературное, но и живописное, графическое творчество Рабичева. Художник постоянно изображает жизнь, живую и динамичную, в ее повседневных, — больше, чем праздничных (повседневность ближе и характернее), — проявлениях, и воспоминания о прошлом у него обретают какую-то особую жизненно-творческую актуальность, они оживают с силой настоящего — настоящего во всех смыслах этого слова. Рабичев — историк по своему творческому складу, и эта черта проявляется не только непосредственно в воспоминаниях, в прозе, но и в стихах, в визуальных художественных образах. Все его произведения, вне зависимости от техники и жанра, объединены какой-то сущностной правдивостью, корневой, я бы сказала, эпической силой в необычном сочетании с сердечной глубиной и искренностью. Художник каждый раз, и особенно это ощущается на его выставках, “распахивает душу навстречу своей судьбе”, и каждый день его жизни посвящен творчеству, а каждая картина, каждое стихотворение — каждому дню жизни. Поэтому, блуждая по камерным залам редакции, зритель неминуемо встречается с автором лицом к лицу, через его картины, сам проникается и изумляется удивительному разнообразию путей его жизни, творческому и душевному богатству.

Его пейзажи (например, “Старая Ладога”) рассказывают о многочисленных путешествиях, это диалоги с разными городами, с исконностью и силой земли и того народа, который на ней живет и умирает. Удивительные лица этих простых людей, малознакомые нам, предстают на графических портретах. Художник не внедряется во внутренний мир моделей, а скорее с почтением и деликатностью раскрывает образ каждого отдельного героя только в той мере, в которой сам этот герой позволяет проникнуть в его индивидуальность (вспомним портрет “Сельский механизатор”). Портреты художников, друзей, конечно, построены по иному принципу, здесь меньше дистанция и всегда чувствуется близость интересов, занятий, идей, иногда и судеб.

Всегда удивительны цветы у Леонида Николаевича. Он часто пишет букеты, и каждый букет имеет свое лицо, свой характер, тоже свою историю. При этом их вполне можно объединить в серии, не только по жанровому и композиционному принципу, но и по стилистике, колористическим поискам. Иногда мы встречаемся с более сложными композициями — немного таинственные, можно сказать, символические триптихи, такие как: “Букет с опавшими листьями”, “Букет с рюмкой” и “Букет с репродукцией” 2004 года. В этом триптихе, равно как и в натюрморте “Леонардо да Винчи”, явно прослеживается апелляция к ренессансной культуре, но при этом вполне сохраняется своеобразие стиля Рабичева, его индивидуальная манера. Особенно интересно она выражается и развивается в графических произведениях художника, выполненных не только в технике сангины, но и в карандашных, угольных рисунках в блокнотах, в многочисленных работах промграфики. На материале блокнотных зарисовок Леонида Николаевича, которые он делал в течение всей своей жизни, можно проследить не только развитие его художественной манеры и его стиля в сторону геометричного лаконизма, но и просмотреть, как длинный фильм, саму его жизнь. И кадр за кадром будет выстраиваться судьба человека, поистине “героя нашего времени”. Рассматривая произведения разных лет, конечно, стилистически разнообразные, но и объединенные сильной индивидуальностью автора, его неизменно аналитическим и жизнеутверждающим почерком, понимаешь, что, при очевидных обращениях к тем или иным традициям и мастерам прошлого, он никогда не теряет своего лица. Рабичев сохраняет остроту взгляда, и то неповторимое сочетание немного жесткой графичности, которая иногда переходит в чеканность, с пластическим богатством фактуры и цвета, которые как будто наполняют контуры и линии, гармонично и цельно, как вода до краев наполняет сосуд.

Итак, познакомившись с военными воспоминаниями, с живописью, графикой Леонида Николаевича Рабичева, с его длинной и необычайно интересной историей жизни, можем сделать вывод, что это подлинный художник. Художник, с юности постигающий мировое искусство, различные его периоды, разнообразные техники и жанры, поэт, преображающий действительность, прозаик, окрашивающий прошлое в живые и яркие цвета настоящего, человек, не только проживший, но переживший все прожитое всей душой, ничего и никого не забывающий… и воплотивший это в “творчестве — как в чудотворстве”.