Гриша Брускин

Из книги «Подробности письмом»

Об авторе | Гриша Брускин — известный художник и литератор, постоянный автор “Знамени”. (См. “Настоящее продолженное”, 2002, № 3; “Работа над ошибками”, 2003, № 3).

...Так хочется что-нибудь сказать, что-нибудь написать, а, взявшись за карандаш, не пойму, о чем писать и что сказать. Настроение паршивое. День пасмурный. Дождь брызжет. Понемногу дует ветер. Вижу из окна море с белыми гребешками волн. Высоко в небе летают стрижи и ласточки. Как бы хотелось взвиться подобно им и прилететь.

Целую. Адик...

...Жека, радость моя, не могу рассеяться. От этого хандра. Пробовала переделать свой характер. Ничего не вышло. Хватило лишь на один вечер. Уйти от себя не удается. Во мне живет ненасытная жажда красивой, яркой, содержательной жизни. Эта жизнь грезится в мечтах. И я ищу ее. Ищу к ней верную дорогу. Хочу развить свои способности всесторонне, укрепить волю, добиться полной свободы и власти над чувствами. Тогда станет ясно: для чего живу на свете?..

...Я, Юлия Александровна Невская, русская по национальности, родилась 24 января 1920 года в селе Егорье-Хотча Талдомского района Московской области в крестьянской семье. В 7 лет поступила в начальную школу, которую окончила в 1931 году. Затем уехала в Москву. Моя сестра, Тамара Александровна Невская, работающая бухгалтером на автозаводе имени Сталина, взяла меня на свое иждивение. Проучившись в школе № 19 БОНО один год, я вынуждена была оставить ее ввиду болезни (туберкулез левого тазобедренного сустава). Болезнь заставила меня пролежать в постели два с половиной года, после чего я была принята в 8-й класс средней школы № 455 Таганского района города Москвы. Из класса в класс я переходила с похвальной грамотой. В настоящее время отца у меня нет...

...Создавать хлопоты и расходы по пошивке платья, стремясь приобрести его к выпускному вечеру, не стоит. Шерстяное синее платье, предложенное Тамарой, по-моему не подобает по сезону. Поэтому я не утверждаю ваших предложений, данных в письме. Синее платье вообще — это, конечно, очень хорошо, особенно замечательным является темно-синий маркизет, образец которого Тамара прислала, Но я, пожалуй, надену беленькую батистовую кофточку и черную юбку, которую сшила мама. И сойдет...

...Слышали ли вы о выдающихся рекордах по стрельбе наших ивановских представителей? Иванова Зоя, которая учится вместе со мной в одном классе, на всесоюзных стрелковых соревнованиях очутилась в числе трех девушек, которые выбили пятьдесят очков из пятидесяти возможных! Недавно ее премировали фотографическим аппаратом, а раньше — часами и другими ценными подарками. Ее сестра Зина, которая учится в 9-м классе, тоже не отстает от нее и занимает одно из первых мест в Союзе...

...На дне рождения у Д.Е были: В.Д., Л.М., М.Ф., О.В. и К.А. П.Л. прислал в подарок бочок копченой свиньи. Л.М. принесла пирог, М.Ф. — конфекты, О.В. — наливку, К.А. — печеночный паштет, Я.И. — два медовых пряника. Все собрались в торжественном настроении и в готовности подзакусить. Д.Е. поставила перед гостями вазочку с конфектами и корзиночку с черным хлебом. Л.М. возмутилась: “Мы пришли к тебе на день рождения, а есть нечего!”. “А что я могу вам дать?”. “А ты вот пирожка отрежь да свининки подай”. Д.Е. отрезала два ломтя. Л.М. говорит: “Я горбушек не ем. Отрежь из середины”. “Что же мне теперь весь пирог испортить! Я смертельно устала. Бросьте все, господа, и смотрите что у меня есть!”. Д.Е. удалилась за дверь шкапа, надела туфли на длинных каблуках и новую шубу за 900 рублей. Гости поглядели на шубу и разошлись по домам. А глупая В.Д. получила стакан чаю без конфектов, так как даже сахар находился далеко: на другом конце стола...

...Олюня, не бери пока домработницы, а то налетишь на какую-нибудь бандитку и тебя ограбят. И вот еще: пожалуйста, не ходите далеко по оврагам. Боюсь, как бы на вас не напали. Говорят, в провинции воруют людей на мыло...

...Здравствуйте, многоуважаемые Нина Николаевна, Тамара Александровна и Юлия Александровна. Шлем мы вам низкий поклон и доброе пожелание, от известных вами от Аксинье Васильевне и от Марии Александровне. Все живы и здоровы. Известные вами Аксинья Васильевна и Мария Александровна. Здравствуйте многоуважаемые Нина Николаевна, Тамара Александровна и Юлия Александровна. Шлем мы вам низкий поклон и доброе пожелание от известных вами Авдокие Герасимовне от Феклуше, Алексея Епифановича от Нюши и от Коли. Вы пишeте что уродилось в огороде: капуста очень плохая поел всю червь. А затем до свидания. Остаемся живы и здоровы, чего и вам желаем...

...Поздравляю вас с дорогим именинником и желаю ему, если он еще жив, доброго здоровья и всего самого хорошего. Чем-то он питается? Без зубов! Грызет, наверное, сухие корки. Плачу каждый день. А время свое не берет, все так же тяжело, если еще не тяжелее. Так болит сердце. Просто сил не хватает. А с фотографии так и смотришь на меня...

...Умер от паралича Спасский священник отец Федор Ушаков. Хоронили 21 февраля. Он приблизительно одних лет с Колей. Завидую его жене: она знает, куда ушел ее муж...

...Смерть природы печальна, но временна; она воскреснет с первым дыханием весны, и снова зацветут поблекшие цветы и пожелтелые деревья. Не зацветет только сорванный жестокой рукой судьбы неяркий цветок, скрытый в глубине холодной могилы. Для него не придет весна со своим животворным дыханием. И радостный шум воскресшей природы не пробудит его от вечного непробудного сна. Да, не придет весна! Нет на земле материального воскресения. Родимый мой...

...А ведь папа ушел в самый интересный момент жизни, когда вы все уже на своих ногах. И не пришлось ему полюбоваться и порадоваться на плоды забот своих. Бедный, бедный. Мы думаем только о нем одном, а он думает о всех нас. Но Твори Бог Волю Свою...

...В каком смысле придется поговорить с ней без обиняков? Как она узнала твой адрес? Бывала ли прежде? До моего предупреждения или после? И явился ли ее визит неожиданностью? Приходил ли Н.М. раньше, кроме 9-го числа? И где он сейчас? Знает ли твой адрес? Неужели дело принимает такой серьезный оборот? Опять над нами собираются тучи. Опять готова разразиться гроза! Положение никуда не годится. Темно на душе, как темно сейчас в природе...

...Недавно в одной книге я прочла фразу, которую при случае передайте моим сынкам: “Где-то есть мать, которой никогда не пишешь и будто о ней не думаешь. И вот в один прекрасный день тебе скажут: “Нет ее!”. Больше ничего им не говорите...

...Поспеши и приезжай поскорей. Я просто заболела от тревоги, не получая от тебя известий и нервничая от ожидания. Глаза заболели от пристального рассматривания дороги. Почему ты не едешь? Ведь в нашем садике хорошо. Нигде так нет и не будет. Собирайся скорее, пока лук зеленый, а то засохнет. Говорят, есть грибы-боровики. Харитоновы находят где-то. Я в лесу ни разу не была. За ветками ни разу не ходила. Привези сахарного песку и дрожжей...

...Моя кормилица коза Розочка каждый год козилась к моим именинам, а нынешний год напомнила мне о папе. Накануне его дня рождения принесла троечку козляток. Двух сереньких козликов и беленькую ярочку. Такие хорошенькие и пьют хорошо. Так вот и слышу папу: “Жил-был у бабушки серенький козлик”...

...Приходится сокращать себя в самом повседневном расходе. Продала 5 досок за 15 руб. И тут прогадала. Размечталась весь мир перевернуть: пчел завести, овечку купить... Не получается. Кур-то никак не прокормлю: овес стоит 28 руб. пуд. Рожь 16-17 руб. Вот и корми чем хочешь. У людей несутся, а у меня и не думают. Хорошо еще, козе сена хватает, а оно доходит до 20 руб. за пуд. Яйца стоят 9-10 руб. десяток. А молоко 2 руб. 50 коп. крынка. Получила извещение на налог со строений и зем. ренту в сумме 98 руб. Платеж к 1 февр. и к 1З апр. За курсантов получила только за один месяц, и то 27 янв. и, не заходя домой, снесла первую половину платежа. Как бы переправить вам варенье 2 банки?..

...Спасибо за шпильки, нитки, синьку, конверты. Цукатный хлеб понравился необыкновенно: это что-то особенное. Лучше бывалышнего кулича. Я его ем как лакомство по маленькому кусочку, как десерт, как самый вкусный пряник. Хотела поберечь его до Благовещения и до Вербного воскресения, да нет, не могу.

Так и тянет откусить...

...Мануфактуры в сельмаге нет. Привезли только трикотаж. И тот дают лишь по кооперативной книжке. Давка. Голова кругом. И ноги не ходят. Из рук все валится. И такая напряженность, нервность изо дня в день. Вот уже два года. С момента получения телеграммы о болезни родной Валечки. Сама успокоилась и наш покой с собой унесла. При отъезде требуют указать, где пропишусь. И вот опять вопрос — где?

Ни дрова, ни коза не продаются. Тем не менее, напиши, сколько стоят калоши, и деньги я тебе перешлю. А все-таки хорошо здесь весной: соловьи поют...

...У меня опять случилось большое горе. Через три дня после моего приезда в ночь с 17 на 18-е унесли оставшийся в огороде улей. У дочери Марфы Зверевой Кати тоже утащили два улья. Я сначала очень плакала, всю вину кладя на себя, на свою безхозяйственность. Но потом махнула рукой и плачу только о папе, Тиночке и Валечке. В саду ребята тоже набедили: сорвали пионы — все до одного — еще не распустившиеся и раскидали по дороге. Нашла один в траве в саду, вялый, и теперь он стоит на комоде около портретов дорогих папы, Тиночки и Валечки...

...Беру иногда газеты на медпункте, но там с газетами обращаются очень небрежно: рвут тут же. И только случайно, иногда, узнаешь что-нибудь. О смерти Н.Н. Крупской знаю по приговору по делу радиста. Прочесть не пришлось. О постановлении слышала от жильцов. Вообще без газеты очень плохо, совсем забуреть можно. А выписать не имею возможности...

...А природа так хороша! Несмотря на холодную, сухую погоду все цветет. Если бы вы только видели, как цветет! Вишни совершенно белые. На сливах тоже немало цвету. Цветут нарциссы, готовятся пионы. А на кустах жужжат пчелки. Гляжу и, заливаясь слезами, снова переживаю каждый день. И как будто слышу...

...Посылаю карточки. На одной: в середине, в морской форме — Старостин, он у меня членом Военного совета, а генерал — это мой заместитель Машуев. На другой сижу с комиссаром дивизии: был на передовых позициях и после ползания под огнем немцев уморился. Вид ужасный. Надо бы ту карточку сохранить. Никуда не вербуйтесь. И не выезжайте. Станет опасно, пришлю человека, который поможет выехать в Красноярск, где вас устроит секретарь райкома. Не успею прислать поездом, пришлю самолетом. Но мне кажется, что до этого дело не дойдет. Немцев дальше не пустят...

...Дорогой папа! Я желаю, чтобы твоя старость была такая же свежая и пышная, как эти тюльпаны. Крепко тебя целую. Игорь...

...Дорогой папа. Я с тобой прощаюсь. Ты знаешь, что я тебя очень люблю и всегда буду любить. Сегодня для меня наступило время удалиться, но я буду по-прежнему рядом с тобой мыслями. Я покидаю этот свет спокойным, постаравшись совершить в нем все, что мог хорошего. Знаю, что и ты преследуешь эту цель. Крепко тебя целую. Игорь...

Зимой 67-го я училась в Энергетическом институте. Готовилась к экзаменам. Ужасно не хотелось заниматься. Звонит Алка: “Чего делаешь?”. Говорю: “Туда-сюда... холодно”. “А мы тут с Левкой. Приезжай!”. Я маме наврала, что еду заниматься по физике. И рванула в Лялин переулок. Сажусь в метро в платье этом своем. Коленки, естественно, открыты. Напротив тетка типичная: крашеные вытравленные волосы, химическая завивка. Такая, после американской выставки. И вдруг это “скромно, но с достоинством” начинает выливать дерьмо, что я, мол, в неприличии. Я так на нее посмотрела и говорю: “Сдвинь ноги. Заболеешь ангиной!”. Мужики в вагоне заржали.

А у Левы был тогда момент простоя. Алка ему говорит: “У Людки сиськи пятый номер!”. Он: “Да ты что! А ну-ка звони ей!”. Вот на этой почве у нас и закрутился роман. В мае мы пошли в поход на байдарках. И Лева сделал мне предложение. Я немедленно согласилась, потому что в моей душе тоже был кризис жанра: трагическая любовь, там, всякие дела...

Пока Левина мама работала, мы кувыркались в койке. Ели яичницу. Танцевали под Фриду Баккару. Какая-то эмоция происходила. В августе поженились. Он работал в школе. Я — в вычислительном центре. В три часа Лева был уже дома и ждал меня. Я приходила, да что там, прибегала, неслась как ненормальная. Мы играли в кости, в покер (был такой у нас заплыв). Упоение друзьями, посиделки...

Левина мама, Анна Александровна, была потрясающая женщина. Фронтовичка. Как ко мне относилась? Считала, что взяли девочку с помойки, отмыли, воспитали... В тот день его отец не пришел ночевать. Под утро Анна Александровна подняла Леву: “С папой что-то случилось. Поехали!”. Мастерская на Малой Бронной оказалась закрыта. Лева выбил окно. Влез. И увидел мертвого отца. Голого. С голой молодой любовницей. Встал возле двери и закричал крик боли: что никого не впустит. Там было печное отопление. И вот от угарного газа...

Боль потом притупилась. А на освободившееся место вышла переоценка. Восхищение его вальяжностью, свободой. А для матери это была трагедия. Разверзлась вся бездна того, что происходило. Нашла партийный билет с партийными взносами. Она и не подозревала о заработках, которые он тратил на женщин, на прогул, на прихлебателей.

Беременность моя была нежелательной. Но Лева сказал: “Не родишь — разведусь!”. Что получилось, то получилось. Никакого сожаления. Потом, когда я билась в горе и металась в терзаниях, ища свою вину, Лева говорил: “Твоей вины нет. Я свидетелем был”. Да и я видела это с самого рождения. В отличие от Анны Александровны, которая говорила: “Ладно, Люд, хватит выдумывать всякие глупости!”. В 73-м, когда Мишеньке было три года, я сказала Леве: “Давай попытаемся уехать. У нашего сына нет шансов выжить в этой стране”. Лева был морально не готов. А Анной Александровной мне было сказано так: “Не надо спекулировать с фамилией своего мужа. Если захочешь выехать, я напишу на тебя в КГБ, а сама выкинусь из окна”. Вопрос был снят.

События тем временем развивались. И когда Мише было пятнадцать лет, он умыл человека на какую-то сумму. Осудили на три года. Сначала “Матросская Тишина”, потом Ново-Алексинская колония для несовершеннолетних, где на него было совершено первое покушение. Результат: отрубило фалангу среднего пальца. Стали шить новое дело, чтобы увеличить срок до восьми лет. Чистое лепило. Этапировали обратно в “Матросскую Тишину” для нового следствия. Тут на него совершили второе покушение. Результат: перелом шейки бедра. В больнице нарколог-татарин видит фамилию и спрашивает: “Еврей?”. Миша говорит: “Да”. Татарин ненавидел всех русских. И поэтому Мише сделали операцию вставления гвоздя в шейку бедра с хорошим наркозом. Мишеньку выпустили перед Новым годом. По пол-срока.

Так вот, как его убили, я не помню. Когда-то давно мне пришло видение: я одна в доме. В четыре часа ночи звонок в дверь. Открываю: стоят два милиционера и говорят: “Ваш сын погиб!”. Со мной истерика. Рыдаю. Точно так все произошло и наяву. Когда их увидела, этих милиционеров, сказала: “Я так и знала!”. А они не поняли: “Вы такая-то, такая-то? А у вас есть такой-то сын? Ваш сын...”.

Первая моя мысль: никому не скажу. Все сделаю сама. Потом подумала: что я себе воображаю?! Пошла к соседям и оттуда позвонила Леве в Пярну.

Потом начались перестроечные дела. Леву выпустили первый раз за границу в Бельгию. Он вернулся и спросил: “Будем уезжать?”. Я ответила: “Да, будем”. Ты знаешь, Лева никогда не был здоровым человеком. Вечные пьянки-гулянки. Давление. Ничего не принимал. В Израиле был первый звонок. Похудел на сорок два килограмма. Весил столько, сколько я сейчас. Давление 320 на 180. Поднебесье какое-то. Зазеркалье, вернее. Я понимала, что он обречен. И одновременно думала, что еще долго-долго жить вместе. Позвонил наш друг. Спросил: “Как Лева?”. Говорю: “Положение серьезное. Но вытащат его, конечно!”. А через два дня...

Я три раза был в плену. Сидел в лагерях: Сычевском, Смоленском, Вяземском, Борисовском, Каунасском, Шталлаге 9-А. С самого начала понял: надо скрывать, что еврей. Я и сейчас это понимаю. Соседи, например, не знают.

В то время не было солдат. Были бойцы. Двоим задали вопрос, не еврей ли я. Потащили меня в Гестапо на допрос. Допрашивал русский врач с тонкими ногами в галифе. Приказал снять штаны. Осмотрел. Я не обрезан; сошел за русского. Помог и мой московский выговор. И мат: “Пошел на х.., тварь!”. И все понимали, что не еврей. Еще извинялись.

Один раз погнали очищать каналы возле лагеря. Там работали евреи из гетто со всего мира. Стали раздавать лопаты, совки, грабли. Я занял очередь. Евреи стали переглядываться, шептаться. Поняли, кто я. Но не выдали.

В 42-м в Сычевском лагере встретил летчика-героя. Его сбили. И он обгорелый полз к своим. За сто метров до цели его схватили немцы. Немецкий командир показывал героя перед строем солдат, как пример мужества. Я за ним ухаживал. Он сам ширинку не мог расстегнуть. Мы подружились. Был нормальный парень. Только, бывало, говорил: “Жидов убивать надо!”.

В том же 42-м в Шталлаге 9-А у американцев была сладкая жизнь: играли в футбол, накачивались. Сигареты, консервы, звания. Писали и получали письма. А нас, 150 человек, морили голодом. Я весил 46 килограмм. Приехали шведы. Красный Крест. Увидели нас — ходячих скелетов. У них ничего не дрогнуло. Знаешь, как умирают от голода? В полном сознании.

Как-то русский комендант Жорка зашел в барак. Он, чуть что, убивал лопатой. Мы все лежим. “Встать!” Все встали. Кроме меня. Подходит: “Ты чего?”. “Плохо себя чувствую”. — “Ты откуда?”. — “Из Москвы”. — “Где жил?”. — “В Капельском”. — “А я в Орлово-Давыдовском, через дорогу”. Оказалось, земляки.

Там же встретил француза-еврея из гетто, доктора наук. Он говорил по-русски. Все евреи, как один, оправдывались перед немцами. И он оправдывался. И когда его вели на расстрел, все повторял: “Я не виноват, что еврей”.

Гриш, напиши про еврейку-санитарку в Вяземском лагере. Немцы ее боялись, когда вели по двору.

В лагере Хайгер, возле города Циганхаим, было сто человек. Мы клали шпалы на железной дороге. Жили в трех чистых бараках. Нам выдали старую немецкую форму времен Первой мировой войны: китель и кое-какие брюки. Почти не кормили. Подохли бы с голоду, если бы не немцы. Потрясающие ребята. Гуго-фашист, например, говорил: “Михель, я тебе кое-что принес”. И протягивал бутерброд мит вурст. Между прочим, большой подвиг был с его стороны.

В 45-м лагерь Хайгер разбомбили союзники, хоть мы и вывесили красный крест. Во время бомбежки нас было пятеро на территории. Я вспомнил, что забыл карандаш в бараке. Побежал. Вернулся: воронка и четыре трупа.

Освободили американцы. Стоим возле дороги. Вдруг видим странные машины. Из машин кричат: “Рашен? Рашен!”. И стали нам кидать сигареты, сигары, жратву... Одели в американскую форму, поселили в военном городке возле Ванцляра. Потом пленные стали уезжать на родину в теплушках. И началось... Проверочные лагеря. Кого сажали, кого выпускали.

Я сел в поезд Берлин—Москва. Захожу в вагон-ресторан. Там собрались солдаты и офицеры. Все в орденах. Ехали на Парад Победы. Я сказал: “Ребята, я из плена. Без документов. Привезите меня в Москву”. Все закричали: “У-р-а-а-а!”.

В Москве понял, что не светит легализоваться. И опять уехал в Германию. Сел в поезд без всяких документов. Попросил проводника открыть дверь в Бресте перед проверкой. Как только поезд тронулся, запрыгнул обратно. Зашел в вагон-ресторан и всю дорогу пил.

Когда приехал в Берлин, решил искупаться в Шпрее. В воде грязь, железяки торчат. Потолкался, потолкался по городу. Понял: документов не достать. И сел в тот же поезд Берлин—Москва. На мою американскую форму никто не обращал внимания.

Американцы у немцев ничего не брали. Грабили наши. Каждый солдат имел право на посылку. Один командир противотанковой артиллерии вез домой семь аккордеонов и сто фуражек.

Познакомился с буфетчицами из вагона-ресторана. Эти бабы тоже немцев грабили. Ходили по домам и брали что плохо лежит. У них целый мешок денег был. Они попросили: “Миша, сделай так, чтобы мы запомнили этот день. И я спел им “Чубчик”.

Вышел из поезда задолго до Москвы. Сел в электричку. И приехал в город без всякой проверки. Пошел в КГБ. Допросили. Выдали документы. Документы не годились. Борух где-то раздобыл паспорт.

в феврале 19.. года по дороге из города на клязьме ехали два еще молодых человека одному из них было лет 25 а другому не более 20 при повороте сани на которых они ехали внезапно перевернулись

были зимние сумерки на окраине большого города в одном из маленьких домишек виднелся еле заметный свет в доме находилась молодая женщина с десятилетним сыном васей и читала в это время письмо полученное от мужа с фронта

когда у белки были зубы орешков не было у ней когда ж остались только губы да от зубов пяток корней то и орешков очень много она как водится нашла но была совсем убога и беззуба и страшна

сморчки останутся сморчками всегда растущими весной но мы должны подумать с вами не чем-нибудь а головой и дать совет вполне понятный как их готовить иль варить чтоб был и вкус у них приятный и чтоб людей не отравить когда сморчки уже вскипели то вы без всякой канители сливайте воду всю долой хоть прямо в таз перед собой добавьте масло и сметанки и ставьте на плиту опять затем достаньте запеканки и все получится на ять тогда могу заверить смело что не отравитесь никак а это уж большое дело не какой-нибудь пустяк итак сморчков не опасайтесь идите в лес берите их так как я варить старайтесь вот все и больше никаких

все было так как это было как быть положено тому но часто время проходило не так как нравилось кому хотелось делать но другое не то что делалось порой а что-то высшее такое несообразуясь с головой

они всю жизнь свою блуждали вокруг вопроса как же быть и многим в голову вбивали что не стоит на свете жить что жизнь бессмысленна и цели не имеет никакой что люди вовсе не имели для жизни базы под собой уже само существованье какой-то твари иль кого дает вполне и оправданье существования всего поэтому такого надо который врет что жизнь глупа всегда рассматривать как гада как паразита как клопа

готовы трубки из металла бумаги вложенные в них расскажут с самого начала о жизни действиях людских последних днях существованья земли природы и людей о всех в те дни переживаньях великой скорби матерей когда в последнюю минуту смертельный атмосферный газ проникнет в светлую каюту когда в живых не будет нас тогда в небесные глубины бумага в трубках полетит и мира нашего картины там где-нибудь отобразит

иду по грязи непролазной по направлению домой не по дороге вечно грязной а по лужам стороной и так иду вперед шагая причем тут дождь иль грязный путь себя надеждой утешая что все просохнет когда-нибудь конечно я не собираюсь винить кого-то в этот раз но все ж немного удивляюсь безделью кой-кого сейчас конечно я не спорю что весна нарушила пути но по грязному сплошному морю не так уж весело идти

иван петрович не сердился когда сквозь дождик проливной он кое-как домой тащился рассуждая сам с собой он шел один не замечая ни погоды ни дождя вперед по улицам шагая в середине октября итак шагает и шагает с работы он к себе домой и давно конечно знает что домашние поднимут вой что нет ни денег ни одежды что он к деньгам казенным строг что нету никакой надежды купить ботинок иль сапог жена и дети ждут конечно отца идущего домой готовясь встретить бессердечно его упреками и фразой злой и шел петрович сквозь ненастье с сознаньем долга и того что в этом есть большое счастье не брать чужого ничего

любимых лиц немые очертанья пятном туманным расплылись былых годин переживанья в иные формы облеклись в моем мозгу где в целом вся природа с жизнью воплощалась и в совокупности бытия все это вместе превращалось там где-то в дальних кладовых под грудой клеток мозговых все это прошлое лежало что раньше жизнью отражало и каждая почти минута свое откладывает там и образ твой как все анюта упадет в тот общий хлам

уж осень листы серебрила на ветках осин и берез и утром лишь солнце всходило в траве серебрился мороз природа кругом увядала засохла трава и цветы и ты здесь о чем-то мечтал над тобой кружились мечты когда-нибудь клавдя с тобою придется и нам увядать но мы как цветочки весною увы не воскреснем опять

в вагоне тихо пассажиры давно уж спят тревожным сном хотя и дует ветер в дыры в окошки в щели и кругом глухая ночь вокруг стояла об эту пору как всегда и с воем вьюга провожала людей вагоны поезда в вагоне двое лишь не спали ведя интимный разговор порой о немцах толковали о девушках и всякий вздор но поезд вдруг остановился а потом в февральской мгле он всем составом покатился под откос к земле

хотя мой прах остаток бренный другие жизни возродит но к созерцанию вселенной меня никто не возвратит быть может я здесь также буду расти каким-нибудь цветком и совершенно позабуду о назначении своем

никто бы здесь не догадался что я тот самый пилигрим который много поскитался под этим небом голубым теперь стою цветком случайным среди других душистых трав в кругу совсем необычайном среди раскидистых дубрав и как цветок я с холодами умру чтоб будущей весной опять с такими же цветами расти под вечною луной

вот фотокарточка снимался когда-то я давным-давно портрет нетронутым остался как воспоминание одно лицо беспечно молодое с улыбкой смотрит на меня но это все ж лицо чужое на карточке совсем не я но кой-какие очертания хотя бы глаз и головы дают прямые указания что это я но в том увы никто не может убедиться за исключением меня и с тем приходится мириться что это все-таки не я

вначале было все что было и все что будет где-нибудь миры небесные светила свой небесный путь в пространстве вечном продолжали в пути куда-то пропадали и являясь вновь такими же мирами неслися вдаль эфирными волнами века бежали как мгновенья меняя формы всех начал в процессе вечного движенья мир из хаоса возникал и все свершалось аккуратно в различных формах бытия не возвращалася обратно к своим творениям земля спускалась ночь и жизнь земная была уж сверху не видна когда пространство рассекая летели бог и сатана и бог сказал взглянув на друга посмотри там два каких-то круга темнеют точками вдали как будто маленькой земли один из них во тьме блуждает среди бесчисленных миров и за собой не оставляет никаких совсем следов но черт молчал и без ответа умолк его беспечный друг когда бегущая комета осветила их обоих вдруг и бесконечное пространство их поглотило там вдали они миров непостоянство никак постигнуть не могли черт лишь дорогой улыбнулся головой своей кивнул и больше он не шевельнулся и на землю не взглянул и оба скрылись в тихой дали два вечных друга молодых и звезды им в пути мерцали несясь в пространствах голубых вначале было все что было пылинка каждая хранила в себе начало всех начал всех новых видов идеал вначале было лишь движение один космический хаос вот вам мое предположенье и ответ на ваш вопрос земля цвела и развивалась уж много было долин и гор и жизнь повсюду появлялась но ближе к зелени озер все подтверждало час рассвета ни снега не было ни льдов земля была кругом одета в цветущий зеленью покров и неостывшей теплотою она природу оживляла своей могучей красотою никого не удивляла тогда совсем без очертаний был вид у будущей земли она среди других созданий была туманностью вдали иль неопределенными парами тогда казалася она в сравненьи с прочими мирами и хаотична и мала но века бежали как мгновенья внося повсюду измененья занимались также и они делами маленькой земли и земля как будто оживала явились горы и моря и первобытность умирала ни слова нам не говоря все было ново хаотично как все творенья в первый раз не так слагалась гармонично та жизнь далекая от нас виднелось много видов разных и больших и безобразных каких-то птиц полузверей но не животных не детей леса в то время тоже были как и теперь по дебрям их творенья первые бродили в кругу сородичей своих тогда им разум был не нужен весь мир живой и неживой кормами был тогда окружен и летом и зимой давалось все без затруднений без всякой мысли и ума за первых маленьких творений природа мыслила сама и все свершалось аккуратно в первичных формах бытия все было просто и понятно и проще выдумать нельзя то было царство травоядных толпились все в одном кругу среди лесов однообразных в болотах топких на лугу то были странные творенья таких уж ныне не видать но тайну их происхожденья мы попытаемся узнать то было все и зверь и птица подобье рыбы и змеи но где была меж их граница узнать мы все же не смогли они гурьбой стадообразной в воде иль в грязи непролазной по диким дебрям по лесам тогда бродили здесь и там и ничего совсем не удивляло им первобытная земля все в изобилии давала все то что дать могла они вели себя прекрасно но совершенно безучастно они к природе относились и только жили и кормились и разум был тогда не нужен все было просто как нигде одним инстинктом был окружен живущий мир на суше на воде но когда закат пурпурный вдали там где-то догорал и небосвода свет лазурный иные краски принимал тогда внезапно появлялись ночные страхи в темноте и постепенно зарождались зачатки мысли но не те когда рассвет земли касался все было снова как всегда никто совсем не занимался тогда всем этим никогда ни смыслом их существованья ни красотой ни божеством ни солнцем яркого сияньем на небе вечно голубом им были чужды размышленья земля рождением своим им все дала без исключенья как детям первенцам своим а время быстро мчалось все так же как всегда и постепенно изменялась земная суша и вода изменялась скачкообразно по нашей мерке безобразно и не внезапно и не вдруг и не медленно без мук над расцветавшую землею мерцали звезды как всегда все наполнялось красотою земная суша и вода все новой жизнью наслаждалось в различных формах без прикрас и земля тогда казалась чудесным местом но без нас в те дни когда существованье еще не связано с борьбой когда дневное пропитанье лежит готовым пред тобой там гибли все творенья в роскошных девственных лесах чтоб принести для измененья свой никому ненужный прах инстинкт давно уж превратился в первичный разум у зверей и кое-где уж появился прообраз нынешних людей то были странные творенья подобье рыбы и змеи то были будто бы растенья какой-то сказочной земли

Мое увольнение в запас считаю не только неверным, глубоко ошибочным, но и прямым действием каких-то темных элементов. В органах УГП НКВД я работаю с 15 июня 1921 г. без перерыва вплоть до наст. момента. И на оперативной работе с того же самого времени до апреля 1938 г. Т. е. свыше 16 лет. Я чл. ВКПБ с 1928 г. Никаким партийным и административным взысканиям не подвергался и в др. партиях никогда и нигде не состоял. Никогда в жизни не арестовывался, не арестовывались и окружающие меня. Я рабочий, и с 13-летнего возраста начал самостоятельное существование: работал кательщиком, грузчиком, чернорабочим, мальчиком слесаря и имел др. профессии и по Москве, Ленинграде, Нижнем, Николаеве, Симферополе и т. д. Отец и дедушка тоже были кательщиками.

На работу в ГПУ я попал след. обр.: приехавши из плена домой в Гороховедский район, я как военнообязанный явился в местный военкомат. И в первую очередь увидел, что одним из руководителей военкомата является бывш. нач. тюрьмы. А во главе др. сов. организаций стояли бывш. купцы, фабриканты и заводчики, у которых я ранее работал и которых знал. Конечно, я этого стерпеть не мог и тут же пошел сообщить в политбюро. Но попал в Уголовный розыск, который помещался в одном здании с общим коридором, и там все рассказал. Разницу между Уголовным розыском и ГПУ я еще не знал. В Уголовном розыске мне предложили работу в качестве агента. Я согласился и проработал там до 1922 г.

В полицию меня нигде и никогда не вызывали, несмотря на то, что я по своей личной инициативе вел революционную работу как в России, так и в плену в Германии, где я пробыл с 1915 по 1921 г. Из плена 5 раз бежал, но все побеги оказывались неудачей. Меня ловили, и домой я попал в общем порядке вместе с др. пленными в кол. 1500 ч. В плену в Германии в лагере военнопленных Гюстров в Мекленбурге я организовал в 1920 г. крупную коммунистическую организацию в кол. свыше 3000 ч. Устав РКПБ и др. я получил в Берлине в феврале месяце 1920 г., куда ездил избранным делегатом на коммунистическую конференцию.

В посл. 10 лет я работал в районах Горьковского-Кировского края, будучи нач. рай. отд. НКВД Семеновского, Муромского, Сарапульского, Слободского и др. Несмотря на то, что мне никаких условий для работы не создавали, несмотря на то, что за посл. 4 г. я подвергался 7 переброскам, все же агентурных разработок и арестованных у меня было всегда больше, чем у моих предшедственников и любого рай. отд. обл. Если даже взять мою последнюю работу по изъятию контрреволюционеров с июня по декабрь месяц 1937 г., то и тут по сравнению с др. мною было сделано больше. Ногинская опергруппа, в которой я находился по декабрь 1937 г. арестовала свыше 500 ч. при наличии 36 опер. работников. Из этих 500 ч. я лично дал не менее 70 ч. и провел следствие, выявив организации и группы троцкистов, бухаринцев, шпионов и др.

В марте месяце 1938 г. приезжал из Москвы быв. замнаркома НКВД СССР Агранов, замначальника отд. Валович и др. московские работники НКВД. Зачем они приехали, мне точно известно не было. Но из разговоров с работниками я узнал, что в Москву было прислано анонимное письмо, в котором указывалось о том, что врачи Кремлевской больницы и др. подготовляют отравление руководителей партии и правительства. По этому делу, которое велось московскими и кировскими работниками, всего было арестовано 32 ч. Освобождено было 10 ч. В Москву увезено 22 ч. Увезенные через некоторое время почти все вернулись обратно. Таким образом, преступники остались на свободе. Несмотря на такое серьезное заявление, меня даже не вызвали и не спросили. А кировские работники, которые тогда были в Сарапуле, возбудить этот вопрос не догадались.

Так почему же меня уволили? Почему я оказался в сомнительных? Быть может, вот почему: в янв. 38 г. я был вызван в Москву в ГУПО, где получил назначение на должность нач. ОПО Дагестанской АССР. Во время переговоров нач. ГУПО т. Хряпенков задал мне вопрос: “Почему в Вашей спецанкете, заполненной в 1923 г., написано, что Вы были приговорены к расстрелу за участие в Баварском восстании в 1919 г. А после об этом ни в автобиографии, ни в спецанкетах не писали? Я ответил, что никогда к расстрелу не приговаривался (судом). В советскую Баварию пробирался из Гамбурга и был пойман, еще не доходя баварской границы. Подлежал расстрелу, но бежал (см. личное дело). Кроме того, надо мной производились инсценировки расстрела и ряд др. аналогичных действий (до баварского путешествия). Об этом известно всем и ОК обл. и ОК НКВД СССР. Несмотря на это, т. Хряпенко заставил меня написать заявление о том, что я соврал, написав, что я приговаривался к расстрелу (юридически). И в февр. 1938 г. послал это заявление для разбора в парт. организацию, в которой я состоял. Парт. организация вынесла решение, что парт. взыскание мне давать не за что, и сообщила в ГУПО. Одним словом, назначение я ждал целых три месяца. А потом нач. ОК по Кировской обл. мне сообщил, что ГУПО от меня отказался. И тут же предложил ехать на работу в Вятлаг. Так неужели за это?!

Хотя нач. лагпункта Вятлага я работаю короткое время, но приказ т. Ежова (расстрелян) о вывозке леса я выполнил одним из первых. Т. е. мой лагпункт выполнил это задание, а остальные лагпункты не выполнили, несмотря на наличие у них гораздо больших возможностей, чем у меня. Я о себе никогда никому не жаловался, и если куда-нибудь посылался, то считал, что так нужно. Но на самом деле это было не так. Теперь я убедился, что меня просто убирали, чтобы я не мешал Решетову (расстрелян), Погребенскому (расстрелян), Суворовскому (расстрелян) и др. (расстреляны).

Был такой возмутительный случай в 1934 г.: ночью я задержал и обезоружил грабителя (расстрелян) около станции Арзамас (я был тогда нач. Муромского РО), который мною был доставлен вместе с потерпевшим (расстрелян) в Арзамасский опер. сектор. И который оказался сотрудником Арзамасского опер. сектора. Когда я привел этого бандита в комендантскую, то он в присутствии 5-6 сотрудников (расстреляны) ударил меня 2 раза по лицу. Это дело замазали нач. ОПС Суворовский (расстрелян) и особоупол. Соловьев (расстрелян). А меня из Мурома постарались убрать. И хотели поставить на мое место родственника Суворовского (расстрелян) Евпилова (расстрелян). Убрали еще и потому, что я старался распутать нити японского шпионажа, так как японцы работали в Муроме на ж. д. Тепершний нач. ОК Сапир (расстрелян), ставленник Решетова (расстрелян) и Абугова (расстрелян). И не случайно при своем отъезде из Кирова Абугов (расстрелян) сделал Сапир (расстрелян) старш. лейтенантом и повысил в звании его помощника подхалима Клейменова (расстрелян). Это двоих из целой области! За что же?

Одним словом, получилось то, что я, восставая против ягодинских единомышленников (расстреляны) и методов их работы, сам оказался “сомнительным”. Я протестую против такого отношения ко мне. Никогда в жизни ни в действиях, ни в мыслях я не расходился с линией партии. И по натуре своей на это не способен. Своего прошлого не стыжусь, а имею полное право гордиться им. Также не стыжусь своего настоящего, хотя увольнение на короткое время меня морально придавило. Я гордился и горжусь званием чекиста и прошу Вас снять с меня “сомнение”. Прошу, если возможно, вызвать меня.

Мне хочется коснуться еще след. вопроса: еще с детства у меня зародилась мысль написать большое литературное произведение (повесть, роман, пьесу, стихи, поэму) и показать всему миру, что не только графы и другие привилегированные люди могут писать, мыслить, чувствовать, но и рабочие пролетарии. Увлекшись выявлением и изъятием контрреволюции, я не заметил, как мне стукнуло 44 г., а написать я еще ничего не успел. Всполошился и, когда у меня в Сарапуле был Агранов (расстрелян) в 1935 г. с Абуговым (расстрелян), я просил у них дать мне 3 г. на работу по созданию литературного произведения с условием, что, если ничего не выйдет, буду работать бесплатно где угодно и кем угодно. На это мне ничего не ответили. После я стыдился своего заявления, но мыслей своих по созданию произведения не оставил.