|
Александр Кушнер
Стрекоза
Об авторе | Александр Семенович Кушнер родился в Ленинграде в 1936 году. В течение 10 лет работал учителем в средней школе. До 2000 года опубликовал 18 книг стихов. Далее: Летучая гряда. СПб, 2000; Стихотворения. Четыре десятилетия. М., 2000; Пятая стихия. Стихи и проза. М., 2000. Книга статей о русской поэзии: Аполлон в снегу. Ленинград, 1991. Лауреат Гос. премий РФ (1995), премии “Северная Пальмира” (1995), ж-ла “Новый мир” (1997), Пушкинской премии фонда А. Тепфера (1996), Пушкинской премии РФ (2001). Живет в Санкт-Петербурге.
* * *
Наше небо, не то что на юге,
Торопливо и разнообразно,
В синем шёлке и серой дерюге,
Слева — сумрачно, справа так ясно!
Мглисто-ласково одновременно,
Дымно-нежно-полого-волнисто,
Жёлто-розово и белопенно,
Многолико, с душою артиста
Гениального: то ли актёра,
То ли скульптора, то ли поэта,
То ль того забулдыги-монтёра,
Что в канаве плевал на всё это.
Наше небо готово обидеть
И утешить в пыланье и блеске,
Его надо однажды увидеть,
Как героев своих Достоевский.
Разлетевшись, открыть его миру
В исступленье души и запале.
Неужели, чтоб русскую лиру
Лучше слышали и понимали?
* * *
Вино — это средство общенья,
Могучий и древний язык.
Лингвист-винодел со значеньем
Придумал нарядный ярлык.
Бутыль, как дитя в полотенце,
К нам вынесет официант
И спросит от чистого сердца:
“Устроит такой вариант?”
И ты, заказавший рейнвейна,
Отпить соизволишь глоток
Торжественно-благоговейно,
Как будто ты, точно, знаток.
Как будто попросишь другого,
На это взглянув свысока.
Хотел бы я видеть такого
Неслыханного смельчака!
Как если бы кто-то другую
Потребовал жизнь вместо той,
Что в спешке ему в роковую
Минуту принёс всеблагой.
* * *
В стихах, — сказал он, — ветерок
Быть должен, веющий оттуда, —
И посмотрел куда-то вбок,
Но там стояла лишь посуда
В буфете, столик на троих:
На четверых — так будет тесно.
Туда, туда, сквозь них, сквозь них!
Оттуда — тайно и чудесно.
Что ж, мне случалось заманить
В стихи оттуда дуновенье,
Но я хотел бы уточнить:
Моё вниманье и волненье,
Я буду честным, только тьму
Находят там, а тьмы мне мало.
Хотя бы скатерть, бахрому,
Хоть спинку стула, для начала.
* * *
Я дырочку прожёг на брюках над коленом
И думал, что носить не стану этих брюк,
Потом махнул рукой и начал постепенно
Опять их надевать, и вряд ли кто вокруг
Заметил что-нибудь: кому какое дело?
Зачем другим на нас внимательно смотреть?
А дело было так: Венеция блестела,
Как влажная, на жизнь наброшенная сеть,
Мы сели у моста Риальто, выбрав столик
Под тентом, на виду, и выпили вина;
Казалось, это нам прокручивают ролик
Из старого кино, из призрачного сна,
Как тут не закурить? Но веющий с Канала,
Нарочно, может быть, поднялся ветерок —
И крошка табака горящего упала
На брюки мне, чтоб я тот миг забыть не мог.
* * *
Если б ведала статуя
В неподвижной красе
Всё, что мучает, радуя
Нас — на узкой стезе
Меж внезапным желанием,
Налетевшим, как шторм,
И самообладанием
В рамках правил и норм.
Руки голые статуи
Знать не знают о том,
Что живые припрятали
В розово-голубом,
Загорелом и матовом,
Их к затылку подняв
В ситуации патовой, —
Страшен жест и лукав.
Ледяные предплечия
Белой лямкой дразня.
И поэт бессердечными
Их назвал до меня,
Невозможная, дикая,
Неземная мечта.
За какой бы я книгою
Так забылся когда?
Эта близость покатая,
Этот солнечный пыл.
Нет, не ведает статуя,
Как тебя я любил,
Вот оно — милосердие,
Страсть — его псевдоним.
И ничтожно бессмертие
По сравнению с ним.
* * *
Долго руку держала в руке
И, как в давние дни, не хотела
Отпускать на ночном сквозняке
Его лёгкую душу и тело.
И шепнул он ей, глядя в глаза:
Если жизнь существует иная,
Я подам тебе знак: стрекоза
Постучится в окно золотая.
Умер он через несколько дней.
В хладном августе реют стрекозы
Там, где в пух превратился кипрей, —
И на них она смотрит сквозь слёзы.
И до позднего часа окно
Оставляет нарочно открытым.
Стрекоза не влетает. Темно.
Не стучится с загробным визитом.
Значит, нет ничего. И смотреть
Нет на звёзды горячего смысла.
Хорошо бы и ей умереть.
Только сны и абстрактные числа.
Но звонок разбудил в два часа —
И в мобильную лёгкую трубку
Чей-то голос сказал: “Стрекоза”,
Как сквозь тряпку сказал или губку.
……………………………………..
Я-то думаю: он попросил
Перед смертью надёжного друга,
Тот набрался отваги и сил:
Не такая большая услуга.
* * *
По тому, как, рубашку надев,
Заменяю рубашку на свитер
И смущаюсь, себя оглядев:
Где я так износил его, вытер?
По тому, как, решив его снять,
Заменяя на ту же рубашку,
Сомневаюсь и медлю опять,
Совершить опасаясь промашку,
По тому, как из двух пиджаков
Надеваю зелёный, нет, синий,
По тому, как я выйти готов
Без ключей и, вернувшись за ними,
Вспоминаю, что надо платок
Носовой захватить и, похлопав
По карманам, ищу кошелёк
И, найдя, говорю: “Я потопал”,
Ты бы мог обо мне, муравье,
впечатленье составить не хуже,
Чем о рыбах и птицах — Кювье,
Допотопных своих, неуклюжих,
И, в душе справедливость любя,
Окажись ты при этом спектакле,
Ты во мне, может быть, и себя
Мог узнать бы, — мы вымрем, не так ли?
* * *
Вид в Тиволи на римскую Кампанью
Был так широк и залит синевой,
Взывал к такому зренью и вниманью,
Каких не знал я раньше за собой,
Как будто к небу я пришёл с повинной:
Зачем так был рассеян и уныл? —
И на минуту если не орлиный,
То римский взгляд на мир я уловил.
Нужна готовность к действию и сила,
Желанье жить и мужественный дух.
Оратор прав: волчица нас вскормила.
Стих тоже должен сдержан быть и сух.
Гори, звезда! Пари, стихотворенье!
Мани, Дунай, притягивай нас, Нил!
И повелительное наклоненье,
Впервые не смутясь, употребил.
|
