От автора проекта

Произведения, выведенные мною на “Малую сцену”, не лучше и не хуже того, что обычно печатается “Знаменем”.

Они — иные.

Как сейчас говорят, не нашего формата.

И, разумеется, их путь к публикации сопровождался спорами — в самой редакции. Что для нас тоже ново, так как журнал — в удачах и в провалах — всегда скреплялся единством корпоративного вкуса, строился на принципах консенсуса, разделенной ответственности, а это, понятное дело, с неизбежностью отсекало крайности, зато позволяло формировать мейнстрим — так, как мы его понимаем.

То есть держаться, если хотите, фарватера, золотой середины.

А тут...

Ну как, помилуйте, обойтись без споров, если в толстых журналах действительно никогда прежде не печатались фэнтези, а размышления Александра Неклессы и в самом деле больше похожи на поэму в прозе, чем на внятную публицистическую статью. Если никто в современной поэзии — кроме Игоря Алексеева — не пишет в давно позабытой раскованно беллетристической манере молодого Евтушенко и, кажется, никто — кроме Валеха Салехоглы — с таким усердием не пытается к стволу русского стиха заново привить сегодня тюркскую лозу, заставляя при этом вспомнить и Назыма Хикмета и — ау! — Олжаса Сулейменова. Если статья Галины Юзефович небезосновательно может быть истолкована как злонамеренная атака на вынянченный нами мейнстрим, рассказ Майи Кучерской способен оттолкнуть от себя (и от журнала) добропорядочных читателей, а монолог Марины Кулаковой заставит сказать — так вот он, оказывается, какой, вырастающий из отчаянного сопротивления гендерному насилию русский феминизм.

Легко предположить, что споры о нашей новации будут продолжены и за стенами редакции — причем именно в среде критиков и читателей, которые неравнодушны и к “Знамени”, и к тому типу литературы, который “Знамя” собою олицетворяет.

Что ж, рискуя и, возможно, ошибаясь, мы как раз и хотим споров, так как “Знамя” всегда тянется к зоне художественного риска, а зона эта сейчас, — по моему глубокому убеждению, — проходит не по границе мейнстрима с постмодернистскими и авангардистскими экспериментами, как это было полутора десятилетиями раньше, а по ничейной (то есть пока не названной никак) полосе между литературой высокой, качественной, хранящей традицию и литературой, может быть, не столь родовитой, зато способной увлечь читателей — в том числе и тех, для кого “Знамя”, другие издания нашего класса избыточно серьезны.

№ 0, выставленный на обложке, означает только то, что мы не знаем, будем ли вослед пилотному предлагать и регулярные выпуски “Малой сцены”.

Но точно знаем, что и в дальнейшем не утратим ни вкуса к новизне, ни готовности рисковать.