Попурри
Потому что с пелёнок
Нам летать, как орлёнок,
Выше солнца вменялось всегда,
Нелетаюшим птицам,
Нам пришлось очутиться
В переплёте чужого гнезда.
Бродят, сиры и глухи,
Старики и старухи
Меж чужих “мерседесов” и вилл,
Но во сне эмигранты
Слышат в полночь куранты
И на подвиги нас вдохновил.
Да пребудут к нам страны
Проживанья гуманны,
Сны спокойны и души легки:
Помнят псы-атаманы,
Помнят польские паны
Конармейские наши клинки.
19.11.03
* * *
Фридриху Горенштейну
Нас ждёт не смерть,а новая среда...
И. Бродский
Мы все когда-нибудь умрём,
Возможно — даже скоро.
И мы с собой не заберём
Преображённый январём
И обнажённый фонарём
Ночной кусок забора.
Но этот рядовой забор
Запомнит чей-то нежный взор
Из верхнего окошка,
И вещества его раствор:
Сучков, зазубринок и пор,
Возможно, с этих самых пор
Изменится немножко.
Бела за окнами метель,
Белым-бела твоя постель,
Лишь скрип заоблачных петель
Идиллии не равен,
Да то, что тем, с того двора
Давно заборам в печь пора
И обнаружится с утра,
Что нет на окнах ставен.
Нас ждёт не менее чем рай —
Забор, рябина и сарай,
И в тот переправляясь край,
Пред ними я покаюсь.
Но только ты не умирай,
Не умирай, не умирай,
Не умирай, не умирай,
Не умирай покамест!
14.01.02
Апология змеи
(ещё более реакционный текст)
Змее подколодной, Империи зла,
Сломали хребет, и она уползла
На север, в леса, под колоду —
За вашу и нашу свободу.
Лежит под тяжёлой колодой она,
Меж тем как свободы — уже до хрена,
И мыши, хватив марафету,
Гуляют гульмя по буфету.
А те, кто решил, что довольно кота,
Не смыслят в делах и котах ни черта:
Кошачий дозор, к сожаленью,
Чреват лихоимстовом и ленью.
Империя — эфа, гадюка, гюрза,
Удав, анаконда, стервоза —
Зато у неё золотые глаза
И грозная сила гипноза,
Империя — аспид, питон, сатана,
Но яд источает целебный она
В аптечную белую чашу,
Опять-таки: в вашу — и в нашу,
И древняя мудрость таится в змее,
И солнце горит на её чешуе,
И алые стяги над нею
В сиянии этом виднее.
Империи дюжи — но склонны ко злу.
И с этим бы надо считаться козлу,
Который валяет героя,
Другую империю строя.
А впрочем, похоже, что выхода нет,
Поскольку на лучшей из лучших планет
Истории колья и перья
Упрочили славу империй.
Змея же... Быть может, она и умрёт,
Затем что приходит известный черёд
Свободы, мышей, диффамаций...
Но может ещё оклематься.
9.09.03
Из серии “Жизнь в искусстве”
Рояль дрожащий — под седло, —
И в путь, зимою.
Кому-то, может, западло,
А я — помою.
Оно и стоит поскрести
Полы в сортире,
Поскольку “Зимнего пути”
Нет лучше в мире.
Не пострадает мой престиж —
Не склонен к чувствам,
А ты, дружок, меня простишь,
Пожив искусством.
Добыча плавно перейдёт
В рубли и кроны,
А с нас корона не спадёт —
Нема короны.
Да и завидовать не след
Судьбе монаршей.
Что ж — Шуберт? —
помер в тридцать лет.
Но мы — постарше.
Авось, свинья не сгложет нас,
Равно как мойры...
А в среднем там выходит в час
Четыре ойры*.
20.10.02
* Так звучит по-немецки название европейской валюты евро.
Прогулка
На майском лужке по лекальной кривой
Летают кузнечики над головой,
Летают ажурные тельца
И лёгкие души владельцев,
Летает пчела над весёлым цветком,
И шершень под небо уходит витком,
И всё, сколько взгляда хватает,
Летает, летает, летает...
Летают стрекозы над синей водой,
И бражник летает — такой молодой!..
И мухи летают, однако...
А мы не летаем, собака.
5.09.03
Историческая песня
Как по ухабистой горной тропе
Едет проезжий по имени П.,
Едет проезжий, встречает арбу —
Г. проезжает в закрытом гробу.
Как от версты к полосатой версте
Едет проезжий по имени Т.,
Едет-спешит, довершает судьбу —
П. уезжает в закрытом гробу.
Спит мелколесье, телега не спит,
Осью немазанной песню скрипит:
“Едет проезжий, встречает арбу...”
Ворон скучает на каждом дубу.
31.01.02
Андекс*
Владимиру Шубину
В недальних верстах в затенённых местах
Растёт ежевика на цепких кустах
По склонам горы каменистым —
Как раз по плечу коммунистам.
И есть монастырь там, на этой горе,
И пиво баварят в том монастыре,
И пьют по огромным террасам
С капустой и жареным мясом.
А с этих террас необъятных видна —
Ещё необъятней и краше — страна,
Лесистей, озёрней, безбрежней —
А всё не обширнее прежней.
И я там была, ежевику рвала,
Убоину ела и пиво пила,
И в дальние дали без дела
С высокой террасы глядела.
А что до известных усов-бороды,
То в пиве содержится столько воды
(И я-то не так бородата),
Что смоет и память когда-то...
6.09.03
* Городок под Мюнхеном.
* * *
Покуривая в нежном холодке,
Разглядываю фрукты на лотке,
Меж тем как рядом бродят
человечки,
Которые топили нами печки.
И если, у судьбы на поводке,
Явилась я, как будто так и надо,
Сюда за пышной кистью винограда,
То, видимо, достойна пещи ада —
Не то что печки в ближнем городке.
16.01.02
* * *
Здешнее время цветенья акаций,
Близких вакаций и версификаций,
Время чесаться, чихать и сморкаться —
В воздухе нега, огонь и пыльца,
Время жестоких сенных лихорадок,
Время возвышенных дегенераток,
Ими же с понтом сожженных тетрадок,
Не пожелавших сгореть до конца.
Тают в лазури прозрачные тучки,
В вафельных корочках —
сладкие штучки,
Деньги задолго до первой получки,
Нежное сердце в стеснённой груди,
Тают мечты, имена и названья,
Жёлтый шампунь в остывающей ванне,
День, проведённый лежмя на диване, —
Будет и вечер: ужо погоди.
В кронах развешена лунная пакля,
Дрозд из кустов профанирует Тракля,
С жаром войдя в оформленье
спектакля,
Съел полгазона стригущий лишай.
В койках храпят благонравные боши,
Дрыхнет за облаком Феб-Аполлоша —
Хрен тебе жертвы от старой калоши,
Спи, моя радость, — и мне не мешай.
27.05.00
* * *
По пыльной дороге, едва ли прямой,
Плетётся на ослике путник домой,
Пусты его брюхо, сума и мехи,
Но он по пути сочиняет стихи.
У дома он вырастил розовый куст,
Но дом его тоже, как прочее, пуст,
Вернее, и дома-то, в сущности, нет,
Но может быть, есть — или будет — сонет.
Нет, он не Шекспир, не Петрарка, не Дант,
Но важно призвание, а не талант,
И чем его жизнь тяжелей и бедней,
Тем выше и царственней небо над ней.
Любимая лжёт или терпит едва? —
Ну что ж, тем прекраснее будут слова.
Да пусть уж судьба приберёт и осла —
Ведь беды — фундамент его ремесла.
29.01.02
Летейские воды
Это не смерть к нам приходит, пугая,
А начинается просто другая
Жизнь. Но сбывается: мы — это мы.
Там, за рекой, в залетейской долине,
В смутных и нежных пространствах
Беллини
Видятся гроты её и холмы.
Волны в борта ударяют неслышно,
И наполняются музыкой вышней
Сферы: Вивальди, а может быть, Бах.
Взысканы лаской нежданной Господней,
Так и уходим — в рубашке исподней,
С розовой пеной на бледных губах.
Так начинается новая эра,
И от Сан-Марко ведёт к Cimitero*
Длинная стрелка: тончайший изгиб.
И удаляются здешние метки:
Дворик в тени, черно-белые клетки,
Райские яблочки, пухлые детки —
Но, растворяясь, никто не погиб.
То ли мы к рощам причалим лицейским,
То ли к цветным куполам венецейским —
Но под знакомый и ласковый кров.
И уплывают в лазури густые
Лёгкой толпой облачка золотые —
Общие, видно, для многих миров.
26.05.01
* Кладбище (итал.).
* * *
Римляне-бритты стрижены-бриты,
Персы и русские — о бородах:
Пенятся вёсла, мелькают копыта,
Мчатся упряжки в полунощных льдах.
Дерзкие лоцманы цивилизаций,
На многотрудном и долгом пути
В скольких смертях вам пришлось подвизаться,
Чтобы доплыть, дошагать, доползти!
Вот этот град, от забвенья спасённый, —
Тауэр, Форум, Европа в окне,
Вот Победитель, над ним вознесённый, —
Грозная бронза на гордом коне,
Он указует рукой отведённой:
Почта, “Макдоналдс”, стоянка такси —
То ли Калигула, то ли Будённый,
То ли всея Самодержец Руси...
29.09.03
* * *
В тридевятое время в тридесятой стране
В напряжённой динамиками тишине
Со стороны Исторического музея
Направляется Маршал на белом коне —
И свидетели млеют, глазея...
В тридесятой округе, в тридевятом вчера
На последнем пределе молчат рупора,
Накопившие тысячи глоток “ура”...
...в направлении Мавзолея...
Отпускает шара в небеса детвора,
И трепещет пространство, алея,
И глазеют свидетели, млея...
— Товарищ Верховный
главнокомандующий!!!
— А вы говорите о демокра...
Видите, сударь, электорат
Предпочтёт военный парад...
А когда по торцовейшей мостовой
Грянет марш образцовейший духовой
Сводный оркестр
Московского гарнизона —
Возражать вообще нерезонно...
29.01.04
Дунайские волны
А в саду городском, а в саду городском,
Там дорожки посыпаны белым песком,
Небеса источают полуденный зной
И деревья качает дунайской волной,
Золотые тромбоны на солнце блестят,
И мальчишки вдогонку влюблённым свистят,
А сумевшие скрыться под сень колоннад
Из бумажных стаканчиков пьют лимонад.
И пока там обеты дают на века,
И пока там конфеты жуют из кулька,
Их уносит не видимой ими судьбой
За не виденный ими Дунай голубой,
И пока там сгущаются тени, в саду,
Их заносит забвеньем, как тиной в пруду,
И хоронят, хоронят, хоронят живых
Под далёкое эхо музык полковых...
15.12.03
Мюнхен